«Время — вещь необычайно длинная»

Виталий КОРОТИЧ

Несколько лет назад я получил письмо из Киева от одного из украинских прозаиков, огорченно сообщившего мне, что тамошний Союз писателей не пожелал отмечать 100-летие со дня рождения Виктора Некрасова. То ли он им не по росту, то ли живы еще те, кто вытолкнул Виктора Платоновича из их писательской организации, родного Киева и страны. Так или иначе, юбилей не состоялся — киевские сочинители принципами не поступились.

С гетманом Мазепой было легче. Уже нет на свете никого, кто выступал с гетманом против императора Петра или с Петром против гетмана. Остались разве что историки-комментаторы, но они люди подчиненные, и совесть их не мучит по определению. На 10-гривенной купюре красуется портрет Мазепы, учебники в Украине кое-как переписаны — в этом случае время переоценок пришло.

В России с некоторых пор заговорили о том, что жизнь и деяния Сталина с Берией подлежат во многих случаях переосмыслению, поскольку «время пришло». Вообще, на сломе времен узнаешь немало интересного. Недавно я прочел статью в тиражной газете, где сообщалось, что все-таки октябрьским переворотом 1917 года в Петрограде руководил не Ленин, а Троцкий, и сегодня, наконец, можно об этом сказать.

Оценки с переоценками наползают одна на другую, не всегда подчиняясь недавним пророчествам. Если украинское писательское и коммунистическое начальство уперлось с выдворенным из литературных поминальников Виктором Некрасовым, то, скажем, с романом российского прозаика Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» московский партийный вождь Суслов ошибся, заявляя, что издать его можно будет лет через 200, не раньше. Роман давно вышел, по нему ставят спектакли и снимают кино. Если задуматься, то сама формула «Жизнь и судьба» звучит многозначительно.

Порой не только ругань в чей-то адрес, но даже судьба бывает многоэтажной. Жил на свете такой, не очень читаемый сегодня, но популярный в начале прошлого века украинский прозаик и драматург Владимир Винниченко. Видный социал-демократ, он был до того деятелен, что сподобился даже ругани в свой адрес из уст самого Владимира Ленина. Так или иначе, в дальнейшем, когда пришли революционные времена, Винниченко в Киеве возглавлял секретариат Центральной Рады, был автором третьего и четвертого Универсалов, провозгласивших Украинскую Народную Республику, и какое-то время поруководил ее правительством.

В 1918 году возглавил Директорию, а затем власть переменилась, он перестроился и пошел на сотрудничество с Советами. Впрочем, с этой властью шутить не полагалось, все закончилось эмиграцией во Францию и, как следствие, запретом на публикации. Естественно, что на Первом съезде писателей СССР в 1934 году одним из основных занятий украинской делегации были проклятия в адрес Владимира Винниченко. Но время шло, в 1966 году на очередном съезде писателей, не помню уже, каком по порядку, я выступил с требованием Винниченко издать. Такое вольнодумство было встречено бурными аплодисментами, созданием комиссии по изданию и дальнейшим разговором у партийного начальства, которое сообщило, что время говорить о легализации этого автора уже пришло, а время его публикаций — еще нет.

Как писал Владимир Маяковский: «Время — вещь необычайно длинная». Мы топчемся в лабиринтах дозволенных и недозволенных фактов, получая в надлежащее время по столовой ложке разрешенных истин.

А разрешенные и запрещенные юбилеи — всего только подробности жизни...