Трижды Генеральный прокурор Украины Святослав ПИСКУН: «Дебилы, вассалы, рабы! — им кажется, если Генерального прокурора в виде Цезаря они нарисуют, он их ценить, лелеять и продвигать по службе начнет, а я бы такого подчиненного на экспертизу в дурдом отправил. «Ты не психолог, — сказал бы ему, — шефа своего не изучил, характера моего не знаешь. Зачем меня в таком виде нарисовал, идиот?»

(Продолжение. Начало в № 36 )

«ВСЕХ РОДСТВЕННИКОВ ЮЛИИ ТИМОШЕНКО: И МУЖА ЕЕ, И СВАТА, — Я В ТУРЦИИ ВЫЛОВИЛ, САМОЛЕТОМ В НАРУЧНИКАХ ПРИВЕЗ И ПОСАДИЛ»

— Какие у вас с недавно избранным Президентом Украины Петром Порошенко отношения?

— Ровные. Украине, считаю, с Петром Алексеевичем повезло.

— А вот с его соперницей на президентских выборах Юлией Тимошенко отношения у вас довольно напряженные были — несколько раз, будучи Генеральным прокурором Украины, вы требовали от Верховной Рады согласия на лишение ее депутатской неприкосновенности, чтобы арестовать. Юлия Владимировна, позвольте спросить, законно сидела?

— Нет, незаконно — так это не делается.

— Срок тем не менее она должна была получить?

— Не знаю — я это дело не расследовал, но есть вещи, которые переступать нельзя, и называются они просто — уголовный процесс. Понимаете, даже если состав преступления есть, незаконно состряпанное дело к оправдательному приговору ведет, потому что процесс — это во­пло­ще­ние закона, существующего в на­шем сознании, в материальную, ося­зае­мую форму. Это тот воздух, который поз­во­ля­ет в умозрительные юридические фор­му­лы вдохнуть жизнь.

Нарушая ход процесса, вы закон убиваете, он не работает, поэтому следствие в том виде, в каком его Генеральная прокуратура Пшонки и Кузьмина проводила, — это преступление по отношению не только к Тимошенко, но и ко всему законодательству Ук­раины. Нижестоящие прокуроры смотрели ведь, какой беспредел в Генеральной прокуратуре происходит, и сами себе говорили: а какого фига я вообще-то с обвиняемым этим долбаюсь, если можно пойти, договориться с судьей и три года ему вклепать — а после этого срока или меня уже на должности не будет, или его в тюрьме. Такая вакханалия к правовому беспределу и нигилизму во всем государстве привела...

— ...а также к неверию в справедливость и судов, и прокуроров...

— Суд Генеральная прокуратура Украины угробила, потому что всеми правдами и неправдами судить заставляла. Покупали, пугали, угрожали, родственников сажали, судей через колено ломали — об этом все знали и, что самое страшное, никто не возмутился.

— По словам бывшего генпрокурора Пшонки, вы якобы признались ему, что Ющенко просил вас уголовные дела по Тимошенко закрыть, — это действительно так?

— Нет, Ющенко ни о чем меня не просил — он мне из Страсбурга позвонил и сказал: «У нас ситуация глупая. В понедельник я хочу в Москву с Тимошенко как с будущим премьер-министром лететь, но как это сделать могу, если на ней уголовное дело висит? Сколько оно уже лет расследуется?». — «Девять», — отвечаю. «А сколько человек там проходит?». — «12 — и они у меня уже все отсидели». Я же их всех, кроме Юли: и мужа ее, и свата, и родственников — в Турции выловил, из Антальи самолетом в наручниках привез и посадил.

— Страшный вы человек!..

— А я у правительства Турции согласие на экстрадицию получил...

— ...вдвойне страшный...

— Наверное, никто из генпрокуроров никогда уже его не получит, но мне верили: весь мир знал, что Пискун честный и сажать просто так не будет: значит, основания есть. Потом этих людей выпускать стали. Почему? Да потому что показания, которые были записаны, и документы, факты, материалы того расследования, которое в течение девяти лет — с 1996 года по 2005-й — велось, не срастались. Генпрокуратура во главе с Потебенько и Обиходом пять тысяч (!) томов уголовного дела составила, и когда я в бывшую Ленинскую комнату там зашел, остолбенел: помещение полностью было забито — снизу доверху лежали дела.

— Ленина было не видно...

— Сталина не видно — не то что Ленина: музей! «Что это?» — я спросил, а мне ответили: «Дело Лазаренко — Тимошенко». — «И вы его в суд направить хотите? Кто ж это будет читать?». Вызвал специалистов и попросил: «Посчитайте мне, сколько времени 12 обвиняемым понадобится, чтобы с материалами уголовного дела ознакомиться», а согласно закону каждому из них сделать это необходимо, и на чтение одного тома месяц отводится. Мне цифру назвали: чуть ли не 800 лет.

Я озадачен был: «Что же делать?». Руководителя одного учебного юридического заведения попросил 100 студентов на практику мне прислать, и они месяц дело перешивали: мы эпизоды выбирали, по которым еще что-то добыть можно, а надуманные, придуманные, те, что вообще никуда не лезли, в сторону просто откладывали — о них никто никогда не вспоминал и уже не вспомнит. Об этом Кучме я доложил: «Вы знаете вообще, что происходит? — спросил. — Дела нет — есть несколько десятков тонн макулатуры», и вот когда все это мы перебрали, пересортировали, 300 или 200 томов сделали, только тогда уже на предъявление обвинений, задержание родственников Тимошенко и аресты пошли, но сделать уже ничего нельзя было, потому что время ушло, половина свидетелей поумирала, а другая половина за девять лет следствия куда-то уехала. Это был настоящий кошмар!

«НА ПРОТЯЖЕНИИ 12 ЛЕТ Я ЗАНИМАЛСЯ ТИМОШЕНКО ПОЧТИ ЕЖЕДНЕВНО — ДУМАЮ, САМА ЮЛИЯ ВЛАДИМИРОВНА ЗНАЕТ О СЕБЕ МЕНЬШЕ, ЧЕМ Я»

— Исходя из того, что о Юлии Владимировне вам известно, вы склонны преступницей или честным человеком ее считать?

С Юлией Тимошенко. «В том, что у нее есть друзья, я сомневаюсь — по-моему, только попутчики. Может, это и хорошо — ничем себя не отягощаешь, а может, и плохо — никто плечо тебе не подставит»

— Говорить о Тимошенко можно долго, обстоятельно, нудно, потому что на протяжении 12 лет я занимался ею почти ежедневно — думаю, сама Юлия Владимировна знает о себе меньше, чем я. Почему? Потому что мнение о ней других людей мне известно — ей же они этого не говорили, а мне — пожалуйста. Она сложный человек — и по характеру, и по отношениям с окружающими, и вообще, в том, что у нее есть друзья, я сомневаюсь — по-моему, только попутчики. Может, это и хорошо — ничем себя не отягощаешь, а может, и плохо — никто плечо тебе не подставит, и то, что с ней в этом году произошло...

— ...закономерно, да?..

— ...это результат ее отношения к своим товарищам по партии и попутчикам, которые рядом с ней шли. Они просто устали работать на нее безрезультатно и абсолютно без всякой благодарности: словесной я имею в виду — не финансовой.

— Генеральная прокуратура, возглавляемая Пшонкой, пыталась в том числе доказать, что к убийству Щербаня Тимошенко причастна, ну а вам известно, кто его заказал?

— Тогда я это не расследовал — единственное, что помню: мои прокуроры в Луганске обвинение в отношении банды, которая Евгения Щербаня и Вадима Гетьмана убила, поддерживали, и они мне докладывали, что члены той банды к такой-то, такой-то и такой-то мере наказания приговорены. Я прокурора выделял, свидетелей обеспечивал — этим делом как бы уже на стадии рассмотрения в суде занимался, но информации, что Тимошенко к убийству Щербаня как-то причастна, никогда не было — никогда! Если бы где-то хоть намек просочился, уж поверьте мне, я тогда так Тимошенко «любил» и так плотно ею занимался, что этого бы не пропустил.

— Павел Иванович Лазаренко, которым также вы занимались, когда-нибудь в Украину вернется?

— Думаю, нет, потому что его санкция на арест здесь ждет. Не-не-не...

— Интересный он человек?

— А я с ним не знаком...

— Судя по вашей информации о нем, способный, неординарный?

— Я, если честно, думал, что он разумнее. Обычно премьер-министры умные — судя хотя-бы по сегодняшнему...

— Тем не менее до сих пор говорят, что такого сильного главы правительст­ва, как он, в Украине не было...

— Сильного — это в смысле, что он кулаком по столу бил и «Несите сюда бабки!» — кричал? Ну, действительно, но у нас и такого сильного Президента, как Янукович, не было, а чем он силен?

— Не только по столу мог ударить...

— Тем, что подчиненных по морде бил, да? — но это уже за гранью: давайте тогда всех подряд бить будем.

— Вы в свое время протеже Николая Яновича Азарова считались...

— На пленках Мельниченко записано, что, представляя меня Кучме, Азаров говорит: «Есть у меня один молодой хлопец, начальником следствия работает. Вот Генеральный прокурор был бы нормальный, потому что толковый и уголовные дела хорошо расследует — я рекомендую, а вы, Леонид Данилович, гляньте». Через два месяца меня Президент вызвал и Генеральным прокурором я стал.

— Интересно...

— В записях Мельниченко все это зафиксировано.

— По ним уже, по-моему, новейшую историю Украины изучать можно...

— Вот именно, то есть у меня с Николаем Яновичем нормальные деловые отношения были — можно сказать, когда-то даже хорошие, потому что он моим начальником был, а я — его подчиненным. Хочу заметить, что в 2002-2003 годах Азаров совсем не таким был, каким на посту премьер-министра мы его видели. Знаете, власть...

— ...портит?

— Раньше я тоже, Дима, так думал... Нет, все человеческое уничтожает...

— Где беглый премьер-министр сейчас и какое у него, на ваш взгляд, будущее?

— Где-где? (Смеется). В Караганде! Скорее всего, он в Калуге своей или в Москве — точно не знаю, а что его ждет? Ну, к финишу своей карьеры, своей жизни с таким багажом, как у Азарова, подойти...

— ...нищим?

— (Улыбается). Даже не в этом дело: он, может, и богат — я же не знаю, но ведь человек Николай Янович далеко не глупый и государственный.

— Да, очень умный, конечно, — из налоговой такого монстра в свое время сделал...

— Ну вот опять же сюжет жизненный: хороший мальчик, но в плохой компании оказался и ее влиянию поддался — тоже сел: так часто бывает. Когда неплохой парень в бандитское логово попадает, он вынужден по тем правилам играть, которые там приняты, — мало того, чувствуя, что его чужеродным считают, самым отъявленным злодеем становится, чтобы всем вокруг показать: я больший бандит, чем вы. Это его и сгубило...

«Я СВОБОДОЛЮБИВЫЙ И ОЧЕНЬ ЭГОИСТИЧНЫЙ, ЛЮБЛЮ, ЧТОБЫ ПОДЧИНЕННЫЕ СЛУШАЛИ МЕНЯ, СТОЯ НАВЫТЯЖКУ»

«Ринат Леонидович интересным собеседником мне показался, потому что у него своеобразный на все взгляд, не обыденный»

— В олигархической стране ее настоящие хозяева — люди из верхних строчек рейтинга Forbes, не могли не пытаться тесные отношения с Генеральным прокурором наладить. Наверняка, вы неоднократно с ними встречались, а что об украинских олигархах, о самых ярких из них, думаете? Например, с Ринатом Ахметовым часто общались?

— Иногда — мы же оба депутатами были, в Верховной Раде вместе работали. Встречался я с ним и в парламенте, и вне его — вообще, Ринат Леонидович интересным собеседником мне показался, потому что у него своеобразный на все взгляд, не обыденный — он по-другому немножко на мир смотрел, через коммерческую призму. Мне вот Ахметов говорил: «Я людям добра хочу, хочу, чтобы все были счастливы», и объяснял, как это видит: «Хочу страну капитализировать» — помните?

— Хорошие, между прочим, слова...

— Мне непонятно было, что это значит, а в его терминологии это означало людей богатыми сделать — я до этого, как видите, не додумался.

— Талантливый он?

— Ну, конечно, неординарный...

— Если с чиновниками сравнить, мас­штаб­нее?

— Мышление у него намного шире. Ахметов мыслит глобально, при этом мелочей, как я понял, не замечает — они по пути просто отпадут, то есть смотрит на перспективу...

— ...направление видит...

— Да, вот такой он (ладонью указывает вперед).

— Что об Игоре Коломойском вы скажете?

— С ним я тоже общался, но Игорь Вале­рьевич — тот другой: щепетильный очень.

— На мелочи внимание обращает...

— Он, наоборот, ничего не пропустит, у него мелочей нет — все под контролем должно быть. Вот все, и самое главное — это человек слова.

— Но и Ахметов человек слова...

— Да, но Коломойский больше. Почему? Мне известны случаи, когда, что-то пообещав, даже если это ему очень серьезный ущерб наносило, он все равно слово держал — невзирая ни на что...

— Учитывая ваши связи в американских спецслужбах...

— ...прокуратура — это не спецслужба!..

— Ну, в ФБР и так далее, хотел бы поинтересоваться: что с Дмитрием Фирташем произошло, почему Штаты его выдачи добиваются? Почему по запросу ФБР он в Австрии был арестован, а затем под залог в 125 миллионов евро выпускают, почему покидать Вену ему запретили?

— Ну, американцы объяснили, что намерены привлечь его к ответственности за взятку индийским политикам (18,5 миллиона долларов были якобы выплачены за лицензию на разработку месторождений в Индии. — Д. Г.)

— Мы тем не менее понимаем: это лишь повод...

— Мы понимаем... Причина, думаю, позже проявится — они, западные спецслужбы и их следствие, очень долго запрягают...

— ...но если уж начинают, то рано или поздно...

— ...дело доведут до конца: оно может годами идти, но, раз уж взялись, докрутят.

— И что, в Украину вернуться Дмитрий Васильевич не сможет?

— Все от того будет зависеть, чем эта история закончится. Если в его пользу, конечно же, он вернется, если же нет...

— Варианты, иными словами, возможны?

— Да, совершенно верно.

— Теперь — о вашем преемнике на посту Генерального прокурора Украины Викторе Пшонке: какие у вас с ним отношения были — такими же сложными, как этот

«Говорить о Тимошенко можно долго, обстоятельно, нудно... Она сложный человек — и по характеру, и по отношениям с окружающими...»

вопрос?

— Вы знаете, поначалу — сугубо деловыми, нормальными: я, например, с какой-то мелкой просьбой к нему пришел — слово за человека замолвить, чтоб не выгнали.

— Это когда уже Генпрокурором он стал?

— Да, а вас период до того интересует? Тогда никаких отношений с Пшонкой у меня не было — как и с другими прокурорами областей. Никто из них не может сказать вам: нас с Пискуном какие-то отношения связывали — не потому, что я, идиот, ни с кем не общаюсь...

— ... а потому, что вы умный...

— Просто с подчиненными дела иметь не привык, потому что это...

— ...плохо заканчивается...

— ...к зависимости приводит, а я свободолюбивый и очень эгоистичный, люблю, чтобы подчиненные слушали меня, стоя навытяжку, а если он что-то дал, то уже и расслабиться в моем присутствии может, и присесть. Именно для того, чтобы у него даже мыслей об этом не было, чтобы не смел руку мне протянуть прежде, чем ему я подам, не хотел иметь с ним никаких дел.

— Класс!

— Может, это неправильно, но позиция у меня такая, поэтому с Пшонкой, хотя он у меня прокурором Донецкой области был, виделся дважды: один раз на коллегии его пропесочил и с должности снял, и второй раз, когда благодаря заступничеству Януковича и Васильева он в свое кресло вернулся и приехал с днем рождения меня поздравлять, икону мне подарил.

— ХVI века, небось?

— Нет, современную...

— ...со своим изображением...

— Старинную зажал — видно, денег на меня пожалел (смеется). Нет, он просто знал, что я этого не люблю, — дорогой подарок...

— ...обязывает...

— Да. Хотел бы, конечно, чтобы подороже мне что-нибудь преподносили, но очень боялся, что где-нибудь это сфотографируют, а поскольку на острие журналистских расследований тогда был, репутацию свою тщательно оберегал. Поэтому сразу сказал: никаких дорогих подарков, и он современную икону привез — красивую: серебряная чеканка с эмалью, «Двенадцать праздников» называется. Память у меня хорошая, особенно на подарки (смеется) — эта икона до сих пор у меня хранится.

«НИЧЕМ, КРОМЕ ЮЛИ, ПШОНКА НЕ ЗАНИМАЛСЯ»

— Когда Генпрокурором он стал, вы к нему заходили?

— Один раз.

— Принял нормально?

— Я ему тоже икону подарил, как он мне когда-то, — с назначением поздравил. По-моему, Николая Чудотворца купил, причем в хорошем магазине, старую. Не ХVI век, конечно, но ХIХ-й: недорого, однако икона хорошая, из коллекции Дома Якубовских. Я помню, потому что она мне очень понравилась — себе такую же потом приобрел: одну ему, другую себе.

— Это единственное, что у вас общего, я так понимаю?

— Ну да, кстати, Якубовские — это такой...

— ...бренд был...

— Да, вы эту семью знаете? Их дед самую большую коллекцию икон в мире собрал — около двух тысяч. Этот Якубовский ростовщиком или еще кем-то был, у него деньги водились — вот он и покупал то, что ему нравилось. Иконы очень своеобразные все, старинные — его внуки вот уже 10 лет продают их...

— ...и все продать не могут...

— Это на самом деле сложно, потому что коллекция хоть и недорогая, но очень ценная. Короче, пришел я к Пшонке за сотрудника просить, которого он хотел выгнать, подарок вручил, мы поговорили, и он человека не тронул. Не убрал, но и не продвинул, на прежней должности оставил — и на том спасибо. Потом в связи с делом Тимошенко мной заниматься они начали, и мне об этом следователи сказали: «Святослав Михайлович, пожалуйста, куда-нибудь уезжайте, потому что команда за вами смотреть поступила».

— Замечательно: вы член Партии регионов...

— ...не партии — фракции в парламенте...

— ...и ваши же коллеги...

— Им во что бы то ни стало нужно было второй приговор Тимошенко в Харькове слепить, они хотели, чтобы я показания дал, будто незаконно дело по ней закрыл, и тогда все — сразу бы приговор вынесли...

— ...и вам заодно...

— Конечно, я же тогда соучастник преступления.

— Дом Пшонки вы видели?

— По телевизору.

— Обстановка вас поразила?

— Только безвкусицей разве что, к тому же не все то золото, что блестит. Это, по-моему, дешевая краска китайская, которой все подряд красят, а что портретов его касается... Ну хочется человеку себя увековечить, хотя, думаю, это не он все заказывал. Скорее, подчиненные расстарались: они — дебилы, вассалы, рабы! — придумали это, чтобы перед ним лишний раз прогнуться, им кажется, если Генерального прокурора в виде Цезаря они нарисуют, он их ценить, лелеять и продвигать по службе начнет. Может, у них так и было — я же не знаю, но если бы мне подчиненный такой подарок принес, я бы его на экспертизу в дурдом отправил. Сказал бы: «Ты прокурором работать не можешь. Почему? Потому что не психолог: шефа своего не изучил, характера моего, привязанностей моих не знаешь»...

— ...и в морду ему!..

— «Как можешь ты убийцу допросить и расколоть, если в тонкостях человеческой психики не разбираешься, зачем меня в таком виде нарисовал, идиот?» — вот такой бы у нас разговор состоялся (смеется). Ну, Пшонка, видно, так глубоко не пахал — некогда было.

— Столько дел навалилось...

— Да какие у него были дела? — он же ничем, кроме Юли, не занимался. Вся Генеральная прокуратура исключительно на Юрии Луценко и Юлии Тимошенко сосредоточилась — я в шоке был, когда на это смотрел. Сначала думал, что играют они, то есть этот цирк прокурорский для того устраивают, чтобы ее напугать, чтобы она из страны уехала, а они, оказывается, реально посадить Тимошенко решили — мало того, стали по телевидению на ток-шоу рассказывать, какое преступление она совершила.

— Этого делать нельзя?

— Согласно 18-й статье Хартии Ев­ро­пейс­ко­го союза об основных правах, заявление должностного лица по уголовному делу до суда давлением на суд является, иными словами, все, кто государственные посты занимают (я уже не говорю о генпрокуроре, о Президенте), публично оценивать деятельность обвиняемого либо подсудимого не имеют права. Кстати, спикер Турчинов тоже недавно на всю Верховную Раду кричал, дескать, Антимонопольный комитет покупку бронежилетов солдатам блокирует, и требовал от Ге­не­раль­но­го прокурора арестовать виновных немедленно, прямо сегодня. Какое арестовать? — сейчас негодяя-чиновника, который дейст­вительно разрешение на поставку не подписал, под стражу возьмут, а завтра в Европейский суд он пойдет...

— ...и выиграет...

— ...стенограмму заявления Турчинова покажет и благодаря эмоциональности спикера на свободе окажется. В юриспруденции эмоций быть не должно...

— …нужны холодная голова...

— ...чистые руки и горячее сердце!

Генеральный прокурор Украины Александр Медведько, снятый с должности Генпрокурора Святослав Пискун и будущий преемник Медведько Виктор Пшонка дают пресс-конференцию, 2007 год

«Я КУЗЬМИНА ВЫЗВАЛ И ПРЯМО СКАЗАЛ: «ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ, НЕ МОГУ НИЧЕГО С СОБОЙ СДЕЛАТЬ. ПИШИ РАПОРТ»

— Предположить, какое будущее Пшонку, Якименко, Захарченко и Клименко ожидает, вы можете?

— Месть людей, которых незаконно они посадили, — раз, обворовали — два и унизили — три, и месть государства, которое обокрали, — четыре.

— Они, на ваш взгляд, никогда сюда не вернутся?

— Эти нет, хотя все от Президента будет зависеть — если вдруг он к ним смягчится...

— ...глядишь...

— ...а вдруг? Я ведь в 2005-м тоже думал, что донецких больше у власти не будет, — мы с Ющенко так жестко за них взялись, что все они поразлетались, поуезжали. Никого не было, и мне Виктор Андреевич сказал: «Дивись, нікого нема — де ти їх подів?». Я руками развел: «Уехали». Боялись...

— Скучно Виктору Андреевичу без них стало...

— Как бы там ни было, уже через 10 месяцев смотрю: в Администрации Президента знакомые замелькали лица. Туда зашел, сюда — и вот уже в приемной Виктора Андреевича один сидит. Я подхожу, рядом сажусь, а он мне: «Как дела, Святослав Михайлович?». — «Спасибо, — говорю, — хорошо, а что?». — «А помните, как вы меня закрыть хотели?». — «Нет, не припоминаю, — озадаченно так отвечаю. — Я вас хотел закрыть?». — «Ну, мне сказали, что это ваша была идея». — «Но вы же на свободе», — говорю, а он: «Не благодаря вам — Президент разобрался». «О-о-о! — думаю. — Этот далеко пойдет, блин». И пошли...

— Какие отношения с Ренатом Кузьминым у вас были?

— Никаких: я его уволил, да и все — какие у меня могут быть с ним отношения?

— Он по каким-то профессиональным качествам своим вам не подошел?

— Просто когда в 2005 году я второй раз Генеральным прокурором стал, он прокурором Киева был, и мне наша служба безопасности, которую в прокуратуре соз­дал, принесла справку. Кстати, Пшонка эту службу почему-то разрушил — зачем? В прокуратуре служба безопасности должна быть, которая за ситуацией изнутри следит, ведь там те же прокуроры работают, только обиженные, которые хорошо знают, как и где их коллеги взятки берут...

— ...и на чем их поймать...

— Они у меня друг друга ловили, так вот, в справке было написано: Кузьмин и там засветился, и здесь, и еще где-то. Я его вызвал и прямо сказал: «Ты мне не нравишься». Он спросил: «Почему?». — «Вот не нравишься — и все, не могу ничего с собой сделать. Пиши рапорт».

— Хорошее объяснение, вообще-то...

— Ну, если бы справку ему показал, надо было бы уже поконкретнее объяснять — а вдруг он потребовал бы: «Докажите!», и что тогда — закрывать? А ведь еще нет ничего, поэтому расстаться я по-хорошему предложил. Он понял, рапорт написал и ушел — его в Киевскую область то ли третьим замом, то ли четвертым перевели.

«ЗА ДЕЛО ГОНГАДЗЕ МЕНЯ ГРОХНУТЬ ХОТЕЛИ — В ПОСОЛЬСТВЕ США СКРЫВАТЬСЯ ПРИШЛОСЬ»

— Это правда, что после первого увольнения с поста Генерального прокурора вы в посольстве Соединенных Штатов Америки скрывались?

— Да, мне жизнь там спасали, потому что за дело Гонгадзе грохнуть хотели.

— Грохнуть?

— Ну да — сотрудники американского посольства предупредили, что физическая опасность мне угрожает. Они ко мне прямо домой пришли: жену в известность поставили (ребенок тогда еще маленький был)...

— И что же, прямо в посольство забрали?

— Да, спрятали.

— И вы на территории посольства ночевали?

— Нет, я там день просидел — потом на определенную квартиру отправили.

— Долго это заточение продолжалось?

— Неделю. По телефону я всем рассказывал, что о деле Гонгадзе книгу уже написал, где все изложил, и в понедельник в Польше она выйдет, то есть давал заинтересованной стороне понять, что устранять меня уже нет никакого смысла.

— Американцы отбой вам потом дали?

— Да, успокоили: «Все нормально, угроза физического уничтожения снята». Они политическое убежище мне предлагали, в Америку звали уехать, потому что, видно, опасность была реальной. Все мне не рассказывали, но со мной офицеры безопасности очень серьезно работали, охраняли.

— До недавнего времени вы полтора года за границей скрывались...

— Путешествовал — так можно сказать.

— Та же история? Здесь находиться стало опасно?

— Ну вы же понимаете: если Янукович и Пшонка задачу поставили, чтобы я показания против Тимошенко дал, у меня в машине запросто могли килограмм наркотиков «найти», два пистолета...

— ...и визитку «Правого сектора»...

— Точно, или у моей жены что-то противозаконное в доме или в машине обнаружили  бы — при той судебной системе это было бы основанием для ареста. Ну, меня, пожалуй, не закрыли бы, но если бы тронули, не дай Бог, семью, я бы что хочешь им написал. Ребенку 10 лет — куда?

— Это правда, что Пшонка обещал поймать вас и посадить?

— Не знаю — мне ничего он не говорил, но люди предупредили: «Уезжайте, у нас команда есть вас отслеживать».

— На вашем счету столько дел резонансных — угрожали вам часто?

— Реально — дважды.

— Сердце в пятки уходило?

— Ну да, страшно было. Думать начинаешь, что до этого не дойдет, себя как бы утихомириваешь...

— ...но историю вспоминаешь...

— Не столько за себя в этом случае переживаешь, сколько за семью: дочку, жену, сына. Возле меня кто-то все-таки ходит: портфельчик несет, дверь передо мной открывает — я как Генеральный прокурор лицо охраняемое, меня еще надо достать, а они же беззащитны: как все, по улицам гуляют, в общественном транспорте ездят. Дочка в школе, сын в детском садике — я же все-таки не простым людям хвосты прижимал, а...

— ...далеко не простым...

— ...а такие что хочешь могут сделать, на все способны.

— Пока вы в стране полтора года отсутствовали, в газетах писать начали, что у вас вилла в Каннах есть, где, собственно, и живете...

— Ну пусть, если она есть, найдут и подарят — приму с удовольствием. У меня просто товарищ довольно обеспеченный есть, нескольких банков владелец — фамилия у него украинская, семья тоже, но этот человек в одной из стран Евросоюза живет, там и родился. Мы очень давно, уже лет 20, с ним дружим, и у него действительно в районе Канн (не в самих Каннах) жилье имеется. Постоянно он там не живет...

— ...и на постой вас пустил...

— Ну да, и я с удовольствием туда от­пра­вил­ся. Когда хозяин летом или на Новый год приезжал, мы, естественно, жилплощадь освобождали и путешест­во­ва­ли — в Турцию, в Дубай. Виза же тоже, как вы знаете, не вечная — куда могли, туда и съезжали...

— ...и думали, наверное, что еще очень долго путешествовать так придется, правда?

— Хочу, пользуясь случаем, низко поклониться людям, которые на Майдан вышли. До последней капли крови, до последнего дня жизни — прошу, не вырезайте это! — буду благодарен всем, кто этот неподъемный режим сдвинул, — мы им еще должное не воздали. Героем Украины у нас может какой-то хлебороб, руководитель колхоза стать, который просто намолотил, продал и денег заработал, — вы понимаете, о ком я говорю...

— ...абсолютно...

— ...а вот Небесной сотне звания Героев Украины посмертно не дают. Не понимаю, почему, — они жизни свои за нашу свободу отдали, и хотя сейчас от террорис­тов и сепаратистов мы отбиваемся, это уже война за независимость новой страны.

Поймите: Майдан не только режим сбросил, но и жизнь мне вернул. Меня вот недавно спросили: «Вы Генеральным прокурором хотите быть или нет?». Я сразу поинтересовался: «А чьи кандидатуры рассматриваются?». — «Скорее всего, Виталия Яремы», — ответили. Я обрадовался: «Во!» (большой палец показывает). — «А почему?». — «Да потому, что он на Майдане был, потому что должность эту под пулями и палками ментов выстрадал, которые митингующих по приказу Януковича разгоняли», хотя милиционеры тоже не очень виноваты — они под присягой, и судить надо тех, кто команду давал. Повторяю: человек, который бесстрашно с прошлым режимом боролся, это заслужил, и вообще, в первую очередь на эти должности тех выдвигать надо, кто людей возле себя организовывал и Майдан защищал, а какое у меня моральное право в Генеральные прокуроры лезть, даже если чего-то больше знаю? Ярема научится, и, если захочет, я ему помогу.

С Дмитрием Гордоном. «Хочу низко поклониться людям, которые на Майдан вышли. До последней капли крови, до последнего дня жизни буду благодарен всем, кто этот неподъемный режим сдвинул»

«ПУСТЬ ПУТИН В КИТАЙ ИДЕТ И РУССКИХ ТАМ ЗАЩИЩАЕТ — ПОСМОТРИМ, ЧЕМ ЭТО, БЛИН, ЗАКОНЧИТСЯ!»

— Почему, на ваш взгляд, Крым сдали? Бездарно, как по мне...

— Преступники!

— В этом, по вашему, кто виноват?

— Мне это неизвестно — пусть следствие разбирается, но в том, что Крым надо было защищать, сомнений у меня нет.

— Имея там столько войск...

— Вот не знаю я, кто команду «Не стрелять!» дал, хотя устав караульной службы прямо говорит: «Стреляй!»? Кто распорядился паромы не бомбить, когда их следовало разнести на части? — ни один солдат туда не попал бы... Кто дал команду не выводить в море все украинские корабли и не открывать по Черноморскому флоту, который стоит в Севастополе, огонь? Кто дал команду оружие и бронетехнику оставлять, на которой сегодня они приезжают и Донбасс мочат? Найдите мне этого человека и расстреляйте его — и вы знаете, что произойдет? Мировое сообщество скажет: «Послушайте, оказывается, Крым украинцы отдали, а он путем должностного преступления был отобран. Не потому, что за Россию там проголосовали, а потому что конкретные должностные лица, которые обязаны были государство свое защищать, этого не сделали.

— Вам не кажется, что аннексия Крыма и то, что на Донбассе сейчас происходит, — это история тотального предательства?

— На востоке страны ситуация сложная, но я вам скажу: никакого кризиса на Донбассе не было бы, если бы начали стрелять в Крыму, — никакого! России нужна была маленькая война, чтобы мы заявку в НАТО не подали, потому что, согласно уставу Северо­ат­лантического блока, страна, у которой территориальные претензии есть: не важно, наши к кому-то или чьи-то к нам, — заявку в НАТО подавать не может, пока их не урегулирует.

— Как та же Грузия...

— Да, а теперь территориальный спор у нас есть, войнушка в Крыму. Биться придется там долго, нудно, зато в НАТО мы не идем, натовские ракеты у нас не устанавливаются, и все тихо-спокойно. Это целью Путина было, но когда в Крым он залез, видит — никто не стреляет, не воюет: ему на блюдечке территорию размером c Бельгию, Македонию или две Черногории принесли, подарили...

— ...и какую территорию!..

— ...да еще с шельфом, и он сказал себе: «О, нормально, хохлы, тогда вперед, давай еще несколько областей возьмем, если вы, блин, такие». Ну, на востоке не получилось, но они же на нашем, оставленном в Крыму, оружии идут, и донбасские сепаратисты ожили. «Крым взяли, — говорят, — теперь за Донецком и Луганском очередь».

— Вам не кажется, что нужно уже три­буналы вводить?

— А я через Олега Ляшко проект закона о возвращении трибуналов подал — необходимость восстановить их в округах назрела давно, чтобы за военные преступления банду головорезов судить. Неужели вы думаете, что это судье в Киеве или в Харькове под силу, какой-нибудь девочке 25 лет, которая, что такое автомат, не знает? Это во-первых, а во-вторых, ей, наверняка, позвонят и скажут: «Только попробуй — мы горло тебе перережем или застрелим», — потому что у них же оружие. Поэтому судить трибунал должен — люди в погонах, которые в том, что такое военное преступление, разбираются и вынести справедливый жесткий приговор не боятся.

— Смотрю я на вас: мне кажется, вы сами на фронте хотели бы оказаться...

— Недавно туда летал, с ребятами пообщался. Ну, страшно — там гухкает, опасность повсюду подступает.

— О Путине вы иногда думаете?

— Ну, конечно — как-то он мне даже приснился.

— А наяву с ним общались?

— Нет, никогда, но он обо мне знает.

— Ну, о вас все знают...

— Мне его коллеги из КГБ рассказывали, что он обо мне говорил, — кстати, неплохо отзывался. Что я о Путине думаю? Слушайте, ну что от его имперских амбиций без Киева, без Печерской лавры, без киевского князя Юрия Долгорукого останется, о какой великой России может идти речь, если икона Божьей матери, которой крестили и венчали Владимира Крестителя, в Зимненском монастыре на Волыни находится?

Между прочим, если бы не это венчание, мы бы христианство не приняли, — после того как на сестре византийского императора женится, великий князь дал слово народ к православию привести. Накануне венчания он заболел, ослеп и даже не видел, с кем под венец идет, но во время обряда прозрел и жену-красавицу разглядел — это как еще один аргумент в пользу христианства было воспринято. Икону Владимир во Владимир-Волынский привез, где родился, — она до сих пор в Зимненском монастыре у матери игуменьи Стефании хранится, так что какая Москва — о чем вы говорите?

— Как вы думаете, Путин может реально дальше пойти, вплоть до Киева?

— Ну, я же не знаю, какая у него степень озабоченности в этом плане.

— Думаю, и ближайшие соратники не в курсе...

— Да никто! — сам он решает. Утром встал: «Ага, что там нового? У-у-у, гады, не позволю русских мучить» — и давай их «спасать». Кстати, в Харбине тоже много русских, которых обижают, — школ русских нет, государственный статус русскому языку не дают: эти китайцы просто издеваются — вот пусть в Китай идет и русских там защищает. Посмотрим, чем это, блин, закончится!

(Окончание в следующем номере)

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter