Министр культуры Украины Евгений НИЩУК: На девятый день после смерти жены сын меня обнял и сказал: «Ближе отца у меня никого нет»

«На Майдане люди боролись не за какую-то конкретную власть»

— Евгений, вы были «голосом двух революций», и после каждой вам предлагали место во власти: в 2007 году, через три года после «оранжевой революции», предложили пойти на досрочные выборы 205-м номером от блока «Наша Украина — Народная самооборона» (НУНС), а после Революции достоинства назначили министром культуры. Вам хотелось в политику?

— Такой цели и даже мысли о том, чтобы попасть в политику посредством революции, не было. И этому есть подтверждение. В первом случае, после «оранжевой революции», если бы я хотел, то сразу был бы в политике. На самом деле, то, что нашли в интернете про 205-й номер, не совсем соответствует действительности. Да, тогда была определенная волна «Народной самообороны», и мне предлагали 12-е место в списке, но после объединений я сказал, что отказываюсь идти в политику. Кандидат под таким номером в парламент не проходит.

На Евромайдан выходили студенты, люди разных профессий, и если кого-нибудь из них спросить, планировали ли они заработать какие-нибудь политические дивиденды, то ответ будет однозначный — конечно, нет! Более того, после штурмов, которые там происходили, когда я оставался практически один на сцене, для меня могло все закончиться гораздо печальнее.

После свержения режима Януковича, при формировании нового правительства на пост министра была предложена моя кандидатура, с учетом опыта работы в сфе­ре культуры прежде всего не как актера, а как организатора, моего знания людей искусства, их знания меня.

Скажу вам честно: меня это предложение шокировало. Я действительно абсолютно не готовился к этой должности, и для меня было вопросом — как отнесутся к этому люди? Как совместить работу чиновника с творческой деятельностью? Я спрашивал людей на Майдане, и они сказали, что если я имел достаточно сил, чтобы тут, в центре Революции достоинства, руководить процессами, то должен браться за раз­витие культурной сферы. Это повлияло на решение, и я взял на себя эту ответственность.

— У вас были опасения, что после Майдана к власти придут люди, которые не смогут реформировать страну?

— Я всегда подчеркиваю: люди боролись не за какую-то конкретную власть. К примеру, во времена «оранжевой революции» была конкретная политическая составляющая, отстаивали честный выбор за конкретного кандидата. В данном случае я подчеркиваю: ни я, ни остальные не стояли за кого-то конкретного у власти. Наверное, это беспрецедентный случай, и в данном случае часто извращают факты. Мы не стояли за эту власть, мы стояли за фундаментальные вещи, чтобы никакая власть не могла унижать человеческое достоинство: право голоса, право выбора, право свободы мысли в государстве Украина.

Я делаю все, что от меня зависит на должности министра, но говорить, что я работаю исключительно в своей сфере и меня ничего больше не интересует, не могу. Мы должны шире смотреть, что происходит вокруг, потому что многие вещи взаимосвязаны. Если есть какие-то вопиющие факты нарушений, то я должен реагировать. Есть множество процессов, которые я не могу назвать правильными, к примеру, в судебной системе. Я со сцены Майдана предостерегал: «Остановитесь! Придет расплата за преступления, совершенные против народа, и вы будете нести ответственность перед органами, которые придут!». К сожалению, должного наказания пока нет, и мне на это больно смотреть, как и другим людям.

Причины разные — политические коллизии, политическая грязь. Это расстраивает, но если я сейчас отойду от дела в сторону — это будет измена. В том числе и начатому важному делу, которое мы задумали и осуществляем в сфере культурной политики. А она является даже более важной, чем, к примеру, экономика или другие сферы. И поэтому я продолжаю работать. Как-то я сказал: для страны самые важные сферы — оборона и культура, так как первая бережет наши границы, территорию, суверенитет, а вторая — души людей. Будет это — все остальное придет само по себе.

«Необходимо иметь силы начать реформирование старой системы»

— Вначале было сложно на посту министра?

— Безусловно. Это особая система сфе­ры управления. Для того чтобы руководить таким коллективом, необходимы не просто лидерские качества, но надо иметь специфические знания и навыки, необходимо иметь силы осмелиться начать реформирование старой системы, руководить с уче­том новых задач, которые возникли перед нашей страной. Это не так просто. И дейст­вительно, та первая, девятимесячная, каденция была похожа, как я говорю, на случай, когда зарождался ребенок, но не ус­пел родиться. Однако мне удалось сформировать новую сильную команду из компетентных специалистов, с более прогрессивным видением системы управления, чем были до нас.

Мы провели кадровые перестановки с учетом новых задач и требований. К сожалению, много перспективных идей, которым мы дали начало, после той смены правительства так и не были реализованы. Тогда я вернулся в театр — не директором, не руководителем, а актером. Влился в новую театральную постановку. Но я уже не мог оставить работу в сфере культуры, так как и дальше чувствовал эту ответственность.

Я активно принимал участие во многих процессах уже со стороны обще­ст­вен­но­го сектора. Не скрою, мне предлагали другие должности, но я отказался по-разным причинам. Я понимал — в роли министра культуры мог бы многое сделать, и дело не в должности, а в миссии, которую я мог бы вы­полнить. По прошествии некоторого вре­мени изменилась политическая ситуация. Деятельность моей команды была признана правильной, и мне предложили продолжить начатое дело.

— После вас министром культуры стал Вячеслав Кириленко, вы тогда критически отнеслись к его назначению. Сейчас он вице-премьер, и вам приходится работать в одном правительстве. Как складываются отношения с ним?

— Это политика, и я ни в коем случае ни на кого не обижаюсь. Мое отстранение от должности произошло практически за одни сутки. Я был расстроен не столько из-за отстранения, сколько из-за остановки начатого дела и команды, которая его реализовывала. Вячеслав Анатольевич Кириленко в правительстве, и я считаю, что мы в одной лодке, поэтому надо находить общий язык. Наши отношения носят рабочий характер. Хочу также подчеркнуть, что вопросы культуры во всех ее направлениях, сфере кино, среди вице-премьеров в правительстве курирует вице-премьер Павел Розенко. Он очень нам помогает во всех рабочих вопросах, и я ему за это благодарен.

— Кириленко опубликовал так называемый белый список друзей Украины. Что вы думаете об этой инициативе?

— Я против любых списков: белых, черных и других. В этом вопросе должна быть хорошо скоординированная работа, когда соответствующие органы отслеживают деятельность и высказывания, среди прочих — представителей культуры, деятельность и высказывания которых носят антиук­ра­ин­ский характер, эти же органы должны при­нимать санкции против них. А составлять списки — это неправильно в сфере культуры, министерство прежде всего должно формировать культурную политику страны.

— Вы активно выступаете за запрет на въезд российским представителям культуры. Он должен быть связан с нарушением миграционного законодательства или с другими причинами тоже?

— Я хотел бы еще раз подчеркнуть, что Министерство культуры запретами не занимается, по крайней мере в мою каденцию. Министерство должно помогать творить и развиваться, а не запрещать. Однако, действительно, мы не можем не обращать внимания на действия тех деятелей культуры, которые неоднократно унижали достоинство украинского народа или украинской культуры и имеют свободный доступ к продвижению своей деятельности в Украине. Этого быть не должно. Что же касается запретов — они осуществляются другими ведомствами: СБУ, СНБО, Госпогранслужбой, Миграционной службой и так далее. По закону подавать рекомендации этим службам или телеканалам может специальная комиссия, и мы находимся с ней в полной координации.

— Остались ли у вас друзья, коллеги в сфере театра и кино в России?

— Да, конечно. К примеру, у меня есть однокурсник, с которым мы начинали актерский путь, а потом он переехал в Москву и окончил школу МХАТ — это Ярослав Бойко, известный актер. Есть другие люди, которых я уважаю. На самом деле, в России достаточно много людей, которые адекватно себя ведут, не унижают нашу страну и народ.

«После спектакля или перед приходят люди с предложениями и идеями по работе министерства»

— Вы говорили, что не будете заканчивать карьеру актера. До сих пор играете в театре?

— Да. Но вопрос не в карьере, вопрос в том, что действительно во время работы на государственной должности невозможен полноценный актерский процесс. У меня есть спектакли, которые уже готовы и стоят в репертуаре в удобные мне дни. Это несколько спектаклей в месяц, они не мешают министерской работе, и поверьте: это знак уважения к моим коллегам и театру.

Коллеги говорили, что им очень приятно, когда, став министром, я не сказал: «Все, я министр, а актерство — это что-то ниже». Нет, оно не ниже! И не секрет, что некоторые люди узнают, когда я буду играть, и после спектакля или перед приходят с предложениями и идеями по работе министерства. Поэтому работы совмещаются. Кроме того, в театре можно найти ответы на многие глобальные вопросы. К примеру, в спектакле по роману Ремарка «Три товарища», который я играю на сцене Национального театра имени Ивана Франко. Его тема созвучна с некоторыми драмами в моей личной жизни, и в нем очень мно­го ответов на сегодняшние вопросы.

— Помогает ли вам актерское мас­тер­ство при руководстве министерст­вом?

— Я не думаю, что тут можно применять термин «актерское мастерство». Мой великий коллега, учитель и один из министров культуры Богдан Силь­вестрович Ступка говорил: «Вот теперь у меня такая роль...», я же так сказать не могу, времена другие. Другое дело — составляющие актерской природы, в которую входит открытость, уме­ние работать с материалом, быстро запоминать, быть адекватным к определенным изменениям, в конце концов правильная риторика тоже может помочь, умение владеть собой и своим голосом, поставленная речь. К примеру, на Майдане мои коллеги-политики, когда выступали 5-10 минут, после этого три-четыре дня не могли разговаривать. У меня же был нон-стоп, и очевидно, что актерская подготовка дала мне возможность физически выдержать. Но сейчас для руководства министерством необходимы другие составляющие.

— Когда мы начнем снимать то кино, которое будет нравиться украинцам и сможет заменить российский контент?

— Знаете, и сейчас уже есть хорошие примеры полнометражного украинского ки­но, которые презентуются на ки­нофестивалях в Европе и высоко оцениваются фес­тивальной публикой. К примеру, украинско-словацкий фильм «Межа» (Ciara), снятый при поддержке государства, недавно получил на 52-м Международном кинофестивале в Карловых Варах награду за лучшую режиссуру. Промоушну таких фильмов лучше всего будет способствовать про­кат в кинотеатрах и трансляция в телеэфире.

Еще один аспект — формат телесериалов. И тут до сих пор есть проблемы. К примеру, съемка проходит в Украине, но в формате российской картинки. Почему? А его потом так же продают в Россию и в другие страны, которым интересен этот формат. Я дал рекомендацию Госкино, мы увеличили эту статью, и в нынешнем году у нас есть 500 миллионов гривен на кинопроизводство. Кроме того, позитивные изменения мы ожидаем с момента вступления в силу закона о кино, который подразумевает частичный возврат денег за процесс съемок — так называемый «кеш рибейт».

Этим заинтересовались многие телеканалы, но есть условия: украинский контент, на украинском языке, с украинскими артистами и так далее. Есть множество тем, на которые мы можем снимать кино, делать картинку в формате массового восприятия, это могут быть и драмы, и добрые комедии, скетчи. Нам сейчас нужна государственная дотация, я говорил об этом на высшем государственном уровне, чтобы дать импульс производству фильмов и сериалов для массового зрителя.

— Звания народных и заслуженных артистов — это пережитки советского прошлого?

— Если мы берем модели других стран, то везде есть звания и даже ордена деятелям культуры. К примеру, писатель Андрей Курков получил орден Почетного легиона (французский национальный орден, учреж­денный Наполеоном по примеру рыцарских орденов. — «ГОРДОН»). Почетные награды и звания есть у многих представителей нашей культуры.

При реформировании в этом контексте необходимо прежде всего задать этот вопрос самой сфере культуры. Действительно, раньше сложилось несколько негативное отношение к этим званиям, потому что они раздавались направо и налево, особенно в сфере шоу-бизнеса. И часто не тем людям, которые их действительно заслуживали. Но если вы посмотрите на те звания, которые выдавались, по крайней мере, во время моей каденции, — это одиночные случаи людей из шоу-бизнеса, и то — только за большие успехи — украинские или международные.

Если реформировать звания, то прежде всего реформировать во всех сферах, а не только в культуре — ведь точно так же награждают заслуженных учителей, медиков, журналистов, спортсменов, юристов и так далее, и тут вопросы не возникают. Или необходимо прописать альтернативу. Мож­но выдавать в конвертах премии, но не станет ли это поводом для коррупции?

Смотрите, в оркестре, к примеру, есть первая, вторая или третья скрипка, которую знают далеко не все, но этот человек действительно гениален — почему бы не дать государственную премию и небольшую доплату к тому, что он получает? Если мы найдем альтернативу, то будем ее воплощать в жизнь, но на данный момент все представители театра, музыки, балета — все стремятся получить это звание, и почти никто от него не отказывается. И это касается как опытных, так и достаточно молодых артистов.

В День театра звания получили всего лишь несколько человек — но это люди, которые действительно заслуживали. Делать себе на этом имидж, якобы это не модно, поэтому давайте отменим, не хочу. Говорят, что в Голливуде нет званий. Извините, но там и гонорары миллионные, о каких званиях могут говорить рок-звезды, которые собирают стадионы, — им не нужно звание, они и так народные.

«Мы не можем допустить, чтобы страна погрузилась в состояние депрессии, и культура, искусство — лучшее от этого средство»

— Но раньше эти звания продавались?

— Я никого, конечно, за руку не держал, но признаюсь, что слышал об этом. В моем случае это невозможно, я должен видеть, от кого подается заявка, сколько людей в коллективе хотят, чтобы этот человек получил то или иное звание, и ни в коем случае не может быть и разговора о плате.

— Как вы думаете, много ли было украдено во время подготовки к «Евровидению»?

— Для этого есть определенные органы, сейчас идут проверки всей документации, всех тендеров. Но я подчеркиваю, что Министерство культуры не было распорядителем средств и не имеет к ним никакого отношения. Я считаю, что должен быть проведен тщательный аудит всего, что происходило.

Нами было инициировано состязание между городами, которые готовы были принять конкурс. Как член оргкомитета я ездил с европейскими коллегами и в Одессу, и в Днепр. Я был впечатлен подготовкой городов, их настроем на победу. Львов, Херсон, Харьков — каждый презентовал себя, показал свои «фишки», заявил готовность меняться в лучшую сторону. Многие не ограничились «Евровидением» и дальше ведут эти работы. К примеру, уверен, Днепр скоро удивит нас развитой фестивальной инфраструктурой и большим хорошим концертным залом. На самом деле, это очень хороший месседж. Сейчас мы думаем продолжить работу в этом направлении и работаем над инициативой «Культурная столица Украины» — звание, которое будет переходить от города к городу и тянуть за собой множество ярких культурных событий.

— Оправдались ли затраты Украины?

— Однозначно, это инвестиция в будущее страны. Взнос был немаленький — это 15 миллионов евро, но согласно уставу мы должны получить частичное возвращение от Европейского вещательного союза. Также мы должны посчитать и прибыль, которую Украина получила во время проведения конкурса от билетов, рекламы, отелей и так далее. Нельзя говорить только о затратах, нужно получить все отчеты. Многие по-разному относятся к «Евровидению», кто-то считает, что это попса. Я лично не слушаю такую музыку, но это самый раскрученный медийный формат и возможность через него позитивно заявить о нашей стране на весь мир.

— А нормально ли было проводить «Евровидение» во время войны?

— Был такой случай — несколько наших артистов находились на востоке страны, приехали туда с концертом, и в тот момент с передовой привезли раненых и, к сожалению, нескольких погибших ребят. Ар­тис­ты рассказывали, как растерялись, стали говорить, что, наверное, нужно все отменить. Но сами бойцы, коллеги и даже родст­венники наших солдат объяснили, что кон­церт нужен. Нет, не развлекательная программа, а другой репертуар. Они начали играть, и это было освобождение от боли.

Также я вспоминаю, как впервые на Май­­дане нашел и поставил песню «Пливе кача». Мы тогда прощались с одним из первых ушедших героев Небесной сотни Михаилом Жизневским. «Кача» заменила любые слова, она просто звучала, а люди плакали, сочувствовали. Потом были другие герои, и меня все просили поставить эту песню. Это старинная лемковская песня, которая волею судьбы стала «гимном прощания» и звучит теперь, когда провожают в последний путь наших героев, погибших на Донбассе. Музыка, творчество, содержательные события помогают найти силы, вдохновение, быть добрее и обратить людей к любви.

О «Евровидении» меня спрашивали, нор­мально ли, что мы будем проводить конкурс в Киеве в тот момент, когда идет война. Но мы должны были его провести, чтобы развеять мифы, которые распространяет по всему миру пророссийская пропаганда. Люди, которые приехали сюда, были зомбированы разными историями — что здесь страшно и все горит. Однако когда они все-таки согласились при­ехать в Киев на популярный песенный конкурс, то были приятно удивлены порядком и миролюбием украинцев.

Статистика показывает, что огромное количество приехавших сюда затем осталось, чтобы отдохнуть и поездить по Ук­ра­и­не. Им было комфортно и многое понравилось. Мы не можем допустить, чтобы страна погрузилась в состояние депрессии, и культура, искусство — лучшее от этого средство.

---

---

— У вас есть сын Олекса, ему 22 года. Какие у вас взаимоотношения после смерти жены?

— Это очень тяжелый и болезненный для нас период. На девятый день сын пришел ко мне, обнял и сказал: «Ближе отца у меня никого нет». Это особая ответственность. У сына есть близкие и родные. Мы живем вместе, каждый день обсуждаем разные темы, делимся мыслями, смотрим футбол, фильмы.

Сейчас сын серьезно увлекся велоспортом, проводит много времени на реконструированном велодроме в Киеве, который, кстати, нашим министерством, совместно с КГГА и Минспортом, в 2014 году удалось уберечь от застройки. На днях там проходил первый городской чемпионат по кейрину (разновидность велотрековых го­нок. — «ГОРДОН»). Олекса долго, настойчиво готовился и принимал участие в состязании, я болел за него на трибуне. И я очень горд — сын заработал серебряную медаль, поднялся на второе место на пьедестале победителей.

Параллельно он учится, я ему даю возможность выбрать те темы, которые ему интересны. Он учится на факультете киноискусства, молодые режиссеры приглашают его сниматься. Не знаю, надо ли ему это, в любом случае слово за ним. А я всег­да буду рядом и поддержу любой его выбор.

 Федор МИСУРАГИН Интернет-издание «ГОРДОН»

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter