Композитор, режиссер и актер Владимир НАЗАРОВ — руководителю центра радиохирургии в «Феофании»: «Если бы у меня не было результатов израильского обследования, я бы после вашего пошел вприпрыжку домой, а через год — умер!»

Народный артист России, композитор, режиссер и актер Владимир Назаров почти год живет и работает в Украине. Решение вернуться на родину (Назаров родился и вырос в городе Новомосковск Днепропетровской области) он принял в связи с открытым несогласием с политикой Кремля.

В декабре 2016 года Назаров получил украинское гражданство, стал профессором Киевского института музыки имени Глиэра, набрал труппу из его студентов и успешно ставит спектакли в различных театрах страны. Жизнь артиста вошла в привычное творческое русло, но о себе напомнила необходимость контролировать состояние здоровья.

«Профессор в немецкой клинике сказал, что жить мне полгода осталось»

— Владимир Васильевич, с какой проблемой вы обратились в больницу «Феофания»?

— С 2003 года я страдаю раком предстательной железы. В России онкологию распознать не смогли, но обнаружили гепатит (этот диагноз позже полностью опровергли немецкие врачи) и гипертонию, от чего и лечили в течение полутора лет. И тут совершенно случайно я прошел тест на определение уровня ПСА (онкомаркер, который выявляется с помощью анализа крови. Исследование проводится для диагностики и наблюдения за течением рака и аденомы простаты. — «ГОРДОН»). Показатели оказались повышенными. В России врачи не обратили на это особого внимания, сказали, что это ерунда, мол, зеленкой помажем — и все пройдет.

Тогда один из моих друзей посоветовал мне съездить в Германию — провериться на всякий случай. Я поехал в университетскую клинику в Мюнстере, что в 100 километрах от Дюссельдорфа. И там профессор Хертли (который знал несколько русских слов и ему казалось, что именно на этом языке он со мной и разговаривает) сообщил: «Ну что, хер Назаров, жить тебе осталось полгода». Потому что выяснилось, что у меня рак предстательной железы, причем в запущенном состоянии. Слава богу, его прогнозы не подтвердились. Он меня прооперировал и сказал, что ситуация намного лучше, чем ему казалось, метастазов нет и умру я когда-нибудь потом от чего-то другого. Хотя добавил, что именно те полтора года, что были упущены в России, создадут мне проб­лемы в будущем...

— ...вот так?

— Да. Позже, в 2006-м, мне сделали облучение, и до 2013 года (до разгрома моего театра, до столкновения с властями России, до моих выступлений против Путина и так далее) моя онкология дремала. Время от времени я сдавал анализ на определение уровня ПСА, показатели были около нуля, что является нормальным для человека, у которого нет предстательной железы. Но с 2013 года они начали расти. И в декабре 2016-го я съездил в Израиль и сделал ПЭТ-КТ (позитронно-эмиссионная компьютерная томография для диагностики онкозаболеваний, которая проводится с использованием радио­активного индикатора. — «ГОРДОН»). Это очень серьезное исследование, которое показало, что у меня метастазы в лимфоузлах. К тому времени я уже жил в Украине — 5 декабря 2016 года я получил украинское гражданство. Сейчас я решил пройти ПЭТ-КТ повторно, начал узнавать, где это можно сделать, и мне порекомендовали «Феофанию».

«Не предупреждать пациента о том, что обследование может дать неточные
результаты, — убийство»

— Вы обратились во Всеукраинский центр радиохирургии в «Феофании» потому, что эту диагностическую процедуру можно пройти только там?

— Нет, но мне посоветовали именно его. Сама клиника, конечно, шикарная, и на территории фонтаны бьют, птички чирикают — все замечательно. В центре радиохирургии мне сделали ПЭТ-КТ. Врачи, проводившие исследование, посмотрели на ее результаты и сказали: «Владимир Васильевич, мы вас поздравляем, метастазов у вас нет, вы здоровы, можете идти. Спасибо за удовольствие познакомиться с вами». Я ответил: «Друзья, я очень тронут и готов сходить за шампанским, но, знаете, один гвоздь в ботинке у меня все-таки присутствует — это результаты аналогичного обследования в израильской клинике, которые показали наличие метастазов в лимфоузлах».

— Вы говорили им об этом до процедуры?

— Конечно, даже диск дал, на котором это исследование записано, но они его не посмотрели, и никто даже не подумал сравнить результаты.

— Вот так?

— Да. Мне совершенно уверенно заявили, что все в порядке. И после того, как они все-таки сравнили свои результаты с израильскими и увидели, что в лимфоузлах метастазы есть, они замялись и сказали, что, наверное, нужно доверять предыдущему обследованию, потому что оно более качественное и точное. Я спросил: «А почему так? У вас аппарат старый?». — «Да нет, аппарат-то новый, у нас препарата нет, который используется в качестве контраста», — ответили врачи. Меня это, конечно, поразило. И они мне объяснили, что в Израиле ПЭТ-КТ делают с контрастом на основе радиоизотопа галлия, а у нас — радиационной глюкозы, которая может не показать имеющихся метастазов именно при моем диагнозе. И тут я говорю: «Стоп! Вы меня заверили в том, что я совершенно здоров, и подготовили выписку. Вы даже не засомневались, не порекомендовали провериться еще раз в какой-нибудь другой клинике!». Но самое страшное, что на этом контрасте они обследуют сотни людей, ничего не видят и, я думаю, не предупреждают, что результаты этого исследования могут быть неточными или вообще неверными.

— И что вам ответили?

— Я им сказал, что, ребята, давайте предположим, что на моем месте простой украинец, какой-нибудь фермер, у которого нет денег съездить в Израиль и сделать там ПЭТ-КТ с контрастом на основе галлия. И вот он приходит к вам, наскреб необходимую сумму (потому что у вас, извините, все это не бесплатно), вы проводите исследование, сообщаете, что он здоров, человек счастлив, возвращается домой, а через полгода он труп. Это просто убийство, я считаю. Самое настоящее убийство. Это все равно что Toyota выпустила бы полторы тысячи автомобилей, не установив на них тормоза, а потом, скромненько так, промолчала, мол, вдруг пронесет. Ну разобьется десяток человек, но остальные-то выживут. Вот это примерно то же самое.

Я был настолько возмущен, что пошел к руководителю этого центра — Ярославу Владимировичу Кметюку (он замечательный доктор, они там все энтузиасты). И он мне сказал, что у них в клинике действительно нет этого препарата. Я по наивности (я же музыкант все-таки) спросил о том, возможно ли его привезти, пусть даже за дополнительную плату, ведь он просто необходим для получения наиболее точных результатов. И тут он мне сказал, что галлий — это вещество, которое распадается в организме человека в течение часа, поэтому его просто невозможно транспортировать, а необходимо производить на мес­те. И добавил, что их центр уже обращался с этим вопросом в Государственное управление делами, но там ответили, что сначала нужно достроить соответствующий корпус и вообще денег нет. Тогда я поинтересовался ценой вопроса. Честно говоря, я ожидал услышать о сумме не менее чем 10 миллионов долларов, но оказалось, что не­обходимо примерно 200 тысяч долларов!..

— ...чтобы наладить производство это­го диагностического препарата в Ук­раине?

---

---

— Да, именно в этой клинике. Кроме того, в Украине есть опыт работы с радиационными материалами — она же не банановая республика, а довольно технологически развитая страна. Здесь можно изготавливать препараты на основе галлия, и Кметюк это подтвердил. Но им нужна лицензия и деньги, вот эти 200 тысяч долларов. Некоторые олигархи, мне кажется, на Мальдивах или в каком-нибудь казино за сутки прогуливают больше. Ладно, у власти, может быть, нет на это денег, но если Всеукраинский центр радиохирургии озабочен этим вопросом, почему же он не бьет во все колокола? Люди-то умирают! Они же их просто убивают, становятся соучастниками убийства! Я бы мог, конечно, разобраться в этой истории для себя лично, встряхнуться и пойти дальше, но подумал, что украинцев сейчас и так мало и нельзя допускать, чтобы люди умирали только потому, что кто-то не нашел 200 тысяч долларов для клиники.

Кстати, после этого я позвонил в другой медицинский центр (не буду его называть, просто не хочу), где тоже можно сделать ПЭТ-КТ. Там это обследование стоит 22 тысячи гривен, то есть в два раза больше, чем в «Феофании». Тогда я спросил, а какой препарат они используют в качестве контраста, есть ли у них галлий? Мой вопрос их удивил, но мне ответили, что, конечно, есть и что привозят они его из Израиля. Я сказал, что этого не может быть, что это просто вранье, и на том конце провода повесили трубку. Видите, в «Феофании», в центре радиохирургии, со мной, по крайней мере, честно поговорили, правда, если бы этот разговор состоялся до того, как провели исследование, вот тогда он был бы действительно честным. Я не знаю, что случилось с нашими медиками, но, по-моему, они забыли клятву Гиппократа!

Руководитель Всеукраинского центра радиохирургии КБ «Феофания» Ярослав Кметюк прокомментировал интернет-изданию «ГОРДОН» сложившуюся ситуацию, а также изложил свое видение решения проблемы. К беседе присоединился и Владимир Назаров.

«В Украине нет ни одного медицинского центра, который мог бы проводить
исследования в области узких онкологических проблем»

— Ярослав Владимирович, почему в Украине нет необходимого многим онкобольным диагностического препарата? И что нужно сделать для того, чтобы он появился?

Кметюк: — В Украине нет ни одного медицинского центра, который мог бы проводить исследования в области определенных узких онкологических проблем. В нашей клинике построено отделение диагнос­тики с собственным производством радио­фармпрепаратов, но в действительности изготовляется только один наиболее универсальный — фтордезоксиглюкоза. Он очень хорошо подходит для диагностики стадирования и рестадирования таких онкозаболеваний, как рак легких, кишечника, молочной железы. Но еще остаются такие узкие направления, как нейроэндокринные опухоли, рак простаты, головного мозга. И для того чтобы пройти по ним диагностику, пациентам приходится ехать за границу.

— Если пациент обращается к вам именно с таким узкоспециализированным вопросом, что вы ему рекомендуете?

Кметюк: — Если пациент приходит выяснить, например, нет ли у него рецидива опухоли головного мозга, мы можем ему предложить только магнитно-резонансную спектроскопию или МРТ с контрастом. Либо поехать в клинику, где проводят ПЭТ-КТ с метионином, необходимым для наиболее точной диагностики этого вида рака.

— То есть вы сразу предупреждаете пациента, что с этой проблемой ему стоит обратиться в другую клинику и лучше за границей?

— Только за границей, потому что в Ук­раине этого диагностического препарата нет. Даже ПЭТ с фтордезоксиглюкозой на сегодняшний день проводят только в трех клиниках Киева, включая нашу. Для первичной диагностики эта процедура не нужна, для этого проводится биопсия и МРТ, а ПЭТ используется уже на следующем этапе, когда необходимо точно определить стадию онкозаболевания, нет ли отдаленных метастазов, можно ли удалить опухоль и какое именно лечение следует назначать.

— И если пациент с раком головного мозга или простаты обращается к вам, чтобы сделать ПЭТ-КТ, то вы ему сразу же говорите, что в вашей клинике нет диагностического препарата для проведения этой процедуры?

Кметюк: — Мы объясняем, в чем специфика фтордезоксиглюкозы, но и говорим, что есть более подходящие препараты для диагностики стадирования рака простаты. Это галлий, которого в Украине нет.

— Почему? Ведь большинство онкобольных не могут позволить себе лечение за границей.

Кметюк: — Внедрение новых радиофармпрепаратов связано, во-первых, с материально-техническим обеспечением: это модуль синтеза, на котором, собственно, препарат и изготовляется, сам галлий — радиоактивный элемент, который необходимо откуда-то импортировать, потому что в Украине он не производится...

— ...это сложно сделать?

Кметюк: — Все это можно реализовать, но необходимы дополнительные средства.

— То есть деньги — это основная причина, по которой в Украине до сих пор нет столь необходимого многим пациентам диагностического препарата?

Кметюк: — Да. Но из всей системы у нас уже есть определенный комплекс элементов: сам сканер, на котором проводится диагностика, персонал, который умеет это делать, палаты для пациентов...

— ...но нет основного — того, на чем все это может работать...

Кметюк: — Да, радиофармпрепарата нет. И чтобы его внедрить, необходимы средства на оборудование, время на разработку документации, потому что галлий — это внутривенный инъекционный препарат и для того, чтобы его использовать (а это большая ответственность), нужно иметь соответствующие разрешения. У нас есть лицензия на применение таких препаратов, но в нее нужно вносить изменения, этим занимается Гослекинспекция. Это не является чем-то невозможным, все это реально сделать с теми знаниями, которыми мы обладаем.

---

---

— Почему тогда этого не происходит? Что мешает?

Кметюк: — Отсутствие средств на закупку недостающих для производства элементов...

— ...это слишком дорого?

Кметюк: — Само оборудование относительно недорогое, потому что основная его часть у нас есть, как я уже сказал. Средства для внедрения нового препарата — это деньги на закупку аппарата для синтезирования, генератора и собственно радиоактивного вещества. Галлий — это генераторный препарат, который нужно привозить из-за границы и уже на месте получать из него радиоактивные вещества. Плюс еще небольшая часть средств для закупки рецептора, необходимого в производстве данного диагностического радиофармпрепарата.

«Вопрос об оснащении лаборатории мы поднимали за последние четыре года
дважды»

Во время нашего разговора раздался телефонный звонок от больного (не киевлянина) с тем же диагнозом — рак простаты. Он спросил, примет ли Всеукраинский центр радиохирургии результаты его ПЭТ-КТ, сделанной по месту жительства, или нужно пройти процедуру повторно непосредственно в центре. Врач ответил, что результаты они примут, но поинтересовался, какими именно они оказались, было ли видно накопление радиофармпрепарата в лимфоузлах и если нет, то проходить это обследование еще раз, скорее всего, нет смысла.

— Это как раз то, о чем мы с вами говорим...

Кметюк: — Да, закон парных случаев, такое редко бывает. Правда, при высоких показателях опухолевого маркера может сработать и глюкоза. Позже перезвоню ему и расскажу про галлий, потому что речь идет о следующем этапе лечения — облучении.

Назаров: — Но мне никто об этом не рассказал до обследования!

Кметюк: — До обследования у нас?

Назаров: — Да, более того, ваши врачи радостно поздравили меня с тем, что у меня нигде нет метастазов. Вы же понимаете, что человека нужно предупреждать об отсутствии необходимого диагностического препарата. Ведь я рассчитывал на точные результаты исследования. А в одной из киевских клиник мне вообще сказали, что у них есть галлий.

Кметюк: — Да, интересная ситуация. Наверное, это делается для того, чтобы как-то затянуть к себе пациента, а дальше — по ситуации. В Украине галлия нет. Если бы он был в той клинике, о которой вы сказали, мы бы туда направляли своих пациентов, потому что их у нас очень много.

— И как вы поступаете с этими пациентами?

Кметюк: — Есть три методики — это КТ, ПЭТ-КТ и ПСМА ПЭТ-КТ с галлием. Последняя является наиболее специфической и чувствительной для диагностики стадирования рака простаты, потом — с фтордезоксиглюкозой...

— ...все-таки сколько стоит обо­рудование, чтобы наладить производство галлия здесь?

Кметюк: — Боюсь ошибиться, но на последней конференции по ядерной медицине, где я был, фирмы предлагали модули синтеза стоимостью в пределах 200 тысяч долларов.

— Вы обращались с этим воп­росом в государственные органы, в Минздрав?

Кметюк: — Наша клиника как струк­турное подразделение «Феофании» относится не к Минздраву, а к Государственному управлению делами, которое не располагает такими уж бюджетами. А учитывая все эти нападки на «Феофанию», которые происходят в последнее время по поводу того, что на клинику выделяются большие деньги... Не знаю, этот вопрос стоит на повестке дня, но, наверное, у них есть более важные задачи.

— Но что-то же вам отвечали? И сколько раз вы поднимали этот вопрос? Ведь речь идет о жизнях многих людей...

Кметюк: — (Задумался). Да, жизнь и здо­ровье — это, конечно, очень острая проб­лема. (Снова задумался). Наверное, дважды за последние четыре года мы эту проблему затрагивали, разговаривали о ней...

— ...дважды... И что вам ответили?

Кметюк: — Писем с ответами у нас нет...

— ...то есть официальных бумаг по этому вопросу у вас нет?

Кметюк: — Нет. На словах все согласны с тем, что это очень актуальная проблема, и заверяют, что, как только будет бюджет раз­вития, она обязательно разрешится. Но воз и ныне там.

«Феофания» уже стала именем нарицательным: хочешь жить — туда не ходи»

— Хорошо. Вернемся к частному случаю. Почему врачи вашей клиники не предупредили Владимира Назарова до проведения ПЭТ-КТ, что эта процедура может оказаться неинформативной, а значит, бесполезной при отсутствии диагностического препарата галлия?

Кметюк: — (Задумался). Очевидно, это общая ответственность и наших специалистов (я признаю, что они должны были об этом обязательно предупредить), и врача, который на это обследование направлял. Лично я предупреждаю всех. Возможно, этот момент упустили мои коллеги, пока меня не было. Но ПЭТ-КТ с фтордезоксиглюкозой не является неинформативной, это самая информативная диагностика из всех доступных в Украине.

Назаров: — Но мне с уверенностью сказали, что метастазов у меня нет. А ведь я по предыдущему обследованию, которое проходил в Израиле, знаю, что в лимфоузлах они есть. Я хотел сравнить, узнать динамику. И когда я напомнил об израильском обследовании, результаты которого я заранее предоставил на диске, врачи его посмотрели и сказали, что да, ему стоит доверять, потому что там его проводили с галлием. Конечно, меня это возмутило, потому что люди привыкли доверять врачам. Не каждый сам разбирается в своем заболевании. А лично к вам я пришел с желанием помочь, потому что вы как патриот своей профессии, тоже, наверное, хотите, чтобы в вашей клинике были необходимые препараты. Об этом нужно открыто и громко заявить.

Кметюк: — Да, в идеале можно было бы обратиться к каким-то фондам. МАГАТЭ, например, очень сильно помогает Украине. Если проблема настолько актуальна, есть и государственные программы...

— ...насчет актуальности проблемы: какая статистика больных раком предстательной железы сейчас в Украине?

Кметюк: — Точными статистическими данными я не владею, но много...

— ...приблизительно сколько в цифрах?

Кметюк: — Десятки тысяч. Но, например, за границей лечащий врач и врач-диагност коммуницируют друг с другом. И для пациента это прекрасный вариант. У нас же, поскольку сам больной оплачивает обследование, оно ему зачастую больше всех и нужно. Действительно, больной не всегда разбирается в тех процедурах, которые ему необходимо сделать. ПЭТ в Украине появилась не так давно — в 2011 году, и мы стараемся донести максимум информации до всех специалистов, которые могут ее назначать своим пациентам.

— Хорошо. Должен ли пациент оплачивать дорогостоящую процедуру (а в случае Владимира Назарова ее стоимость составила 11 тысяч гривен), учитывая, что она не показала заведомо имеющейся проблемы?

Кметюк: — Эти результаты все равно являются диагностической информацией для лечащего врача. Их можно сравнить с предыдущими. А учитывая, что стоимость обследования с глюкозой раз в пять ниже, чем с галлием, то это такой компромис­сный вариант для лечащего врача...

---

---

Назаров: — Я еще раз повторяю, что меня никто не предупредил, что процедура будет проводиться именно с глюкозой и какие при этом могут быть результаты. То есть я должен быть не только врачом-онкологом, но еще и специалистом в ядерной медицине?! А я музыкант, я не понимаю этих тонкостей. Это вы мне их объяснили после того, как я спросил. А если бы у меня не было результатов предыдущего обследования, я бы пошел вприпрыжку домой, а через год — умер! Так было бы?

Кметюк: — Слава богу, что рак простаты относится к медленно развивающимся заболеваниям...

Назаров: — ...но пациенты с большей охотой верят в хорошие новости, чем в плохие. Чисто психологически. Конечно, моя ситуация не самая драматичная, но таких, как я, думаю, достаточно много проходит через ваши руки. Вам нужно работать с вашим персоналом, чтобы, по крайней мере, пациент был информирован. Вот это была бы честная позиция.

Кметюк: — Без сомнения. С персоналом я поработаю и еще раз все им расскажу и объясню.

— Вы как руководитель центра знаете, что нужно сделать, чтобы в вашей клинике появилась первая в Украине лаборатория по производству диагностического препарата галлия?

Кметюк: — Тут, наверное, нужно объединять усилия. Существуют международные общественные организации по борьбе с раком простаты...

— ...что нужно сделать, чтобы в Ук­ра­ине появился этот препарат?

Кметюк: — В нашем регионе поставщики галлия — это в основном Германия и Россия. Это страны, в которых есть производство, мощные ядерные реакторы, циклотроны, где производятся эти радиоактивные вещества. Только что у меня возникла идея подготовить к сле­дующему Дню борьбы с раком простаты...

— ...и когда он будет?

Кметюк: — Месяца через четыре, мне кажется...

— ...ждать четыре месяца?! Скажите, вы знаете, куда нужно обратиться, чтобы были выделены средства на решение вопроса, от которого зависит жизнь очень многих людей?

Кметюк: — Я хотел сказать, что та сумма, о которой я говорил, была названа по памяти, на ходу, это то, что я услышал на конференции. Нужно актуализировать информацию, я не знаю, сколько сейчас это оборудование может стоить. Возможно, его освободили от налогообложения в Украине или, наоборот, увеличили размер пошлины...

— ...но это не космическая сумма?

Кметюк: — В любом случае нет. Это затраты на покупку оборудования, и, конечно, временные. Остальное у нас есть. Но, наверное, статья в ежедневном издании не обратит внимания на проблему. Возможно, все-таки стоит привязаться к соответствующим поводам, датам или событиям?..

— ...обратит.

Кметюк: — Тогда я свяжусь с профильными специалистами, которые занимаются проблемой рака простаты, мы подготовим более детальную информацию и попросим вас помочь в освещении этой проблемы.

Народный артист Украины, актер, сценарист и поэт Петр Мага, комментируя ситуацию, сложившуюся вокруг визита Владимира Назарова в КБ «Феофания», выразил свое отношение к данному медучреждению:

«Феофания» уже стала именем нарицательным. Что называется, хочешь жить — туда не ходи. Я народный артист и имею право обслуживаться в этой клинике, но не хочу, честно говоря. Извините, но если в «Феофании», государственной больнице высшего уровня, можно нарваться на смертельный случай, то что говорить о какой-нибудь сельской амбулатории? Виктора Шпортько там залечили до смерти, я был на его похоронах. Народный артист Иван Попович в связи с этим сказал, что, если бы хоть у кого-нибудь, кто работает в «Феофании», была бы совесть, они бы пришли и хоть что-то объяснили. Наш диктор Александр Сафонов, он же был красавцем двухметровым, а сейчас, бедный, даже не разговаривает, едва встает. Мы помогаем ему собрать средства на реабилитацию. Только «Феофания» остается в стороне, а ведь его состояние — результат их работы!».

 Виктория ДОБРОВОЛЬСКАЯ Интернет-издание «ГОРДОН»

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter