За деньгами и за запахом тайги

Юлия ПЯТЕЦКАЯ. «Бульвар Гордона» 1 Октября, 2010 00:00

По улице идет автобус,
В нем едет много человек.
У каждого - свои заботы,
Судьба у каждого - своя.

Появился с некоторых пор в постсоветском массовом кинематографе весьма специфический, хотя и востребованный жанр под названием «много человек». Обычно под него принято выделять много денег.

Вот инженер тире строитель.
Он строит для людей дома,
И в каждый дом, что им построен,
Души частицу он вложил.
А рядом с ним стоит рабочий.
Его глаза огнем горят.
Он выполнил четыре нормы,
А захотел бы - смог и шесть.

Ну и так далее. Тут что важно? Во-первых, чтобы человек было действительно много и они не перепутывались. Во-вторых, чтобы «судьба была у каждого своя», а в-третьих, чтобы при всех сюжетных хитросплетениях люди и судьбы постоянно находились рядом и не расползались по картине. Ну и главная отличительная жанровая черта - на протяжении довольно длительного времени умудриться не сказать про людей с их судьбами ничего содержательного, важного и, не дай Бог, полезного.

«УЖ МЫ ИХ ДАВИЛИ, ДАВИЛИ...»

В смысле бесполезности лирико-индустриальный блокбастер Алексея Учителя выдержан от и до, просто чистейшей прелести чистейший образец. Вместо героев - персонажи, вместо судеб - лаконичные (как у Иртеньева) внешние характеристики, вместо какой-нибудь увлекательной истории про любовь, дружбу и благородные подвиги - набор краеведческих слайдов «Мхи и лишайники родного края» и подробно иллюстрированная инструкция «Что делать, если вы случайно нашли в тайге паровоз».

Я так поняла, что если вы случайно нашли в тайге паровоз, не нужно проходить мимо. Потому что в этом паровозе можно встретить свою любовь. Ну это как минимум. Как максимум - можно перестать ходить в кино.

Контуженный сержант Игнат (Владимир Машков), разбив фашиста, в сентябре 1945-го приезжает в сибирский поселок Край. Почему он решил остановиться именно здесь, по ходу фильма так и не выяснилось, зато ясно, почему не поехал дальше, - дальше некуда. Край - последний населенный пункт, за ним - сплошное море тайги, и живут в этом таежном тупике лишь одинокие аборигены да вольнонаемные враги народа.

Как многие стойкие и малоразговорчивые мужчины, Игнат питает нежную душевную привязанность к мощной движущейся технике, и эту привязанность сумел пронести через всю войну. Людей ненавидит, паровозы не разлюбил. До войны у него был самый лучший в мире автономный локомотив «Иосиф Сталин», да и вообще все было. А потом он разогнался на «Сталине» до 163 км, тот сошел с рельсов, а Игнат получил дырку в голове.

Забегая вперед, хочется отметить, что дырку в голове Владимир Машков сыграл на пять с плюсом - где-то до середины фильма его контуженый герой выглядит братом-близнецом Полиграфа Полиграфыча Шарикова. Особенно когда, повстречав в таежной глуши прелестную Эльзу, пытается ее вначале пристрелить, потом утопить, а затем задушить: «Ты смотри, и сюда добрались! Уж мы их давили, давили...».

Фрау Эльза добралась до этих страшно живописных мест случайно - так же, как и выжила. Но гораздо больше поражает даже не чудо ее спасения, а то, как великолепно она сохранилась за четыре года в русской тайге. Когда Эльзу отмыли и постирали, Игнат бесповоротно в нее влюбился, в чем нет ничего удивительного. Немецкая актриса Аньорка Штрехель настолько хороша, что могла бы сыграть Джульетту в старом фильме Франко Дзеффирелли.

Я не знаю, о чем думали сценарист с режиссером, но лично у меня не хватило воображения предположить, как юная немка, окруженная со всех сторон врагами, столько времени прожила одна в сибирской чаще без крепкого мужского плеча, тепла и крова, валенок, шубы, шапки, хлеба, соли и сигарет, а только с ружьем и замшелым паровозом. Иногда закрадывается страшное подозрение, что режиссеры, мечтающие окупиться в прокате, даже «Робинзона Крузо» не читали.

«ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ОТДАВАТЬ СЕБЯ ЛЮДЯМ, ДАЖЕ ЕСЛИ ЕГО И БРАТЬ НЕ ХОТЯТ»

Самое обидное, что на визуальном уровне картина производит весьма сильное впечатление и - будем справедливы - снята мастерски. И реквизит тех лет аккуратно и честно подобран, и вода в реке холодная, и лес натурально густой, и баня горит на совесть (те, кто из нее выбегали, даже ожоги получили), и ключевая постельная сцена такая, что «Оскар» нужно давать немедленно. И самогон, как настоящий, и паровозы отличные - у одного дым из трубы белый, у другого - черный... Один сокол - Ленин, второй сокол - Сталин.

На самом деле, мне показалось, что в сценарии Александра Гоноровского присутствовала трезвая, увлекательная и даже трагическая тема, из которой вполне можно было раскрутить внятное, правда, гораздо менее дорогостоящее кино. Эту тему когда-то блестяще развил в «Москве - Петушках» Венедикт Ерофеев. «Человек не должен быть одинок. Человек должен отдавать себя людям, даже если его и брать не хотят. А если он все-таки одинок, он должен пройти по вагонам. Он должен найти людей и сказать им: «Вот. Я одинок. Я отдаю себя вам без остатка. (Потому что остаток только что допил). А вы - отдайте мне себя и, отдав, скажите: а куда мы едем? Из Москвы в Петушки или из Петушков в Москву?».

Почему все-таки большинство современных киномастеров упорно уклоняются от вопроса: а куда мы едем? Почему почти все масштабные зрелища создаются на материалах 1612 года, 1938-го, 1953-го, 1964-го? А сейчас куда едем? Из Москвы? Или из Петушков? А может, через Тироль в сторону Сорбонны?

«ОН ВЫПОЛНИЛ ЧЕТЫРЕ НОРМЫ, А ЗАХОТЕЛ БЫ - СМОГ И ШЕСТЬ»

По большому счету, основная претензия к массовым зрелищам - их упоительная бредовость, ненужность и пустопорожность. Своими «Звездными войнами», «Чужими против Хищников» и «Аватарами», в которых бредовость заложена спецификой жанра, российский кинематограф все еще не разродился, и, видимо, чтобы времени зря не терять, продолжает активно упражняться на многострадальной истории родного края. В этих бесконечных упражнениях постсоветские киношники могут уже составить конкуренцию постсоветским футболистам: «Есть такая профессия - Родину огорчать». Что ни проект про Родину - только руками развести, аршином общим не измерить.

Новый 12-миллионный проект про Родину, спродюсированный Константином Эрнстом, безусловно, делался под Владимира Машкова, судя по всему, уже окончательно призванного мировым кинематографом спасать мир. После съемок Алексей Учитель признался, что артист произвел на него очень сильное впечатление своей работоспособностью, - с подобной максимальной отдачей режиссеру еще сталкиваться не приходилось.

Владимир Львович действительно отложил на восемь съемочных месяцев все дела, полностью погрузившись в работу, и после съемок даже внешне изменился - то ли из образа еще не вышел, то ли просто устал. В общем, про отдачу спорить не буду. Есть такое дело. «Он выполнил четыре нормы, а захотел бы - смог и шесть».