В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Наша служба и опасна, и трудна

Трижды Генеральный прокурор Украины Святослав ПИСКУН: «Бабушка моя целительницей и гадалкой была, 96 лет прожила... Ее дар и мне передался — если прокляну, человек умрет, рак на начальной стадии вижу... Уезжая из Украины в октябре 12-го года, я сказал: «Весной революция будет, и Януковича, как Муссолини, вниз головой повесят»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 25 Сентября, 2014 00:00
Часть III
Дмитрий ГОРДОН
(Продолжение. Начало в № 36 , 37 )
 
«ЕСЛИ БЫ БУДУЩИЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ НАЦБАНКА НА ТРИБУНУ ВЫШЛА И ЗАЯВИЛА: «ЗНАЕТЕ, Я СОБИРАЮСЬ УКРАСТЬ 100 МИЛЛИОНОВ И СВАЛИТЬ В ЛОНДОН», ЕЕ ВСЕ РАВНО УТВЕРДИЛИ БЫ?»
 
— Что, как вы считаете, в ближайшее время с Украиной будет?
 
— Ее надо строить, с нуля создавать — есть ведь люди, которые на территории под названием Украина живут, а государства такого нет. Экономика, закон, правоохранительная система, банки разбалансированы, парламент даже называться так не достоин, а то, что с недавними назначениями произошло, — это вообще...
 
Не знаю, как можно было за претендентов на должность, например, председателя Нацбанка, министра иностранных дел, Генерального прокурора проголосовать, не послушав перед этим, что они гражданам Украины хотят сказать? А если бы будущий председатель Нацбанка на трибуну вышла и заявила: «Знаете, я собираюсь 100 миллионов украсть и в Лондон свалить», ее все равно утвердили бы?
 
— Еще больше голосов получила бы...
 
— Хорошо, что она — умная женщина, и Ярема молодец, и Климкин... Уже после того, как их назначили, они на трибуну вышли и плюнули этому парламенту, куда надо, дескать, вы идиоты, но мы умные люди и заявляем вам, что будем на народ Украины работать, закон соблюдать и страну поднять постараемся, но эти слова должны были все услышать до того, как Верховная Рада голосует.
 
— Как вы считаете, Партию регионов и коммунистическую запрещать, как сейчас многие требуют, нужно?
 
— Слушайте, я не могу понять, почему на телевизионных ток-шоу обсуждать перестали, что Партия регионов для народа сделала? Хорошего ничего — только плохое, правильно?
 
— Не то слово: плохого столько...
 
— ...что хорошего не видно, и сегодня мы можем признать: они были скверной партией власти, да? Это все в один голос твердят, а я как обыватель спросить могу: если они такие, почему за гнусные дела вы их не судите? Если кого-то плохим называют, это еще не значит, что он такой и есть, — утверждение должно быть как-то подтверждено. Например: они были плохие, потому что мы у них 20 миллиардов на счетах в Лихтенштейне нашли, — эти деньги такому-то, такому-то принадлежат, и вот он, сволочь, на скамье подсудимых за решеткой сидит, и тогда донецкий шахтер воскликнет: «О, блин, смотри! Вот почему я в три смены на карачках уголь долбаю и недоедаю при этом — потому что этот мерзавец, который уговорил меня за него голосовать и руки мне тут целовал, вором оказался и в тюряге теперь сидит, зек!» — понимаете?
Святослав Михайлович с дочерью Татьяной, супругой Светланой Севастьяновной и сыном Святославом
— Ну, донецкие шахтеры любят за зеков голосовать — им к этому не привыкать...
 
— Нет, тут другое совсем — их обманули: тот же Кучма распространения информации о том, что Янукович судим, не хотел — он это скрывал.
 
— Тем не менее тайное наружу потом выплыло, но все равно за зека голоса отдавали...
 
— Вы знаете, люди государственным мужам тогда верили, прессе. Им объяснили: человек за что-то сидел, но судимости погашены, да и давать задний ход было поздно. Ну как вам объяснить? Уже машина идеологическая под Януковича была раскручена — ее резко остановить нельзя.
 
— «Кошмар!» — думаю сейчас я...
 
— Конечно. Понимаете, чем выше рейтинг политика, который к власти приходит, тем больше полезных действий от него ожидают — вот Ющенко с очень высоким пришел, и все реального изменения ситуации ждали.
 
— Надо было умудриться этот рейтинг так растерять...
 
— И была же возможность его приумножить — он, увы, ею воспользоваться не сумел.
 
— А что с коммунистами делать? — я не о рядовых, одурманенных членах компартии, говорю...
 
— Я бы Коммунистическую партию не запрещал — да пусть себе хоть в черта верят, хоть в дъявола, и хотя повсюду в Европе коммунистическая идеология под запретом так же, как и фашистская, у нас очень много людей под этим знаменем умирали. Тяжело объяснить человеку, что его дед и отец, которые Родину защищали, в преступной организации состояли, — понимаете? — к тому же запретить коммунистов — какие-нибудь шовинисты появятся, те же лидеры перерегистрируются и ту же работу под другим названием продолжат вести — это будет лучше?
 
Я в партийном строительстве не разбираюсь — может, и нужно ком­пар­тию запретить, но должны быть весомые аргументы, надо доказательства антинародной, антиукраинской деятельности собрать.... Вообще, сплеча рубить не люблю — давайте ведущих специалистов в мире по политическим партиям соберем, решения каких-то судов европейских изучим. Ющенко, в принципе, правильным путем когда-то пошел — обсуждение процессов, которые к геноциду украинского народа привели, на публику вынес — помните?
 
— Конечно...
 
— Вот тогда, развивая эту тему, можно было против всей коммунистической идеологии ее раскрутить...
 
— ...роль партии в этой трагедии показать...
 
— Вот, молодец, Дима! — но опять же Ющенко процесс до конца не довел, на полпути остановился...
 
«УБИЙЦА — ОН И В АФРИКЕ УБИЙЦА: ЛИШИЛ ЧЕЛОВЕКА ЖИЗНИ — ИДИ В ТЮРЬМУ, И ЛЮДИ НА МАЙДАНЕ НЕ РАДИ ТОГО УМИРАЛИ, ЧТОБЫ ЛОЗИНСКИЙ ИЗ ТЮРЯГИ ВЫЛАЗИЛ»
 
— Не могу о двух резонансных делах последних лет вас не спросить, и первое — бывшего ректора Национального университета государственной налоговой службы Петра Мельника, обвиненного в получении взятки. Он же ваш кум, по-моему?
 
— Да, моего сына крестил.
 
— Ему, насколько я слышал, бывший министр доходов и сборов Александр Клименко угрожал лично...
 
— Уже после того, как он из-под домашнего ареста бежал, я где-то интервью давал, и меня спросили: «Говорят, вы с Мельником виделись?». Нет, ни в Америке, ни во Франции с ним не встречался — просто одну вещь знал. Когда я уже вне Украины был, он мне позвонил и сказал: «В мене великі неприємності — що робити?». — «А що таке, Петю?» — питаю. «Мене з посади ректора хочуть зняти — 24 години дали». «А з ким розмову ти мав?». — «Викликали Клименко і Клюєв (на тот момент секретарь СНБО. Д. Г.): або знімають мене, або гроші». Ну що мав я йому порадити? «А гроші у тебе є? Віддай!» — сказав. «Скільки вони просять, у мене немає — відповів він, — і стільки я не зберу». Я: «Ну, тоді тікай, бо вони тебе посадять», а він: «Може, минеться?». — «Петю, ти їх не знаєш...
 
— ...наивный...
 
— ...не минеться». — «Чому ти так думаєш?». — «Тому що позавчора я особисто в інтернеті про тебе статтю прочитав, де наприкінці написано: «Мельник — хабарник…
 
— ...і це тобі, Петю, сигнал...
 
— ...Він майно університета розкрав і бере хабарі, тому його треба до відпові­дальності притягнути». Якщо вже газета Клименка пише про тебе, що ти хабарник, ти їм будеш» — и, как сейчас выяснилось, один из потерпевших, который ему якобы 30 тысяч гривен взятки дал за поступление на факультет, где на 60 мест 30 заявлений было подано, — дважды уже судим.
 
— Нормально...
 
— То есть на подсосе у правоохранительных органов он находился, а у второго потерпевшего — 40 эпизодов мошенничества. Это два потерпевших-взяткодателя по делу Мельника-взяточника — конечно, милиционеры Клименко двух деятелей нашли, которые опять сесть боялись. Им дали задание, ладони тем же специальным составом (флюоресцентным карандашом), которым деньги метят, намазали, в нужный кабинет завели: ритуальный обмен рукопожатиями — и все, краска у Мельника на руках осталась. Ректору деньги в фонд на строительство стадиона дали, он взял их, в конверт положил, после чего люди зашли и его арестовали.
 
— Не послушался вас — треба було тікати...
 
— Я ему сразу сказал: «Петю, якщо вже вони написали в газеті, що тебе посадять, будеш сидіти» — могу это следователю под протокол повторить.
 
— Второе весьма резонансное дело — Виктора Лозинского — вы его, в прошлом народного депутата Украины, знае­те?
Бракосочетание со Светланой, 1982 год
 
— Нет, да и что его знать? Убийца — он и в Африке убийца: лишил человека жизни — иди в тюрьму: ну что тут непонятного?
 
— Ужасно, правда?
 
— Да вообще...
 
— И еще страшнее то, что недавно под шумок его взяли и выпустили...
 
— Ну, слава Богу, вовремя сориентировались, снова закрыли, но судьи, которые свободу ему дали, — смелые ребята. Они, знаете, как думали?
 
— Прокатит...
 
— Що «Батьківщина» до влади прийшла, а Лозинсь­кий зв’язки з нею має, ген­прокурор теж на свою посаду від владної коаліції призначений, тобто порозуміються... Розраховували, що ніхто питання це не підніме, але забули, что часи змінилися.
 
— Общество другое, конечно...
 
— Люди на Майдане не ради того умирали, чтобы Лозинский из тюряги вылазил — во имя других целей жизнями жертвовали.
 
— Под здание суда придут и прокурора и судью этого на вилы поднимут...
 
— И правильно сделают!
 
— Скажите, а честные суды и честные прокуроры в Украине возможны или же это фикция?
 
— Возможны, и знаете... В мои времена две вещи были, благодаря которым я мог гарантировать, что мой прокурор будет честным: во-первых, квартиру у меня два с половиной года (иногда год) он ждал и обязательно ее получал, а во-вторых, на кону у него карьерный рост был. Он знал: если служба внутренней безопасности один рапорт на него составит, никогда повышен в должности он не будет — у меня это правилом было.
 
— Класс!
 
— Как хочешь с ними договаривайся: задницу им целуй, деньги давай — они у тебя не возьмут, потому что сами под контролем, и если эти ребята бумагу на тебя прине­сут, доверия тебе уже не будет... На таких «подозрительных» у нас дела были заведены…
 
Ой, однажды мой заместитель стал народных депутатов в кабинете у себя принимать и договариваться с ними, что меня снимут, а он генпрокурором станет.
 
В среде сильных мира сего теннис по-прежнему один из самых популярных видов досуга
— Как фамилия его?
 
— Ну, не надо — один из моих заместителей.
 
— Просто забыли...
 
— Ну да, но он, дурачок, не знал, что все кабинеты заместителей службой безопасности нашей прослушивались. Я его пригласил и говорю: «Давай вместе послушаем, что ты говорил». — «Да я ничего...». Вопросов нет — запись включаю, и его разговор с депутатом идет: «Да вот Святослав Михайлович такой-сякой, зажимает, поступает неправильно — нужно то, се», а тот ему предлагает: «Ну так давай ему недоверие выразим, а ты вместо него Генеральным будешь. Ты готов?». — «Да». — «Считай, наша фракция тебя поддержит».
 
Сижу я, смотрю на него — вижу, краснеет, пот у него на лице выступил. Потом встал: «Разрешите рапорт написать?». — «Нет, — я ответил, — зачем? Пускай у меня эта запись лежит...
 
— ...а ты иди застрелись...
 
— ...а ты работай. Еще раз такое случится — я ее в интернет выло­жу: пусть вся Украина послушает, какой ты человек». Все! — он после этого так старался...
 
— В результате генпрокурором стал?
 
— Нет, но больше вопросов к нему не было, то есть вы понимаете, о чем я?
 
— Абсолютно...
 
— Карьерный рост, обеспечение жильем и контроль — это условия необходимые, и еще я старался, если муж и жена — выпускники юридических вузов, брать в прокуратуру обоих: они тогда так за свое место переживают...
 
— ...и друг за друга...
 
— Потому что семья: вот кто никогда взятку не возьмет, посколь­ку карьерный рост на кону и квартира. Всем прокурорам довольно быстро жилье я давал — очереди у меня не было, а сейчас даже не знаю, чем их заинтересовать: квартиры у всех есть.
 
«ПОРТНОВ И ЯНУКОВИЧ ФЕМИДЕ ГЛАЗА РАЗВЯЗАЛИ, И ТЕПЕРЬ В ОДНОЙ РУКЕ У НЕЕ ВЕСЫ, ЧТОБЫ ДЕНЬГИ ВЗВЕШИВАТЬ (НЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА!), А В ДРУГОЙ — МЕЧ, И ОНА УЖЕ ЧЕТКО ВИДИТ, КОГО ЭТИМ МЕЧОМ РУБИТЬ, А КОГО НЕ ТРОГАТЬ»
 
— В новой Украине борьба с коррупцией возможна?
 
— Что значит «возможна»? — необходима!
 
— Но люди-то не меняются...
 
— Меняются... Вот говорят, когда в старые времена вору на площади руки отрубали, много людей собиралось, и пока на казнь глазели, другие воры кошельки у зевак вытаскивали. Да, не без этого, потому что, пока человек на себе трамвай не почувствует, он, что вагон железный, не верит. Это психология обезьяны жадной — руку в горшок запускать, пока ее не поймают, и эту психологию надо ломать. Как? Есть только один способ — страх. Во-первых, наказание должно быть...
 
— ...неотвратимым...
 
— Да, потому что, если поймали и наказания нет, — следующий брать начинает. Он видит: «А, этого не посадили — значит и мне можно, он выскочил — значит, и я сумею». Такого не должно быть ни в коем случае: поймали — тюрьма, поймали — тюрьма, а во-вторых, профилактика необходима: нужно условия создать, при которых, например, прокурор и судья поступить иначе не могут, — зачем заставлять их думать о взятках?
 
Вот почему в Европе — анализировать это у нас никто не хочет — 300 лет прецедентное право развивают? Вы думаете, они идиоты? Это профилактика коррупции, потому что если судья по одному и тому же эпизоду разные решения выносит, это предметом обсуждения специального антикоррупционного органа становится: а что же тебя побудило решение изменить, почему оно не такое, как в прошлый раз было?
 
— Плюс достойные зарплаты, плюс социальный пакет...
 
— ...а также страховки, пенсии — все в комплексе должно быть, но прецедентное право и прозрачность решений судов — это профилактика коррупции.
 
— Начать у нас, убежден, с самого главного надо — с политической воли первого лица...
 
— Президента? Вот это неправильно, поскольку Президент сегодня в Украине особо ничего не решает. Я ни в коем случае не хочу Петра Алексеевича обидеть, которого очень уважаю, — он нормальный человек и, знаю, хочет много полезного для страны сделать. Дай ему Бог! — я помогать буду, но сегодня это не тот Президент, который семь лет назад был, — не потому, что Петр Алексеевич хуже, а потому что...
 
— ...полномочиями такими не обладает...
 
— ...у него рычаги другие. Даже если он завтра судебную систему поменять захочет или, допустим, закон о расстреле всех коррупционеров в течение 24 часов в подвале Службы безопасности Украины принять не сможет, но это я так, образно. У него один есть рычаг — Генеральный прокурор Украины, а что Портнов с Януковичем сделали для того, чтобы этот рычаг никогда не сработал? Уголовно-процессуальное законодательство изменили, понимая, что долго их режим не просуществует. Они же не идиоты...
 
— ...и чувствовали, что временщики...
 
— Да. Я когда-то с Портновым разговорился… Мы с ним на заседании Комитета Верховной Рады по вопросам верховенства права и правосудия встретились (вот точно книгу уже можно писать!). «Андрей, что ты делаешь? — я воскликнул. — Если закон о прокуратуре примут, который ты якобы с Венецианской комиссией согласовал (по кускам — они его целиком никогда и не видели! Д. Г.), прокуратура будет угроблена». Он в ответ: «А на хрена она нужна?». Я оторопел: «Как же?».
Портнов улыбнулся: «Это вам, прокурору, она необходима, а нам, адвокатам, ни к чему — чем хуже прокуратура работает, тем больше денег как адвокат, Михалыч, я заработаю», и тут я прозрел. Понял, наконец-то, с кем дело имею и какими «высокими» материями эти люди руководствуются — заработать, конкурента по процессу убрать, и убрали. Если раньше следователь либо возбуждал уголовное дело, либо в течение 10 дней в его возбуждении отказывал, потом два месяца следствие шло и дело в суд отправляли — точка, то зараз постанову про підозру виносять, рассмотрение которой может длиться годами.
 
— Успевай только носить...
 
— Кримінальні справи в едином реестре регистрируют, а что, реестра до этого не было? Тоже был, только просто реестром назывался, а не единым — это, вообще-то, новшество сумасшедшее. Мало того, если раньше четко права и обязанности всех участников процесса были выписаны, то теперь их следственный судья регулирует, который единолично решает, будет дело или же нет. Ну, судьи, вы знаете, как поступают.
 
— По справедливости...
 
— 50 на 50: по справедливости — то есть в пользу того, кто раньше зайдет. Отдали суду то, чего нельзя было ему давать, — право на стадии следствия решать, а ведь, по идее, судья должен быть беспристрастным — именно поэтому Фемида слепая. Портнов и Янукович знаете, что сделали? Фемиде глаза развязали, и теперь в одной руке у нее весы, чтобы деньги взвешивать (не доказательства!), а в другой — меч, и она уже четко видит, кого этим мечом рубить, а кого не трогать.
 
Раньше, когда материалы дела судья получал, только бумаги он видел, и в результате внутреннего убеждения, на основании собранных доказательств решение принимал: допустить к суду или не допустить, начать слушать или не начинать. С обвиняемым, с защитой, с прокурором служитель Фемиды в суде встречался и тогда уже объективно собранные всеми доказательства оценивал — теперь же, когда судья непосредственно сам или его коллега начинают еще и расследовать дело, ситуация в корне изменилась. Зачастую ведь это друзья, кумовья, родственники, которые десятки лет в одном суде работают, вместе 100 литров водки выпили, пол судебного заседания перецеловали, а потом один другому говорит: «Коля, ну какой приговор? Это же Степан, я это дело вел — он здесь ни при чем». Какой Коля уже после этого приговор вынесет?
 
— Ти що, сам не бачиш?
 
— Ты что, не чувствуешь, что Фемиде глаза развязали? — то есть это ошибка страшная.
 
«ПИШУ И КРАЕМ ГЛАЗА ВИЖУ, КАК ШЕВЕЛИТЬСЯ ТРУП НАЧИНАЕТ, А ПОТОМ СО СТОНОМ «А-А-А!» РУКУ ЗА ГОЛОВУ ОН ЗАКИНУЛ И… ПЕРЕВЕРНУЛСЯ»
 
— Вам книжки писать надо, причем художественные...
 
— Придет время!
 
— Знаю, что за годы работы в прокуратуре вы на себе много трупов перетаскали, — мертвецы ночами не снятся?
 
— Поначалу снились, конечно, — я впечатлительный да еще и мнительный. Вспоминаю, как еще молодым следователем на один труп криминальный приехал… Хата какая-то неубранная была: бутылки, стол со следами попойки, — а посреди комнаты убитый лежит, у него в спине нож торчит, полутьма... Милиция быстро по соседям опрос побежала делать: кто в этой хате пьяный был и что там происходило, лампу поставили, полусвет какой-то организовали, я объедки сдвинул и сел протокол осмотра места происшествия писать... Понятые курить в коридор вышли, никого нет, только я и труп — пишу и краем глаза вижу, как… шевелиться он начинает, — можете себе представить? У меня все похолодело внутри, а он со стоном «А-а-а!» руку поднял, за голову ее закинул и... перевернулся. Не знаю, почему в обморок я не упал — вот не знаю!
 
— Сколько вам лет было?
 
— Примерно 25. Вообще-то, перед тем, как тело, которое признаков жизни не подает, осматривать, следует убедиться, что это именно труп, но я-то думал, что уже судмедэксперт был (оказалось, его еще ждали), кроме того, видел, как начальник розыска там ходит, — вот и решил, что кто-то к убитому наклонился: сам это сделать брезговал да и боялся. Знаете, если его уже посмотрели и обратно перевернули, под ним могло что-то страшное быть — например, в животе тоже нож, а оказывается, никто еще к нему не прикасался.
 
— Сам перевернулся... Спасли мужика?
 
— Да, операцию сделали, все обошлось — товарищ нож ему всунул, но, слава Богу, неглубоко.
 
— Страшные, развороченные трупы вы тоже видели?
 
— Очень страшные видел, очень — тот же Скнилов запомнился мне надолго...
 
— Вы и там были?
 
— Да — я же командующего Военно-воз­душными силами генерал-полковника Стрельникова арестовал.
 
— Жуткая история! — во время трагического авиашоу летчик, фигуры высшего пилотажа выполняя, не справился с управлением и самолет прямо на зрителей упал…
 
— Мертвые дети — это страшно: лето, жара, запах крови... Я этого никогда не забуду!
 
— Знаю, что ваша бабушка целительницей и гадалкой была и 96 лет прожила...
 
— Все точно.
 
— Вам она что-то предсказывала?
 
— Обещала, что большим человеком стану, — когда отец ругал, говорила: «Не трогайте Славика — он большим человеком еще будет».
 
— В одном из интервью вы утверждали: «Ее дар и мне передался — если прокляну, человек умрет, рак на начальной стадии вижу». Кого-то уже проклинали?
 
— Нет — не хочу, чтобы умирал кто-то, а по поводу рака... Десятки свидетельниц есть, которые рассказать могут, как сообщал их мужьям о том, что у них рак, — они шли к врачам, и мои слова подтверждались: эта способность у меня от бабушки.
 
— Какие-то моменты прозрения у вас бывали?
 
— Вы знаете, что, уезжая из Украины в октябре 12-го года, я о бывшем Президенте сказал? «Если он не прекратит то, что делает, весной революция будет и Януковича, как Муссолини, вниз головой повесят». Так и сказал — десятки людей это слышали.
 
— Насчет «повесить» прогноз еще не отменяется?
 
— Пока не знаю.
 
«МОРПЕХ УВИДЕЛ МЕНЯ И В ШЕЮ ВЦЕПИЛСЯ: МИНУТ СЕМЬ (НО МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ ТОГДА — ЦЕЛУЮ ВЕЧНОСТЬ) МЫ, ТРИ МУЖИКА, ЭТОГО ТИПА ПОЛОЖИТЬ НЕ МОГЛИ»
 
— Наверняка ваши уникальные способности проявлялись и раньше — может, во время допросов картину преступления вдруг видели?
 
— Конечно, чтобы следователем работать, очень большое воображение надо иметь: ты же на месте происшествия не был, правда? — а нужно картину происходящего со слов либо свидетеля, либо обвиняемого представить.
 
— И психологом, видимо, быть необходимо?
 
— Без этого никак, потому что есть люди, которые очень боятся, когда на них кричат, и сразу правду выкладывают, а есть другие — они, наоборот, любят, когда с ними очень вежливо разговаривают, и только тогда темнить перестают, есть такие, которые испугаться могут, и такие, которые могут тебя испугать. Вот у меня случай с убийцей был — я его психическое состояние пропустил, не понял, что он ненормальный. Молодой парень, высокий, красивый, в морской пехоте на Дальнем Востоке служил… Там цунами было, деревню затопило, а когда вода отошла, их, молодых солдат, трупы послали вытаскивать...
С Дмитрием Гордоном. «Украину надо строить, с нуля создавать... Справедливости мы не просто хотим — иначе уже не выйдет»
 
— Все, поехал...
 
— ...да, с ума сошел, но никто этого не знал, а он на водителя тепловоза учился и вдруг своего соседа по комнате зарезал — 36 ножевых ран нанес. Его привезли, нашли нож, в час ночи к допросу я приступил и стал на него наезжать, мол, все доказательства налицо: нож, кровь, в комнате вместе жили, дверь изнутри закрыта. Он отпирается: «Никого я не убивал». — «Это же смешно, — говорю, — давай признавайся». Короче, я на него давлю, давлю, давлю, и вдруг свет гаснет — тогда веерные отключения начались, и я в темноте чувствую, надо мной рука машет.
 
— А никого больше нет?
 
— Кроме нас двоих, ни души — когда подозреваемого или обвиняемого допрашиваешь, камера снаружи закрыта. Ночь, в общем, в камере только следователь и обвиняемый, вся мебель прикручена, и кнопка есть — ты нажимаешь на нее, если опасность какая-то возникает…
 
— …а свет-то отключен...
 
— Вот! — я понимаю, короче, что он до меня дотянуться пытается, но ему стол мешает, и в сторону отскочил. В это время дверь открывается, два милиционера с керосиновой лампой «летучая мышь» забегают. Морпех увидел меня и в шею вцепился: минут семь (но мне тогда показалось тогда — целую вечность) мы, три мужика, этого типа положить не могли.
 
— Весело...
 
— Я его за руки держал: такой здоровый был — ужас! Психи — они все здоровые: оказалось, что у него прогрессирующая шизофрения, которую я прозевал, и это могло стоить мне жизни.
 
— Чем дело закончилось?
 
— Психбольницей пожизненной, и с тех пор я усвоил, что приступать к допросу подозреваемого, обвиняемого по убийству без освидетельствования врача ни в коем случае нельзя, то есть нормы, правила существуют, отступление от которых чревато: прокуроры это должны знать.
 
— Вы иконы с 20 лет собираете — коллекция у вас большая?
 
— Не маленькая.
 
— Суперценные экземпляры есть?
 
— Что-то не попадаются — кто-то раньше меня везде успевает.
 
— Виктор Андреевич Ющенко тоже иконописи ценитель — он несколько образцов мне показывал...
 
— Я две очень ценных иконы ему подарил.
 
— А он жемчужины вашей коллекции видел?
 
— Видел и все время просил подарить, но я не отдал.
 
— Я за прекрасную беседу вам благодарен — мне очень интересно было...
 
— Поверьте, мне тоже очень приятно хоть кому-то это рассказать.
 
— У меня только просьба: я знаю, что стихи вы писали...
 
— Когда это, Дима, было?
 
— Но стихи-то хорошие?
 
— Нет — были бы хорошие, здесь бы не прокурор сидел, а поэт.
 
— Хотел стихотворением эффектно закончить, но... Тогда просто спрошу: где вы сегодня себя видите и собираетесь ли в прокуратуру вернуться?
 
— Вы знаете, о чем я подумал? В Конституции написано, что Генеральная прокуратура и органы прокуратуры следствием не занимаются, а я бы хотел создать (по аналогии со Следственным управлением Налоговой службы, которое когда-то организовал, — оно до сих пор отлично работает!) Национальный следственный комитет, чтобы все следствие по коррупции первой, второй и третьей категории, резонансные дела туда у прокуратуры забрать и только естественную функцию ей оставить — надзор. Это требование Европы, это в Конституции у нас зафиксировано, и если бы Президент Порошенко этим занялся, мог бы помочь. Не может прокурор за следователем надзирать, если следователь с ним в одном кабинете сидит, — физически не может, результат будет необъективен.
 
— Ну а мы же хотим, чтобы было справедливо все и объективно...
 
— Не просто хотим — иначе уже не выйдет.
 
— Вот на этой высокой ноте, пожалуй, мы и закончим...


Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось