Вилли ТОКАРЕВ: «Негр сказал: «25 человек я уже убил — ты будешь 26-м»

Вилли Токарев, официально провозглашенный легендой русского шансона, — неисправимый оптимист. Он из разряда людей, которые как заклинание повторяют: «Дважды два — четыре, а дальше будет лучше», и его не понять тем, кто уныло бубнит под нос: «Лучше уже было».

В 40 лет Вилли бросил обустроенный быт, «деревянные» накопления и налегке, с маленьким чемоданчиком, отправился по проторенному советскими эмигрантами маршруту: Москва — Вена — Рим — Нью-Йорк. Вслед ему не махали уволенные за своего непутевого брата с работы три сестры, о нем не плакала бывшая жена, которой в память о 26 днях, прожитых вместе в студенчестве, он оставил сына. Разве что коллеги-музыканты, с которыми Вилли играл в мурманском ресторане «Белые ночи», огорченно вздохнули: классного бас-гитариста потеряли...

С тех пор он поет о небоскребах Манхэттена и хмурых тучах над Гудзоном. Среди тех, кто ему аплодировал, разные люди: номенклатура, богема, бизнес-элита, даже очень авторитетный человек Япончик, за которого Виллин аккомпаниатор Ирина Ола фиктивно вышла замуж (без этого господин Иваньков не мог получить американскую визу).

Песни Токарева с удовольствием слушают. Почему? Видимо, потому, что они заряжают энергией, жизнелюбием — всем тем, без чего не выжить в этом неприветливом мире...

Его чапаевские усы не повисали вниз, какие бы сюрпризы ни подбрасывала судьба-злодейка. Вилли не клял ее, когда в миг обесценились тысячи рублей, заработанные первыми триумфальными гастролями. Сцепив зубы, он развелся со второй женой, привезенной из Союза в Америку и оказавшейся слишком расчетливой особой. Оставляя ей квартиру и средства на воспитание сына, Вилли отшучивался: «Деньги, как женщины, непостоянны — так и норовят уйти».

И все-таки этот неугомонный романтик убедил жизнь, что заслуживает хеппи-энда. С тех пор как Вилли встретил любимую Джулию, свой день рождения он не празднует — верит, что это помогает остановить биологические часы.

«Приехав в Союз, я увидел, что Пугачева — это королева, дама в законе: она делала все, что хотела»

— Вилли, в начале 80-х ваши песни звучали везде: в квартирах, общежитиях, такси, ресторанах. «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой...», «Я тобою одной совершенно больной, неужели меня позабудешь», «Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый, а ты не вейся на ветру...». Люди ломали голову: кто же он, этот загадочный Вилли Токарев? То ли политэмигрант, то ли бывший зек, то ли отпетый сионист, воспевающий брайтоновскую мешпуху. В 89-м году — впервые после 15-летнего отсутствия! — вы приехали в Советский Союз, и эти незабываемые гастроли стали настоящим триумфом. В десятитысячном киевском Дворце спорта вы дали, по-моему, 20 концертов подряд — сейчас это кажется невероятным. Вышли, помню, на сцену весь из себя красивый, модный, с залихватски топорщащимися усами и спели: «Здравствуйте, товарищи, дамы, господа! Это голос Токарева Вилли...». Зал встал...

— Такое забыть невозможно. Тогда я прибыл по приглашению Госконцерта СССР, правда, почву для этого турне подготовила Алла Пугачева — именно ей я обязан его идеей. В Нью-Йорке Алла прослушала мой репертуар, я увидел, насколько талантлива эта женщина. Ну, скажем, читаю ей стихи, а она говорит: «Вот тут я бы хотела убрать, здесь сделать так-то» — и сразу же показывает как. Через несколько минут опять: «Эта музыка мне не нравится, надо бы написать другую». В общем, она очень умная, одаренная и советы давала толковые, но мне не понравился ее диктат. Все-таки полтора десятка лет я прожил в свободной стране...

— ...и кое-чего достиг...

---

---

— Зачем, думаю, возвращаться к тому, от чего в свое время бежал? И хотя она и продюсер из США мистер Шульман предлагали мне очень приличные деньги, от контракта я отказался. Свобода дороже всего!

Делового сотрудничества у нас с Аллой не получилось, хотя я очень ей благодарен... Представляешь, только приехав в Советский Союз, понял, с кем спорить пытался. Это была королева, как говорят, дама в законе — она делала все, что хотела. Одно мановение руки — и телевидение тут как тут. Другое мановение — тут же съезжаются знаменитости. Помню, прямо к ней домой на Тверскую приехали, чтобы со мной познакомиться, поэт Вознесенский, фотокорреспондент «Огонька» Бальтерманц, другие очень известные лица...

Алла угощала обедом, который сама приготовила (и первое, и второе), огромную фаршированную рыбу к столу подала. Когда она хлопотала на кухне, совсем не похожа была на певицу, на примадонну — я видел перед собой обыкновенную хозяйку. Эта отличительная черта Пугачевой — быть талантливой во всем — меня покорила, тем не менее соблазна работать в ее команде я избежал и принял предложение Госконцерта СССР в лице господина Панченко и Иосифа Кобзона.

Выступал я с оркестром гениального Анатолия Кролла. Это, скажу тебе, супермузыкант, глыба, в мире таких единицы остались. Перед концертами он должен был аранжировать мои вещи. «Анатолий Ошерович, — говорю ему, — я принесу вам ноты, гармонии». Он удивленно: «Вилли, зачем? Я просто переложу ваши оркестровки на мой оркестр». От волнения у меня перехватило горло... Маститый композитор и дирижер сказал, что мои аранжировки подойдут, — это была лучшая похвала.

— Думаю, вы были оше­ломлены приемом, который ждал вас на родине, — этими многотысячными стадионами, овациями...

---

---

— Конечно, ни о чем подобном я не мечтал. Первый концерт состоялся в Московском театре эстрады, где собрался столичный бомонд. Волчек, Рязанов, Эсамбаев, — всех и не перечислить... Никогда не забуду, как Галя Волчек сказала: «В его песнях есть поддерживающая слушателей доброта и одновременно горькая трезвость, которая разрушает иллюзии. Тому, что Вилли нам показал, нужно учиться лет 20».

Я, если честно, подумал, что она шутит, но ее поддержал Ян Френкель. «Сегодня, — заявил мэтр, — я услышал песни, которым бы мог позавидовать любой выдающийся композитор». Боже, и это был не сон...

Такой прием придал мне уверенности, окрылил. Я выступал во дворцах спорта, на стадионах, объехал весь Советский Союз, дал в общей сложности десятки концертов, в том числе благотворительных — в пользу Детского фонда и пострадавших от землетрясения в Спитаке.

«В Америке я мог стать миллионером»

— После этого вы стали супербогатым человеком?

— Ты удивишься, но о деньгах я тогда не думал. Важно было, что вернулся домой, на родину, что мои песни, которые раньше запрещали слушать и исполнять, звучали теперь свободно, что пригласили в Союз на государственном уровне. Даже господин Горбачев уделил мне внимание: прислал огромный букет роз и передал, что готов со мной встретиться. Правда, времени так и не выкроил. Михаил Сергеевич был очень занят — недовольство народа росло, обстановка в стране накалялась... Зато потом мы встречались, и не раз, вот и совсем недавно пообщались на пати.

— Как поется в одной из ваших песен: «Мы пили водку за здоровье Горбачева...»...

— (Улыбается). В общем, судьба распорядилась так, что я работал от Госконцерта, и это было незабываемо. Только обслуги, персонала и музыкантов со мной ездило 70 человек.

— Сейчас об этом можно только мечтать...

— Сегодня повторить такой тур невозможно — даже если вложить миллионы. То, что тогда шло от сердца, за деньги не купишь. Кстати, весь отснятый материал пригодился для съемок фильма обо мне «Вот я стал богатый сэр и приехал в СССР».

— Многие эмигранты, покинувшие в свое время Союз, жалуются на ностальгию. Вы ее на себе ощущали или это все пропагандистские сказки? Недаром же говорят, что ностальгию придумали русские, чтобы не платить деньги...

---

---

— Хочешь положа руку на серд­це? Много лет я прожил в Америке, но все время чего-то мне не хватало. Даже когда достиг уровня среднего американца и купил себе квартиру на берегу океана... Казалось бы: квартира в элитном райо­не, машина, гараж, энное количество денег в банке — все есть, можешь куда угодно поехать, но... В глубине души оставалось какое-то щемящее чувство, не покидавшее меня даже в самые беззаботные и счастливые моменты.

— Эмигрируя в Соединенные Штаты, вы ведь отдавали себе отчет, что не увидите больше родину никогда?

— Конечно же, я это понимал, но вопреки рассудку верил тем не менее, что вернусь. Я не за материальными благами уезжал, не за большими доходами, хотя и мог стать в Америке миллионером. Меня звал в компаньоны Тимур — очень богатый человек, который сегодня ворочает миллиардами. «Через год, — говорил, — у тебя на счету будет цифра с шестью нулями». Он и тогда был известен в Нью-Йорке, а сейчас тем более. Недавно я гостил у него в Монте-Карло. Как Тимур меня там принимал — отдельная тема. Я жил в гостиничных апартаментах стоимостью восемь тысяч евро в сутки.

— Интересно, за что миллиардеры выкладывают такие деньги?

— Номер был просто огромный — три спальни, несколько туалетов, ванн... Все время сновали горничные: меняли постель, на которой я еще не спал.

— Девушки в эту цену входили?

— Дима, я был с супругой, но, даже если бы приехал один, их услугами не воспользовался бы. Это сразу же бросилось бы всем в глаза, разговоры пошли бы... Впрочем, дело не в том: при желании девушек всегда можно найти.

...Тимур не только оплатил номер, но и вручил мне бриллиантовую карточку, чтобы расплачиваться в ресторанах, подарил нам с Джулией кучу денег...

«В Монте-Карло миллионеры раскланивались с нами из своих «мерседесов» и «бентли». Думали, что мы с Джулией богаче их»

— Куча — это сколько?

— Много, я не считал, да и в тамошней валюте не очень силен. Мы накупили подарков, обедали в лучших ресторанах. Представь, каждого посетителя там обслуживают три официанта: один подает сигару, второй носит воду, третий меняет приборы...

10 дней мы с Джулией провели, как в раю. Там я увидел, как развлекаются самые богатые люди планеты. Они приезжают играть в казино, где минимальная ставка — 500 евро. Просто одержимые — спускают сумасшедшие деньги. Сам я ходил туда не играть (к азартным играм равнодушен) — интересно было посмотреть. Казино — это же как наркотик, и я, например, никогда не забуду лица трех китайцев, проигравшихся в пух и прах. Один из них чуть ли не рыдал от отчаяния.

Разумеется, мы с Джулией постарались не ударить лицом в грязь. На мне была норковая шуба до пят, жена тоже шикарно оделась... Короче, когда мы фланировали по Монте-Карло, эти миллионеры раскланивались с нами из своих «мерседесов» и «бентли»: «Хэлло! Хэлло!». Думали, что мы богаче их (смеется).

— В жизни вам часто приходилось сталкиваться с очень богатыми людьми?

— Часто, но не я их ищу — они сами меня находят. Тимур, например, бывал в нью-йоркском ночном клубе «Одесса», где я работал. Однажды пришел с каким-то высокопоставленным гостем из Советского Союза — послом или консулом. «Вилли, — спросил, — когда ты обо мне песню напишешь?». Я только руками развел: «Тимур, а о чем писать? Знаю только, что у тебя есть магазин электроники, что он популярен. Нужны какие-то данные». — «Хорошо, кивнул Тимур, — приходи ко мне в магазин, будут тебе данные». И тут же вынимает пачку долларов и кладет прямо на стол: «Вот!». Я ошалел — столько денег! «Ты что, — говорю, — шутишь? Быстро их забери, пока официанты не расхватали». У его гостя тоже лицо вытянулось, а он лишь похлопал меня по плечу: «Положи в карман». Я потом пересчитал — там было пять тысяч долларов.

Песню ему я, разумеется, написал, она до сих пор популярна, и вот недавно Тимур разыскал меня в Москве, пригласил... У него в Монте-Карло огромная яхта, очаровательная жена, маленькая доченька родилась. Ему и его семье я посвятил цикл новых песен. Не из-за денег — из уважения, потому что человек он прекрасный.

Другой мой состоятельный друг, Леон Айрапетян, — мультимиллионер или миллиардер — тратит свои деньги на благородное дело. В Карабахе, высоко в горах, он проложил дороги, открыл международный банк, построил гостиницу и концертную площадку (я выступал там с армянскими артистами: был ведущим и пел). И все это он делает от души, из любви к своему народу. Между прочим, я случайно узнал, что он друг Тимура.

Судя по тому, как Леон относится к людям, его доброта не напускная — в нем она от природы. Когда щедро отдаешь, Господь возвращает тебе все сторицей. Леон правильно говорит: «Все равно все свое мы оставим другим». Это его любимая фраза, и я использовал ее в песне, которую для него написал.

«Когда Япончика привезли в «Матросскую Тишину», на следующий день я отправился к нему с передачей»

— Вилли, к вам всегда очень тянулись не только богатые люди, но и представители мира, который принято называть неформальным... Любопытно, завязались ли у вас с кем-то из его представителей дружеские отношения?

— Я бы не сказал, что дружеские, — скорее, приятельские, человеческие... Если эти люди звонили, я никогда не говорил: «Извините, я занят», не показывал, что у меня с ними нет ничего общего. Если человек на воле, значит, у закона к нему нет претензий. Если же он в тюрьме, в знак уважения ты можешь принести ему передачу. Так у меня было с Вячеславом Иваньковым, более известным в миру как Япончик. Когда его привезли из Америки в «Матросскую Тишину», на следующий же день я туда пошел. Взял фрукты, плейер с собственным диском — хотел передать песню «Слава», которую ему посвятил. Вообще, считал своим долгом Япончика поддержать. Я в разных странах бывал, но везде слышал о нем только хорошее. Достаточно поговорить с ним по телефону, чтобы стало понятно, насколько это образованный, умный человек. А какая у него богатая речь!

Кстати, на днях я приглашен к господину Иванькову на день рождения. Как только моя супруга вернется из Омска, где гостит сейчас вместе с детьми у бабушки, обязательно нанесу ему визит. При том, что практически его не знаю. Мы встречались всего раз, когда еще шли мои первые концерты в Союзе.

Что же касается криминальных кругов... Вот я сфотографировался в обществе нескольких людей, а потом этот снимок появился в журнале «Огонек». Под ним было написано: «Вилли Токарев среди воров в законе». Но я же не буду спрашивать человека, который хочет со мной сфотографироваться, кто он. По-моему, неприлично выпытывать его родословную, биографию, да и неприятности нажить можно... В Нью-Йорке был случай, когда нашему очень известному артисту хорошенько начистили одно место за то, что он непочтительно ответил: мол, не хочу, не буду... Причем «воспитывали» его прилюдно, на глазах всего ресторана. Сожалею, что так получилось, но... Считаю, что когда артиста о чем-нибудь просят, он не должен жеманничать.

— Жизнь неоднократно всерьез испытывала вас на прочность. В Нью-Йорке вы работали и таксистом, и упаковщиком посылок, и медбратом, и Бог весть еще кем. Бывали, знаю, случаи, когда вас запросто могли убить...

— О да! Трудясь таксистом, я пережил четыре ограбления. Многие наркоманы и просто деклассированные элементы, готовые на все, чтобы заполучить какую-то сумму, видят в таксистах источник легкой наживы. Сейчас не знаю, может, ситуация изменилась к лучшему, а тогда по статистике каждый год в Нью-Йорке убивали 50-70 таксистов. Грабители приканчивали их, даже когда выручки не было, — от злости, что поживиться не удалось. После третьего нападения я довольно спокойно стал относиться к таким приключениям. «А, — думал себе, — ерунда! Если до сих пор уцелел, то и впредь все обойдется».

— Какое из нападений было самым опасным?

---

---

— Это случилось перед рождественскими праздниками. Остановил симпатичный негр: «Я музыкант, у меня в Гринвич-вилледж выступление, но сначала нужно заехать домой, взять контрабас». — «Я тоже играл на контрабасе!» — говорю. «О, коллега!». Приехали в престижный район. Он распорядился: «Поставь машину так, чтобы полицейские не оштрафовали, и пойдем со мной, поможешь нести инструмент».

Он стал набирать на двери код, чтобы войти в здание, а я вижу: кнопки явно наобум нажимает... В это время домой шла какая-то пара и открыла замок. Мой пассажир следом за ними — раз! — и меня с собой тянет. Я было направился в лифт, куда вошли эти люди, но он рявкнул: «Иди сюда!». Услышав эти слова, я понял, что, как говорится, лоханулся.

— И все равно пошли?

— Прикинул, что давать задний ход поздно, а главное — я был под влиянием его гипнотического обаяния. Когда дверь лифта закрылась, он вытащил пистолет. Никогда не забуду: черный, огромный.

— Прямо как у Высоцкого: «Где твой черный пистолет?»...

— Вот-вот... Выразительно на меня посмотрел и сказал: «Мне нужны деньги, ключи от машины и документы». В таких случаях никогда не нужно возражать: «Ой, извини, у меня с собой ничего нет», вообще сопротивляться не следует. Совершенно спокойно я отдал все. Он скривился: «Мало, давай еще». — «Я только начал работать, — отвечаю, — ты рано меня взял, надо было попозже». Его это лишь разозлило: «Ты со мной не шути! Сколько у тебя в банке денег?». — «Что ты, у меня даже счета нет, откуда он у эмигранта?». Негр не поверил: «Все вы прикидываетесь! Ладно, пойдем в машину».

Грабитель сел за руль, я — с другой стороны, у него мои права, документы. Едем. При виде полицейских в припаркованной у обочины машине он с ними любезно поздоровался: «Хэлло!». Они так же вежливо ему ответили — вроде нормальный человек... Когда мы спустились на хайвэй, он вдруг произнес: «Я тебя убью». И давай на разные лады повторять эту фразу.

«Зачем тебе нужно меня убивать?» — спрашиваю. «А я мщу!» — отвечает и такую несет чушь: что воевал во Вьетнаме, что дочь у него умерла в Африке. Вижу, приятель явно обколот, да еще и обкурен (я хорошо знаю запах марихуаны — бывало, везу пассажиров, а они травкой балуются). В общем, положение безнадежное. Он даже останавливался несколько раз у обочины, чтобы прикончить меня и выбросить труп, но случайные прохожие мешали.

«Я кубанский казак, православный»

— Страх у вас был?

— Нет, я его переборол! Показывать, что боишься, нельзя, и я всем советую: если, не дай Бог, попадете в подобную передрягу, делайте вид, что спокойны и невозмутимы, — этим вы обезоружите даже наркомана. Я старался вести себя так, будто ничего особенного не происходит, а сам тем временем думал, что делать.

Негр сказал: «25 человек я уже убил — ты будешь 26-м». Я попытался пошутить: «У нас тоже убили 26 бакинских комиссаров». — «Что-что?» — переспрашивает. Пришлось объяснить. «Они коммунистами были?». — «Ну да». — «Так им и надо! — рассмеялся он и потребовал: — Расскажи еще что-нибудь». Пришлось вспоминать старые анекдоты, причем выбирал я такие, чтобы ему понравились, непременно с русским матом. У американцев по этой части лексикон бедный — всего пара слов, и когда я растолковывал значение того или иного ругательства, этот черный очень веселился. Один анекдот даже просил повторить, чтобы потом рассказать друзьям.

«Знаешь, что, парень, — вдруг сказал он, положив пистолет (не опасаясь, что я могу его выхватить). — Ты мне понравился, я дарю тебе жизнь». Выехал наверх и высадил меня из авто. «Иди. Через полчаса там, где на здании вывеска «Плейбой», увидишь твой кар». Стоял я долго, но так ничего и не дождался. Замерз — все-таки декабрь был на дворе. Наконец опомнился: какой я дурак — чего же тут жду? Пошел в полицию и заявил, что меня ограбили.

— И смех и грех — предлагаю сменить тему. Ваше полное имя, как вы сами не раз говорили, Вилен, что означает Владимир Ильич Ленин...

— Поэтому я переделал его на американский манер и стал Вилли.

— Интересно, а почему вас так революционно назвали?

---

---

— Мой папа был коммунистом и вообще первым парнем на деревне.

— Слава богу, хоть не бакинским комиссаром!

— Он водил автомобиль, что по тем временам было суперпрестижно, но судьба его сложилась непросто. В Отечест­венную войну отец ушел на фронт, оставив дома маму и двоих детей — меня и мою маленькую сестру. Помню, мы очень голодали, уж и не знаю, как выдержали. Вздохнули с облегчением, только когда он вернулся. Отец стал начальником заводского цеха по производству торпед и продвигался все выше и выше...

Он был способным и физически очень здоровым человеком. Однажды мы ехали из Махачкалы в Каспийск, отец вел машину, а я сидел рядом... Толком и не понял, что там случилось, может, подгулявшая компания что-то оскорбительное из проезжавшего мимо авто крикнула... Батя их обогнал, поставил машину поперек дороги и вышел. Обидчиков было человек восемь. Всех он разбросал по земле, научил хорошим манерам, а потом как ни в чем не бывало дальше поехал. Естественно, я был поражен.

В юности он работал столяром и все время пилил. Правая рука у него была такая — запросто мог убить быка. Когда на праздник собирались гости, они с братом дядей Колей выпивали по литру водки каждый и потом еще песни пели. Причем у него ничего не болело: ни сердце, ни печень...

— Сколько он лет прожил?

— Более 70-ти. Умер случайно — от электрозамыкания: подвела в доме проводка. Видимо, я в него удался...

— Разве что не пилите...

---

---

— Ну почему (улыбается) — пилим...

— То ли в шутку, то ли всерьез вас называют народным евреем Брайтон-Бич. Многие думают, что это из-за вашей национальности...

— Нет, я кубанский казак, православный.

— Как же, простите, вам, кубанскому казаку, да еще православному, удалось выехать в США по еврейской квоте?

— Тогда я жил в Мурманске, где очутился по приглашению редактора местного радио и телевидения Малахова. К тому времени я уже был довольно известным автором, сотрудничал даже с Эдитой Пьехой, а песня «Дождь», которую я написал, обошла весь Союз. Я получил довольно большие авторские и, будучи студентом, купил себе пальто, костюм, контрабас. Ребят, которые жили на нищенскую стипендию, угощал...

— ...и помидоры носили в авоське...

— Носил, за что был вызван в ОБХСС, где строгие товарищи меня спросили: «На какие средства вы их зимой покупаете? Да, мы знаем, что вы выступаете в одном из лучших ресторанов «Нева», знаем, сколько вам там платят, но это копейки по сравнению с тем, что вы тратите». Я что-то пролепетал про чаевые, которые иногда перепадают. «Это нас не волнует». — «А еще я получаю авторские за свои песни». — «Какие еще песни?». Тут же меня усадили в «бобик» и повезли домой. Пришлось показать пачку корешков из ВААП.

«За одну ночь я стал героем Кольского полуострова»

— Кошмар! Вот было время...

— Они извинились и от меня отстали, но неприятный осадок остался. В общем, потолкался я в Мурманске недельку...

— Хотели, небось, норвежскую границу перейти?

— Не угадали — меня пытались обвинить в том, что хочу махнуть через финскую.

В Мурманске написал цикл песен... Из коллектива Жана Татляна, где перед этим работал, взял пианиста, гитариста и барабанщика, сам же на бас-гитаре играл. Этим квартетом мы исполнили, записали и показали по телевидению новые песни. На следующее утро вышли в город — и не узнали его: Мурманск здорово поменялся. Нас наперебой приглашали в кафе и рестораны, мы стали всеобщими кумирами. Как сказал редактор, «за одну ночь Вилли Токарев стал героем Кольского полуострова». Кстати, «Мурманчаночку», которую я еще тогда сочинил, поют там до сих пор. В общем, нам предложили остаться в Мурманске, посулив такие деньги, которых в Ленконцерте мы никогда не имели: отличную зарплату, а кроме того, полярные.

— Не только на помидоры, но и на апельсины, судя по всему, хватало...

— В Мурманске я прожил четыре года, и деньги у нас не переводились — зарабатывали столько, что уже не знали, что с ними делать. Однажды ко мне обратился очень бедный еврей, приехавший туда с гастролями. «Вилли, — сказал, — помоги мне, — я очень хочу в Израиль». — «Нет проблем, — отвечаю, — пожалуйста». — «Я отдам тебе все до копеечки». — «Не надо — возьми так». Он, однако, не унимался: «А хочешь, я тебе вызов в Израиль пришлю?». У меня только глаза на лоб: «Ка-а-ак? Я же не еврей». — «Ничего, что-нибудь придумаем». Короче говоря, его семейство с государством расплатилось и отбыло, а вскоре я действительно получил вызов. Пошел оформлять документы, и мне говорят: «Вы, собственно, к кому едете?». Но легенда у меня была готова — мне ее, как и всем, сочинили...

— Какую легенду?

---

---

— Будто у меня там какие-то родственники, седьмая вода на киселе.

— То есть вы как бы стали на время евреем?

— Да, хотя меня все равно не отпускали. И не отпустили бы — помог случай. Я не один такой был — подобралось еще несколько человек, к еврейству никакого отношения не имевших. Всех нас накануне визита в Советский Союз Никсона просто метлой вымели... Меня, помню, вызвали и объявили: «Чтобы через неделю вашего духа здесь не было!». Я растерялся: «Этого мало...». — «Ничего не знаем!». Все, что возможно, я сдал, отдал, продал — с собой разрешили взять только 100 долларов. Запретили вывозить контрабас, забрали мои рукописные ноты. Что говорить — даже крест нательный с меня сняли и не позволили отдать ребятам: забрали себе.

— Ну, вы же к еврейским родственникам собрались — какой крест?

— Такие суровые были тогда правила. Я не обижался на них, потому что... Если живешь в государстве, обязан соблюдать его законы независимо от того, нравятся они тебе или нет. Не хочешь подчиняться — уезжай. Я так и сделал, но уехал в Америку не потому, что мечтал эмигрировать: я просто хотел туда, где не станут запрещать мои песни и не будут препятствовать творчеству.

— Сегодня вы живете в России или все-таки в США?

— Я очень благодарен Америке за то, что она меня приютила, дала возможность состояться как музыканту и человеку. Тем не менее родину я не променяю ни на какие деньги и ни на какие условия. Сейчас я живу в Москве, хотя теоретически могу и в Нью-Йорке.

«В течение 19 лет каждый день я выпиваю 100 граммов водки — это лекарство»

— В Москве вы купили квартиру?

— Да, в высотном здании на Котельнической набережной, рядом с Кремлем. Чтобы приобрести такую в Америке, нужно быть миллиардером, но я не поэтому ее выбрал — просто в Нью-Йорке привык жить в небоскребе.

— На каком этаже обосновались в московской высотке?

— Друзья говорят мне: «Вилли, ты живешь на еврейском этаже» — то есть на третьем. Что делать — на другом квартиры не было, а дом этот мне сразу понравился. Благодаря ему я узнал целый мир, особую культуру общения — она сохранилась еще с тех времен, когда его населяли высокопоставленные люди: генералы, артисты, художники. Там жили Ладынина, Хачатурян, Уланова, Новиков, сейчас живут Ширвиндт и Зыкина.

— К Зыкиной вы по-соседски за солью и спичками заходите?

— Если честно, не видел ее там ни разу. Может, она на даче живет?

Чем еще этот дом хорош? С одной стороны его огибает Яуза, а с другой — Москва-река. Возникает некий парниковый эффект, барьер, за который внешняя пыль не попадает. Представляешь, на обуви у себя я никогда не видел пыли.

— Плюс Кремль виден!

— Плюс летом температура там ниже обычной московской на два градуса.

— Вижу, вам нравится жить дома, в России...

— ...и приезжать в Америку поливать цветы. Кстати, я еще в Ялте квартиру купил — у Миши Пуговкина. Сделал в ней европейский ремонт, она стоит у меня пустая, и ключ я даю друзьям. Между прочим, предлагаю тебе отдохнуть в Ялте. Там для этого есть все условия: телефон, телевизор...

— Спасибо, с удовольствием воспользуюсь приглашением! Вилли, мы дружим уже лет 16, и все это время вы абсолютно не меняетесь, даже, я бы сказал, выглядите все лучше и лучше. Признайтесь, сколько вам лет?

— Я довоенный — с 1934 года.

— 71 год — потрясающе! Скажите, что нужно с собой делать, чтобы в этом возрасте практически не иметь морщин, чтобы, постоянно куда-то переезжая и перелетая, не спать ночами и при этом быть как огурчик — бодрым, подтянутым? Чтобы растить двух маленьких деток и радовать молодую жену? Кстати, на сколько лет Юля вас младше?

---

---

— Не очень намного, всего на 43. Дима, у нас нет возрастного барьера, мы все время шутим, смеемся. Джулия без меня не может, как и я без нее. Буквально часа два назад, когда я к тебе ехал, позвонила, чтобы узнать, как себя чувствую. Мы так привыкли...

— Сколько лет вашим детям?

— Дочери Эвилине шесть, сыну Милену два с половиной. Они сейчас в Омске у бабушки, и я с ними каждый день по телефону общаюсь. Какое же это наслаждение — услышать их голоса: «Папа, мы уже очень соскучились, мы хотим тебя видеть»!

Хочешь начистоту? Чтобы находиться в хорошей форме, нужно иметь такую любящую и отзывчивую Джулию, как у меня.

— То есть всем, кому близко к 70-ти, вы рекомендуете переключаться на мо­лодых?

— Нет, я имею в виду, что с женой долж­но быть много касательных, точек со­прикосновения, и тогда к другим не потянет.

— Вас, Вилли, к другим не тянет?

— Нет, мне вполне хватает того, что у нас с Джулией есть. Конечно, можно пойти налево или направо, но в первую очередь мне перед самим собой будет неудобно. Я перед женой очень честен, хотя раньше, когда был свободен, мог себя не ограничивать — любой мужчина имеет на это право.

— Главное в этом себя убедить...

— Кроме того, нужно быть добрым и находить в людях то, что тебе самому позволяет быть человеком. Они это чувствуют и в свою очередь относятся к тебе хорошо. Такая взаимосвязь благотворно влияет на все органы.

— Тем не менее этого явно мало — что-то должно быть еще...

— Вот уже в течение 19 лет каждый день я выпиваю 100 граммов водки — обязательно в три приема. С собой у меня всегда такая баклажечка, куда я наливаю свою дневную норму: 33, 33 и 33. Это лекарство, необходимое организму, рекомендую всем, кто здоров.

Я не курю, но один раз в неделю позволяю себе, не затягиваясь, выкурить сигару или сигарету. Это мне посоветовал один американский кардиолог. По его словам, попадая в желудок со слюной, никотиновая кислота питает мышцу сердца, а кроме того, сказал он, нужно взять за правило выпивать раз в неделю бутылку хорошего пива. Оказывается, в нем есть элементы, которых нигде больше нет, а организм в них нуждается. Уже 19 лет я следую этим рекомендациям не­укоснительно.

— Может, вы и кремлевские таблетки пьете? Омолаживающие?

— Если вы имеете в виду витамин Е, то он не омолаживает, а просто восстанавливает клетки. Ежедневно я принимаю восемь миллиграммов витамина Е, а другие мне не нужны. Некоторые люди глотают все витамины подряд, не подозревая, что себе же вредят. Например, от переизбытка витамина С может болеть голова, возникать тошнота, плохое настроение. Нужно сначала провериться...

— Когда-то вы пели: «Я обожаю кушать овощи и фрукты — они богаты витамином Е, В, С...».

— Это так, но всегда и во всем чувство меры необходимо. Главное — быть добрым и положительным человеком.

«Мимика у голливудских красавиц вырезана, как у Майкла Джексона, который весь штопан-перештопан»

— Пластические операции вы не делали?

— Боже упаси! Никогда!

— Почему же у вас нет морщин?

— Наверное, благодаря всему тому, что я перечислил. Я никогда не употребляю кремы и, кстати, девушкам, которые этим увлекаются, не советую. 

Знакомый врач-американец представил мне как-то женщину, на вид свою ровесницу: «Знакомьтесь, это моя мама». Я не поверил, думал, это его любовница или жена. Доктор открыл семейный секрет: «Моя мама ни разу не положила на лицо грамма крема или пудры. Почему? Да потому, что лицо, как и все тело, дышит. Намазав его этой густой замазкой, вы препятствуете проникновению кислорода, у вас меняется цвет кожи, она постепенно атрофируется, становится морщинистой. Накладывать на ночь масляную маску — вообще преступление». Он показал маму и заметил: «Жаль, нет здесь других моих родственников...».

— ...например, бабушки...

---

---

— «...но вы на меня посмотрите. Кто даст мне мои 60?». У него действительно не было ни морщинки. Сам он косметолог, делает пластические операции, но мне сказал: «Зачем это вам? Через некоторое время после вмешательства все возвращается в исходное состояние — организм так устроен! — и надо снова ложиться на операционный стол». Поэтому-то в Голливуде сегодня нет 30-летних женщин, которые бы могли смеяться с естественной мимикой. Мимика у них вырезана, как у Майкла Джексона, который весь штопан-перештопан.

— Вы первым приехали сюда из Америки на гастроли, с вас, собственно говоря, начался современный русский шансон, и для миллионов людей вы остаетесь любимым, единственным и неповторимым. Мало того, сегодня, в век фонограммы, вы один из немногих исполнителей, которые никогда, ни при каких обстоятельствах, ею не пользуются. В 71 год петь вживую полтора-два часа — это фантастика!

— Я не устаю, даже если пою три часа! Под фонограмму так себя выразить, как живым звуком, невозможно. Всякий раз ты поешь по-другому, и даже песня, которую много лет назад заучил, звучит на разных концертах по-разному. Каждый день ты творишь, совершенствуешься.

— У вас, я смотрю, очень оригинальное кольцо на безымянном пальце и интересные часы на руке...

— Это кольцо обручальное: когда мы с Джулией поженились, я его в Италии заказал. На нем выгравировано: «Нью-Йорк — Москва. Джулия — Вилли». Часы дорогие, но я не знаю, сколько они стоят. Мне подарил их зять господина Назарбаева, когда я выступил в Астане с концертом. С тех пор и ношу.

— В вашей жизни было много сногсшибательных подарков?

— О да! Особенно в 89-м году, когда после долгих лет эмиграции я отправился по Советскому Союзу с гастролями. Чего мне только не дарили: картины, драгоценности, шкуры животных. Естественно, я не мог это добро взять в Америку: чтобы все перевезти, понадобилось бы несколько вагонов, а квартиры в Москве, где можно было бы разместить подарки, я тогда не имел.

— И что вы с многочисленными презентами сделали?

— Раздарил. Отдал все, даже золото. Помню, в Ленинграде один человек снял с себя массивный золотой крест и надел мне на шею. Я тогда на весь зал крикнул: «Сегодня у меня второе крещение!». Со­чин­ские армяне преподнесли удивительные украшения... Я все раздал и не жалею об этом, потому что драгоценные металлы не собираю. Джулия у меня тоже на брюлики, как говорят, не падка.

— Сегодня вы считаете себя счаст­ливым, успешным, состоявшимся человеком?

— Теперь уже да, потому что живу в стране, которую очень люблю, и надеюсь дожить до того времени, когда она станет такой, как обещано в ее гороскопе. Там сказано так: «Очень скоро Россия будет одним из самых могущественных государств мира с высокой культурой и моралью». Я в это верю!

...Без веры нельзя, верить нужно обязательно. (Поет):

А жизнь — она всегда прекрасна
И не стареет никогда.
И не проходят в ней напрасно
Ни день, ни ночь, ни все года.

...Дима, я хочу сказать, что в нашей коллекции замечательных людей ты занимаешь одно из самых видных мест. Мы с Джулией очень тебя любим за твою порядочность, честность, за то, что ты настоящий друг. Перед тобой не надо стесняться, и я веду себя так естественно и раскованно, будто мы родные братья.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter