Конферансье Иван ШЕПЕЛЕВ: "Нахальный фотокор прямо на сцене лез Шульженко под ноги. Клавдия Ивановна ослепительно улыбнулась, спрятала микрофон за спину и сказала: "Пошел на х..."

В артистической жизни Ивана Шепелева соединились две эстрадные эпохи. Когда он впервые вышел на эстраду, на ней еще блистали звезды 30-50-х годов, а новые звезды собирали многотысячные аншлаги на концертах во дворцах спорта. Шепелев вел концерты Леонида Утесова и встречался на гастролях с восходящей звездой советской эстрады Аллой Пугачевой. Он принимал участие во Всероссийском конкурсе артистов эстрады, в котором первое место занял Геннадий Хазанов, и конферировал концерты вместе с 90-летним Петром Муравским, который выступал перед последним русским императором Николаем Вторым... О самых запомнившихся встречах конферансье рассказал в своей книге "Эстрадные байки от Ивана Шепелева".

КОЕ-ЧТО О ПРОФЕССИИ И НЕ ТОЛЬКО

Впервые я попал на эстрадный концерт с мамой, когда мне было шесть лет. Это случилось в Северодонецке. Концерт был большой, праздничный, с участием эстрадных звезд того времени. На сцене пели, танцевали, показывали фокусы, но больше всех мне понравился добродушный весельчак с бабочкой, который объявлял номера, шутил и даже разыграл несколько афиш с автографами знаменитостей. Афишу я не выиграл, но свой главный приз все-таки получил, правда, гораздо позже - в Москве, лет через 15.

Там совершенно случайно я узнал, что тем добродушным весельчаком с бабочкой был знаменитый конферансье Борис Сергеевич Брунов, у которого мне предстояло учиться во Всероссийской творческой мастерской эстрадного искусства.

В жизни Брунов был далеко не добродушным, скорее даже строгим. Всегда подтянутый, в элегантном костюме, с сигарой во рту. Он дымил сигарой и, не вынимая ее изо рта, повторял: "Конферанс - главный жанр на эстраде! Когда-нибудь я буду рад назвать вас своими коллегами. Вы счастливчики! - продолжал Брунов. - Каждый день во время концерта будете встречаться с разными артистами, иногда звездами. Будете думать, как их представить, что рассказать, нужно ли шутить. Каждый день что-то новое, каждый день маленький стресс, а это настоящее творчество".

Борис Сергеевич оказался прав: за 30 лет работы на эстраде я встречался с Иосифом Кобзоном, Клавдией Шульженко, Владимиром Высоцким, Валентиной Толкуновой, Юрием Гуляевым, Филиппом Киркоровым, Эдитой Пьехой, Юрием Богатиковым, Яном Табачником, Анной Герман и многими другими. О каждом из них можно написать целую книгу. Но я ограничусь эстрадными байками из жизни легендарных артистов, чей выход на сцену уже сам по себе являлся событием.

ПРОВАЛ АННЫ ГЕРМАН

Мне посчастливилось работать с великой певицей Анной Герман достаточно много и в Польше, и в Союзе. Кстати, в СССР она была гораздо более известна и любима, чем у себя на родине. Обычно актер имеет своего зрителя, Герман работала с бешеным успехом где угодно. Молодежная аудитория - пожалуйста, ветераны, рабочие, военные, интеллигенция, милиция - точно так же. Все концерты всегда проходили на ура, я подчеркиваю - все.

А то, что я хочу рассказать вам, произошло в Белоруссии, за два года до ее трагической смерти. Анна пела в военном городке под Полоцком, в большом, но старом Доме офицеров. Говорили, что его еще пленные немцы строили. А ремонта здание не видело никогда. В зале генеральских погон не сосчитать. Полковники в проходах стоят, как мальчики. А в тот же день, буквально за два часа до концерта, мы разговаривали с певицей о провалах. Анна сказала, что, конечно, у нее бывали и более удачные концерты, и менее удачные, но чтобы провал - нет. Бог миловал.

И вот концерт. Кроме широко известных публике песен, в сольной программе Анна Герман пела еще и польские песни, в основном веселые. И в финале она хорошо так притопывала. Это было нечто вроде невысокого прыжка. После него она и провалилась. Я смотрю из-за кулис - в сцене огромная дырка, бросаюсь под сцену, там темень. Кричу: "Ани, Ани!". Наконец нахожу ее, вывожу на свет божий. Спрашиваю: "Все цело?". Она себя осматривает, снимает с платья паутину. "Нет, - говорит, - не все. Колготки порвала".

Короче, объявили мы антракт, прибежал начальник клуба, просит: "Не жалуйтесь начальству, а то меня в два счета разжалуют, а мне до пенсии два года осталось". После антракта зал уже не хлопал, а скандировал. Тогда я окончательно понял, что у великих актеров даже слово "провал" нужно писать без кавычек.

ЮРИЮ ГУЛЯЕВУ АВТОГРАФ ОБОШЕЛСЯ В ПОЛТЫЩИ

Много лет назад, еще в юности, работал я с прекрасным певцом, народным артистом СССР Юрием Гуляевым, и обратил внимание на одну его особенность - не в работе, нет, а в манере давать автографы. Он делал это совсем не так, как другие знаменитые люди. Обычно-то, знаете, стоит звезда на сцене, раскланивается, а ей тянут программки, открытки, книги или что-то в этом роде. Затем, практически не глядя, быстрый росчерк пера - и счастливый поклонник отходит, уступая место следующему.

Гуляев все делал абсолютно по-другому. Он не спеша брал в руки то, на чем предстояло расписаться, рассматривал, что у него в руках, спрашивал имя поклонника, писал что-то вроде "Дорогому Пете на память" и только после этого ставил автограф.

И вот мы как-то очень торопились с одного концерта на другой. Я вижу, у него очередь стоит человек 20, прошу разделаться с ними побыстрее, на что он мне отвечает: "Э нет, мой дорогой. Быстро я могу делать все, что угодно, но только не давать автографы". А когда он, наконец, отпустил всю очередь своих горячих почитателей и мы сели в автобус, Гуляев рассказал, что правильно давать автографы его научили в одной из республик Закавказья, причем раз и навсегда.

Как-то после большого концерта Юрий Александрович раздавал автографы направо и налево. Ему подсовывали все подряд, а он щедро и с удовольствием расписывался. Назавтра он уезжал в Москву. Перед отъездом певец, естественно, пошел в филармонию за расчетом, и там ему показали официальную бумажку о том, что он получил 500 рублей аванса. Внизу стояла его собственноручная подпись.

Гуляев говорит: "Я ничего не брал. Где администратор?". А ему отвечают, что администратор уехал в Москву по делам, отчет сдал, и мы ничего не знаем. "Подпись ваша? Ваша. Все". И сколько он ни возмущался, они только плечами пожимают и предлагают отдать документ в милицию на графологическую экспертизу.

В общем, посмотрел Юрий Александрович на подпись внимательно, видит - никаких сомнений: его. Человек он был мягкий, поэтому крупного скандала устраивать не стал, хотя и мог бы: его известность вполне это позволяла. Но он плюнул и уехал. Однако с тех пор к процедуре раздачи автографов относился внимательно и осторожно.

САМОУБИЙСТВО ПО РЕЦЕПТУ РАНЕВСКОЙ

Я посещал творческий семинар Фаины Раневской. Первое занятие запомнил на всю жизнь. Пришла Фаина Георгиевна, закурила "Беломор" и сказала: "Дорогие мои, вы - моя халтура. Понимаете, народным артистам СССР денег платят мало, и поэтому мне, чтобы заработать, нужно вас немного подучить. Но это абсолютно бесполезно и бессмысленно, научить я вас ничему не смогу. Нельзя научить играть. Поэтому я и стараться не буду. Хотя, может быть, кому-то в чем-то помочь смогу".

Занятия наши заключались в том, что она приходила, садилась и рассказывала, во-первых, о себе, во-вторых, анекдоты. Поговаривали, что она сама их сочиняла. И я этому верю. Юмора и остроумия у этой женщины было столько, что не передать!.. Ее фразы мгновенно становились фольклором. Да она сама была и есть фольклор. Я слышал, как Никулин в "Белом попугае" рассказывал под видом анекдота случай из жизни Фаины Георгиевны. Правда, Никулин заменил ее другим персонажем, мужчиной.

Кстати!.. Анекдоты Фаины Георгиевны начинались с этого слова. Она время от времени произносила "кстати" и рассказывала очередную анекдотическую историю.

На первом занятии мы должны были познакомиться с пьесой Эрдмана "Самоубийца", которую долго не разрешали ставить. Фаина Георгиевна сказала: "Говорить об этой пьесе не хочу. Скучно. Лучше поговорим о самоубийстве. Штука эта серьезная, тут есть о чем поговорить". И она рассказала трагический случай: "Одна старуха решила застрелиться. Это я не о себе рассказываю, себя старухой не считаю". Она затянулась беломориной и продолжила: "Это я о другой старухе. Так вот, где-то она узнала, что если наверняка хочешь покончить с собой, стрелять нужно на два пальца ниже соска. И что вы думаете? Она прострелила себе коленку".

РОМАНЫ И РОМАНСЫ ЛЯЛИ ЧЕРНОЙ

Легендарная женщина и актриса, с которой мне пришлось встречаться, - Надежда Ивановна Киселева, известная всем как Ляля Черная. О ней говорили, что вся ее жизнь - это песня. Во всех смыслах. Кроме того, у нее были самые знаменитые мужья: великие мхатовские артисты Михаил Яншин, Николай Хмелев. И, наконец, Евгений Весник. Когда я с нею гастролировал, Ляле Черной уже исполнилось 75 лет. Она выходила на сцену и пела всего три романса. Но весь концерт публика ждала только ее.

В Череповце мы работали в Доме офицеров, где был очень хороший, интеллигентный начальник. Полковник. Он внимательно отнесся к нашей труппе, накормил, старался по возможности нам угодить и после концерта подошел к Ляле Черной: "Я просто в восторге! Но почему вы так мало пели? Вас хочется слушать бесконечно".

Актриса благодарит его и сокрушается: мол, что же делать, я теперь пою мало, все-таки мне за 50, а это возраст.

Полковник опешил: "Как "за 50"?! Мне 54, а когда я был 10-летним пацаном, вы вовсю снимались в кино и были замужем!". Ляля Черная посмотрела на него долгим взглядом, сказала: "Хам!" - и ушла.

Она говорила: "Я женщина до тех пор, пока на меня обращают внимание мужчины". А мужчины обращали на нее внимание до самой ее смерти. 32-летний скрипач Володя, который аккомпанировал певице, был в нее влюблен. Я отработал с ними концертов 40, и каждый раз, когда она пела романс Беранже "Нищая", Володя, играя, плакал.

В то время Ляля была, так сказать, в гражданском разводе с Весником, ну и поговаривали о каких-то ее отношениях с этим скрипачом. По крайней мере, в люксе их селили вместе, а в то время это было строго воспрещено. И в гостинице Вологды администраторша спросила: "Как же я поселю вас вместе, вы же не расписаны?". Ляля Черная ей мгновенно ответила: "Милочка, разве вы не видите, мы только что из загса, штампы поставить не успели".

ЦЫГАНСКИЕ УСЛОВИЯ ГРАЖДАНИНУ НАЧАЛЬНИКУ

В молодости я работал у цыган. Помню историю, которая произошла на 60-летие руководителя ансамбля Николая Ивановича Канденко.

Когда я вошел в комнату, там было полно цыган. Среди них сидела старуха, с которой все говорили по-русски. Никто меня, мальчишку, с ней, естественно, не познакомил. Да и вообще внимания на меня никто не обращал. Вспоминали в основном Мордовию - как Канденко с цыганским ансамблем приехал туда на гастроли.

К политическим заключенным никого не пускали, даже передач не разрешали. Канденко пообещал начальнику лагеря дать бесплатный внеплановый концерт - прямо за колючей проволокой, специально для его работников. Эксклюзив, так сказать. С маленьким условием, что начальник разрешит передать посылку знакомой зечке. Начальник, понятно, рисковал: если бы о сделке доложили куда следует, ему пришлось бы туго. Но, видимо, не удержался - цыгане-то условия ставили пустячные. И он решился: "Согласен". Канденко говорит: "А не обманете, товарищ начальник?". Тот даже обиделся: "Я ж вам, - говорит, - не цыган какой, я - чекист! Кому передать посылку?". - "Лидии Андреевне Руслановой". Тут начальнику стало плохо. Он-то думал, что речь идет о какой-нибудь цыганке, до которой никому дела нет, а оказалось... Но отступать поздно.

В этом дремучем лесу, в лагере, цыгане дали концерт, да такой, что начальник им еще и свидание с Руслановой разрешил, получасовое. На свой страх и риск. Вот, значит, с какой старухой сидел я за одним столом!

А Канденко сказал: "Лидия Андреевна, я знаю, что вы за столом петь не любите, но для меня спойте, пожалуйста". Она ответила, что и в самом деле за столом не поет, но Коле отказать не может. Русланова запела "Валенки", и мне показалось, что включили пластинку: вместо старческого дребезжащего голоса, которым она только что говорила, я услышал молодой голос Лидии Руслановой, известный любому ребенку...

ШУЛЬЖЕНКО ВЫРАЖАЛАСЬ ДОХОДЧИВО

В 70-е годы на День Победы я работал в казахстанском городе Усть-Каменогорске. Туда пригласили Клавдию Ивановну Шульженко с Давидом Ашкенази, ее постоянным аккомпаниатором. Надо сказать, Клавдия Ивановна, такая маленькая, с папиросой в зубах, несмотря на женственность, интеллигентность и солидные годы, очень любила... материться. В ее устах это звучало мягко, красиво и элегантно.

Что такое фонограмма, тогда не знали, поэтому в центр стадиона вытащили рояль, подзвучили его микрофонами, и все происходило вживую. Ашкенази играл, Шульженко пела фронтовой репертуар. Кстати, стадион был полон: Клавдию Ивановну просто обожали.

Ясно, что на концерте было много фотокорреспондентов, которые все время щелкали своими аппаратами.

А один нахальный фотокор лез чуть ли не под ноги певице. Она кланяется, а мне шепчет: "Ванечка, уберите этого наглеца". Я - к нему, говорю: "Извините, вы мешаете Клавдии Ивановне работать". А он на меня ноль внимания, на коленочку становится, ищет ракурсы поэффектнее.

Клавдия Ивановна начинает следующую песню - "Давай закурим", - ситуация не меняется. Наконец наступает фортепьянный проигрыш, он в этой песне длинный. Ашкенази играет, Шульженко ослепительно улыбается, прячет микрофон за спину и сквозь свою великолепную улыбку говорит фотографу: "Отойдите, пожалуйста. Вы мне мешаете". Ноль эмоций. Она еще раз. Ни фига! Тогда Клавдия Ивановна все с той же очаровательной улыбкой произносит: "Пошел на х..!". У фотокора аппарат из рук выпал и на шее повис. "Что?" - промямлил он. А Клавдия Ивановна: "Пошел на х..! Понял?".

И, знаете, он понял - потому что исчез в мгновение ока. Вот только я не понял, как ему это удалось: все-таки от центра поля до края путь неблизкий...

ЯЩИК КОНЬЯКА ДЛЯ ВЫСОЦКОГО

После моего дебюта в Москве, в 78-м, меня стали приглашать в программы известных артистов того времени. Я работал с популярной группой "Оризонт", рок-группой "Автограф". Вел концерты народного артиста СССР Юрия Богатикова. И вот однажды звонит мне администратор Золотарев: "Ваня, есть поездка. Денежная. Но ты за зубами язык можешь держать?". Я говорю: "Могу". - "Мы едем не по концертной линии (раньше это было запрещено, могли лишить аттестата, то есть права работать вообще. - И. Ш.), а от общества книголюбов".

Я, естественно, интересуюсь, с кем и куда. И Золотарев отвечает: "С кем - скажу в аэропорту, а куда - секретов нет. В Магадан".

Я никак не мог понять, что за таинственность такая. Ну, подумаешь, левый концерт. Тоже мне парижские тайны! Приезжаю в аэропорт. Вижу Золотарева и рядом человека с гитарой. В кожаной кепочке. Это был Высоцкий.

Как потом выяснилось, он поссорился с Золотухиным - до этого они вдвоем ездили - и сказал Золотареву: "Любого мне найди, чтобы вначале меня представил и поработал в паузе, пока я чайку хлебну и гитару приведу в порядок". У него гитара быстро расстраивалась и струны рвались часто.

Приехали мы в Магадан. Работали в каком-то НИИ, связанном с проблемами океана, и по знаменитой колымской трассе, которую зеки строили. Везде с аншлагами. Это при том, что нигде никаких афиш не было. А жили в гостинице "Магадан". Владимир Семенович - в люксе с окнами во двор, а я напротив, в одноместном.

И вот в два часа ночи стук. Я вскакиваю, открываю.

Стоит Высоцкий: "Старик, выручай. Ко мне какие-то бабы через балкон влезть хотят". Я говорю: "Так давайте милицию вызовем". А он: "Милиция разбираться будет два часа, а я хочу хоть немного поспать". В общем, послал он меня в свой номер. Я лег. Лежу. Вижу - на балконе женщины появились, солидные такие, не девочки. Еще сумку какую-то за собой тащат. Заглянули сквозь стекло и давай стучать. Встаю и начинаю: "Что такое, что вы здесь делаете? Я милицию вызову". Они мне: "А где Высоцкий?". - "Какой Высоцкий? Я командированный. Живу здесь". Одна кричит: "Не может быть, я же этой сволочи коньяк поставила, чтоб она мне балкон показала". Ну, я тоже в крик: "Не знаю никакой сволочи и никакого коньяка! Я спать хочу".

Короче говоря, смирились они с тем, что их обманули, попросили разрешения пройти на выход: не хотелось с балкона вниз слезать, второй этаж все-таки. И я уже решил, что выпроводил их, но... Был узнан. Схватили они меня. "Колись, - говорят, - где Высоцкий". Я делаю вид, что сдаюсь: "Вас не проведешь. Но Высоцкий все равно не здесь живет, а в обкомовской гостинице, за городом". Они расстроились: "Ну, мы туда, конечно, среди ночи не поедем, но у нас вот тут 10 бутылок коньяка, рыба. Ты ему передай". Я пообещал, и они ушли.

Захожу к себе в номер, Высоцкий сидит. "Ушли?" - спрашивает. "Ушли. Вот сумку коньяка оставили". - "Вот и хорошо. Возьми себе. За труды".

Не пил он тогда вообще. Из-за своих болезней. И бессонницей страдал жесточайшей. А в ту ночь он мне еще и пел. Представляете? Мне - одному!

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter