Актер театра и кино Валерий ЯРЕМЕНКО: «Квазимодо — роль, для которой и внешне, и внутренне я подхожу на все сто»

В книге воспоминаний Александра Ширвиндта я вычитала замечательный абзац: «Мое поколение с молоком школьных учительниц всосало четкое представление о том, что человечество делится на положительных и отрицательных героев. Положительные — молчаливы, непьющи и любят родину в любом ее качестве на данный момент. Отрицательные пьют, меняют женщин и сомневаются в качестве родины. А если все не так просто? А куда девать индивидуальность, характер, талант и ум? Куда прятать Пушкина, который говорил, что он жертва Бахуса и Венеры? И если верить его донжуанскому списку, знал более сотни женщин?». Это я к тому, что заслуженный артист России актер Театра Моссовета Валерий Яременко, которого широкий зритель хорошо знает по «Ералашу» и фильмам «Любовь слепа», «Привет от Чарли-трубача», «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво...», а также мюзиклу «Нотр-Дамм де Пари», где Валера сыграл Квазимодо, и рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда» (партия Иуды), — типичный положительно-отрицательный герой. В жизни, на экране и на сцене он и женщин менял, и выпивал, и частенько сомневался в качестве родины... При этом в свои 45 кое-чего добился — на сцене Моссовета у него сплошь главные роли. По телевизору, правда, мог бы мелькать почаще, но не хочет...

«ЦАРЕВ ВЫНЕС МНЕ ВЕРДИКТ: «ПАРЕНЬ СПОСОБНЫЙ, НО ХАМОВ НА СВОЕМ КУРСЕ Я НЕ ПОТЕРПЛЮ»

— Вы — коренной севастополец, по идее ваша судьба — море, пираты, острова сокровищ. Каким ветром вас в актеры занесло?

— Вы будете смеяться, но начинал я как матрос-певец — такова моя воинская специальность. От службы не косил, в армию отправился добровольно — в Ансамбль песни и пляски Черноморского флота. Сегодня я понимаю, что сделал правильный выбор, за два года многому научился.

— Многому — это чему?

— Занимался хоровым пением, а для драматического актера это высший пилотаж. Была б на то моя воля — в обязательном порядке ввел бы эту дисциплину в театральных вузах. Быть выскочкой-солистом просто, куда сложнее услышать партнеров, построить аккорд.

— Почему после службы вы подались поступать в далекую Москву, а не в родной и близкий Киев?

— Вы опять будете смеяться... В Театральный институт Карпенко-Карого я практически поступил. Мы с ансамблем приехали в Киев давать сольный концерт в ДК «Украина», а в тот день в магазине «Мелодия» на улице Красноармейской выбросили редчайшие джазовые пластинки. Во времена повального дефицита найти их в Севастополе было нереально. Чтобы выпросить увольнение, я и насвистел руководству: дескать, решил пройти прослушивание в Киевский театральный. Получил добро, но с условием: на увольнительной обязательно должна стоять печать института, удостоверяющая факт моего там пребывания.

И предстал я пред ясны очи приемной комиссии, возглавляемой Адой Николаевной Роговцевой, во всей красе — форма, тельняшечка, открытая белозубая улыбка, ясный и бесхитростный взгляд.

— «Бескозырка белая, в полоску воротник»?

— Именно. Военная форма всегда подкупает. Вот только мы в Севастополе рiдну мову практически не изучали, а курс набирали украинский. С грехом пополам, коверкая слова, прокричал что есть мочи какую-то нелепую юмореску. Комиссия расхохоталась. Я решил, что мэтры пришли в восторг от гениальности абитуриента, а оказалось — смеялись над произношением. Тем не менее мне шлепнули вожделенный штамп на увольнительную и пригласили на следующий отборочный тур. Ну а я бегом в заветный магазин грампластинок.

По гроб жизни благодарен Ансамблю песни и пляски еще и за то, что в нем меня избавили от комплексов и зажатости, приучили к сцене, раскрепостили. Поэтому в Москве на экзаменах я в отличие от других не трясся. Наоборот, был твердо уверен: не пройду в этот вуз — пройду в следующий.

— Наверняка какая-то юная морячка провожала вас в даль неведомую со слезами на глазах?

— У меня была первая любовь, которая должна была завершиться свадьбой. Но до загса дело не дошло, мы даже не дошли до близких отношений. Эта женщина до сих пор мне как сестра, а тогда я писал ей письма. Кстати, она поступила в Щепкинское училище, а я отправился по ее стопам. Посмотрев мой показ, Михаил Иванович Царев вынес мрачный вердикт: «Парень способный, но хамов на курсе я не потерплю».

— Чем вы его задели?

— Я был хоть и тихий, но при этом все-таки наглючий. На экзамене по танцам прокрутил сложный пируэт, мэтр поинтересовался: «В ансамбле занимались танцами?». А я эдак небрежно: «Не обращайте внимания. Так проявляют себя мои природные данные».

— Я правильно поняла, что после этой выходки учеба в Щепкинском была завязана для вас большим бантом?

— Само собой. «Щепка» громко хлопнула перед моим носом дверями, и я отправился дальше. Поступил на режиссерский факультет ГИТИСа, о чем ни секунды не жалею. По окончании был приглашен в Театр Моссовета, в котором тружусь до сих пор.

— Где все это время обитали?

— Некоторое время в общежитии.

— Затем переехали к женщине?

— Это было бы слишком просто. Я пошел работать дворником. Тогда московские дворы мели лучшие люди: ребята из архитектурного института, художники, журналисты, актеры, режиссеры... Вы даже не представляете, как интересно мы жили! Я убирал участок на Сретенке, рядом, в Головинском переулке, в доме постройки XIX века, мне выделили шикарную двухкомнатную квартиру.

— Это ж за какие заслуги? Взятку, что ли, в райадминистрации дали?

— Боже упаси! На высокую должность дворника я попал по протекции однокурсника. Работа давала стопроцентную уверенность в себе, в том, что я самостоятельный мужик. Дошло до того, что, даже трудясь в Академическом театре Моссовета, я не оставлял родную метлу и милые сердцу грабли.

«УЕЗЖАЯ НА СЪЕМКИ, ДВОРНИЦКУЮ МЕТЛУ Я ОТДАВАЛ СОСЕДКЕ»

— Жильцы вас любили?

— Еще и как. Помню, меня утвердили в главной роли в фильме «Поражение» по роману Даниила Гранина «Иду на грозу». Эта кинокартина, где мы снимались вместе с Олей Кабо и покойным ныне Женей Дворжецким, была потом очень популярна. Так вот, уезжая на съемки, я честно выдавал соседке — татарке Розе — деньги, чтобы она тщательно убирала мой участок. Когда фильм вышел на экраны, жильцы стали интересоваться: «Что за актер там снялся? Вылитый наш дворник!». Я объяснял: «Подметаю, понимаешь, улицу, рядом останавливается мосфильмовская машина. Оттуда выходит главный режиссер, смотрит на меня и хвалит: «Как хорошо ты метешь! А в кино хочешь сняться?». Я, не задумываясь, передаю метлу Розе и подаюсь в артисты». (Смеется). Мне верили, потому что никто даже предположить не мог, что в свободное от борьбы с мусором время я тружусь в театре.

— Наверняка жильцы понимали, что молодому организму необходимы витамины, и подкармливали чем-то вкусненьким?

— Всякое было... Но на изголодавшегося доходягу я явно не тянул. Как дворник получал 180 рублей плюс театральная ставка — 100. Состоятельный человек! Но всему хорошему приходит конец. Меня плотно заняли в репертуаре театра, поэтому со Сретенкой пришлось расстаться.

«Когда я впервые увидел себя на экране голым, уже на следующее утро явился в фитнесс-клуб: «Мне нужна фигура, чтобы не стыдно было раздеться»

— Судя по всему, человек вы трудолюбивый, никакой работы не гнушаетесь.

— Наоборот, получаю от нагрузок колоссальное удовольствие — с детства к ним приучен. Отец — он у меня моряк — был постоянно в рейсе, мама с двумя пацанами одна на хозяйстве. Мы с братом рано усвоили: ежели в доме два мужика, негоже маме одной мыть посуду, убирать, по магазинам ходить. Кроме того, к нам на дом приходили преподаватели, учили игре на аккордеоне. А вот спортом я долгое время совершенно не занимался.

— Толстеньким были?

— Натуральным «жиромясокомбинатом». Сверстники меня дразнили нещадно. Я ведь из категории гадких утят — правда, и сегодня до прекрасного лебедя мне еще далеко. Зато как никто другой знаю: стоит ненадолго расслабиться — тут же обзаведешься большим животом, перестанешь котироваться как актер. Ни ролей в театре, ни приглашений в кино. Останусь разве что с партией Иуды в рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда», которую исполняю уже 15 лет...

— Вы и в мюзикле «Нотр-Дам де Пари», помнится, не последнюю роль сыграли...

— Да, я там был Квазимодо. Правда, страна знает в этом качестве исключительно Славу Петкуна. Он был фаворитом, его пиарили, а мы с Ведерниковым (еще одним исполнителем роли Квазимодо) оставались за кадром.

— Не обидно?

— Я человек мстительный. Но когда меня отодвигают, не пытаюсь с пеной у рта доказывать, что я лучше. Просто выхожу на площадку и делаю так, чтобы зрители сравнили и за голову схватились: «Где справедливость?». Правда, в случае с Петкуном не применимы категории «лучше-хуже». Просто он себя по-иному позиционирует. Что касается меня... Это одна из немногих ролей, на которую я и внешне, и внутренне подхожу на все сто, а тембр моего голоса точно попадал в душу зрителя.

— Как Петкун уживается с товарищами по цеху?

— Ничего плохого про Славу сказать не могу. Мы общались в одной гримерке, иногда пересекались на тусовках — в своем формате он занимает достойное место. Другое дело, что Петкун — не актер, у него нет соответствующей школы, ему сложно выходить на сцену, а для меня это не проблема. Вообще, сочетать драматическое искусство и вокал дано не каждому, хотя сейчас поют чуть ли не все подряд: главное — оголи живот, выйди в трусах на сцену и плати грошi. Мне приятно сознавать, что я никому не должен кланяться: все-таки пою по нотам, а не с голоса, как коллеги. Не подумайте, что хвастаю, — просто умею это делать.

«РАДИ МОСКОВСКОЙ ПРОПИСКИ Я ОФОРМИЛ ФИКТИВНЫЙ БРАК»

— Что это мы все о театрах да о мюзиклах? Вы ведь и в фильмах часто снимаетесь.

— Давайте смотреть правде в глаза: на экранах моя скромная персона мелькает куда реже, чем хотелось бы. Но так уж сложилось: в проходной сериал ради прокорма не пойду. Нормальные деньги могу заработать другим способом. У меня налаженный бизнес: провожу всевозможные корпоративные вечеринки, и не из разряда шалтай-болтай — исключительно на государственном уровне, с достойными, интересными людьми. К примеру, недавно вел мероприятие в Манеже, куда из Парижа привезли балет «Мулен Руж». Выступали Валерий Меладзе, Сергей Пенкин, Кристина Орбакайте. А организовал все это я с моей любимой девушкой.

— Я так поняла, что вы не единожды были женаты?

— Трижды. Хотя первый раз не считается. Для того чтобы остаться в Москве, нужна была прописка. Вот и оформил фиктивный брак. Кстати, ничего, что я сейчас об этом рассказываю, меня постфактум не посадят? В советские времена такие вещи были сурово наказуемы. Словом, друзья предложили мне взаимовыгодный вариант, и мы с милейшей женщиной, с которой до сих пор остаемся друзьями, отправились в загс.

— А ей-то зачем все это было нужно?

— Не могу выдавать тайны другого человека. Была деликатная договоренность, не требующая никаких вложений. Мы с ней даже поделили деньги за обручальные кольца, полученные в качестве компенсации. Зато во втором браке уже я, москвич, помог с пропиской актрисе Ирине Чериченко. До нашего знакомства видел ее в фильме «Завтра была война» по Борису Васильеву, где она играла Искру Полякову. Она, кстати, была близкой подругой моей девушки.

— Интересно, а как та отнеслась к вашему поступку?

— По достоинству оценила мое благородство. Кто же знал, что за те 20 дней, что оформлялись документы, я влюблюсь по уши в свою будущую фиктивную супругу? Когда понял, что попал, сказал ей: «Давай поживем вместе и посмотрим, что из всей этой затеи получится». Она не возражала, поскольку и сама не заметила, как втюрилась. А я стал другим человеком — глаза горели, играл по-новому. По земле не ходил — летал. Тогда и предложил Ире совсем уж немыслимый, как для себя, вариант: «А давай нашу первую брачную ночь проведем после свадьбы!». Сказано — сделано.

— Выходит, ваша супруга отбила вас у своей же подруги?

— К тому времени наши отношения исчерпали себя, так что расстались без проблем.

Изначально наш брак с Ириной основывался на игре, а в настоящей семейной жизни получил счастливое продолжение. Мы отлично прожили три года, потом расстались.

Третий брак был уже серьезным поступком, хотя я вновь женился на актрисе. Вместе мы репетировали шекспировскую трагедию «Ричард III». Я был король, она — королева. Девушку звали Елена Кравченко. Мы, уже будучи разведенными с ней, снимались у вас в Киеве в фильме «Любовь слепа» — на площадке ни разу не пересеклись.

— Вместе вы долго прожили?

— Восемь лет. Зато теперь я уверен — на актрисе больше ни за что не женюсь. Моя сегодняшняя любимая женщина не актриса, хотя имеет творческую профессию — устроитель всевозможных элитных мероприятий. Мы давно знакомы, а вот серьезная любовь зародилась недавно.

— И вы опять собираетесь жениться?

— Время покажет. Масса людей живут в гражданском браке и вполне счастливы, а можно оформить отношения, но при этом быть бесчувственным, опустошенным, мертвым. Я предпочитаю быть живым, вибрировать, чувствовать. С удовольствием хожу в походы, неделями не бреюсь, сплю на земле, варю в котелке похлебку.

— Вам, как не очень задействованному в кино актеру, на жизнь хватает?

— Москва — безумно дорогой город, там нужно иметь связи, чтобы знать, где и когда действуют различные скидки. Мы живем в богатой стране, но живем кастово. Кто-то в день тратит миллион, а кто-то стреляет сотенную до зарплаты. Меня тошнит от глянцевых журналов, в которых толстосумы выставляют напоказ, за сколько тысяч они купили себе часы, жене — шубу, а любовнице — драгоценности. Это неуважение к настоящим трудягам, которых превратили в рабов.

«В СПЕКТАКЛЕ МЫ ВЧЕТВЕРОМ МУЖСКОЙ СТРИПТИЗ ПОКАЗЫВАЕМ»

— Меньше всего в этой жизни мне хочется быть парикмахером Сергеем Зверевым, у которого прикид от кутюр. Лучше уж быть Зверем Сергеевым. (Смеется).

— Помнится, в сериале «Бальзаковский возраст» вы бегали по гостиничному номеру в кожаных трусах, с плеткой и в наморднике? Сами-то жестким сексом хоть раз в жизни занимались?

«Моя скромная персона в кино мелькает реже, чем хотелось бы. Но в проходной сериал ради прокорма не пойду». «Буратино». Кот Базилио и Лиса Алиса (Анна Большова)

— А что, про это тоже надо?

— Надо идти до конца.

— С возрастом, когда в голове прокручивается кинолента из собственного опыта, понимаешь: уходить в голый секс скучно и неинтересно. Если это дело не обрамлено неким романтическим увлечением, то напоминает радость павиана, не более. А вот если занятие любовью подключено к голове, получается звездное небо: попробуйте объяснить, какая звездочка лучше. Хочется и к тому созвездию прикоснуться, и к этому.

Тем не менее фильм «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво...» мне здорово помог. Объясню, в чем. Режиссер картины увидел меня в скандальном спектакле Виктора Шамирова «Lady’s Night», где Марат Башаров, Гоша Куценко, Дмитрий Марьянов и я догола раздеваемся.

— Совсем догола?

— Полностью. Причинные места стыдливо руками прикрываем. Мы, кстати, этот спектакль у вас в Киеве на сцене Академического театра Ивана Франко показывали. Зритель пришел важный, изысканный, в театре разбирающийся, а тут мы нагишом. Вначале нас приняли крайне холодно. Мы поняли: провал. Но к концу спектакля народ расшевелился, расхохотался. А вот в Одессе нас сразу раскусили, полюбили и отлично, с юмором принимали от первой до последней минуты. Но я отвлекся...

Человек, который раздевается в театре и в кино, должен выглядеть соответственно. Когда мне предложили роль в «Бальзаковском возрасте», уговора, что сниматься буду в стрингах, не было. Я согласился. Ну а дальше... Там есть юмор, а значит, ситуация не пошлая. Но когда я пришел на озвучку и увидел себя на экране голым, ахнул от ужаса. Эти булочки по бокам, этот пивной животик, эта попа!!!

Раньше специально для спектакля «Lady’s Night» регулярно посещал фитнесс-клуб. Затем договор с заведением закончился, а я — человек, склонный к полноте... Правда, для моего персонажа — префекта, которого разводят главные героини, — это была замечательная фактура. Здесь же снимался Тарзан. Его герой по контрасту — недалекий, но накачанный маляр, а мой — мужчина, нормально функционирующий, но, увы, не Тарзан. Когда я увидел свое большое тело, это подействовало, как ледяной душ. Уже на следующее утро я явился в фитнесс-клуб и сказал инструктору: «Мне нужна фигура танцовщика, чтобы не стыдно было раздеться».

— Стараетесь придерживаться здорового образа жизни?

— Конечно. Сегодня многие талантливые актеры умирают, едва перешагнув 40-летний рубеж. И лишь небольшая часть из них сгорает на работе — остальных на тот свет отправляет алкоголь. Кроме того, нам нужно всерьез опасаться вашего брата, папарацци. Журналистам в кайф сфотографировать человека в тот момент, когда он, грубо говоря, превращается в животное. Хотя понимаю — это ваша работа.

Никогда не забуду, как ужасно выглядела уже немолодая Лидия Федосеева-Шукшина, которую объектив поймал на пляже в не совсем удачной позе — поправляющей купальник. Поэтому в общественных местах стараюсь не попадать в кадр, особенно если немного выпью. Была масса историй, когда публиковали безобразные фото артиста Яременко. Самое интересное, что сняты они были в тот момент, когда я был совершенно трезв.

— Вы уже приобрели в Москве свое жилье?

— Да. Но оставил его своей последней супруге. Ушел, как должен уйти нормальный мужик. Сейчас снимаю квартирку рядом с театром. Она малюсенькая, но я ее обожаю. Жаль, выкупить не могу, поскольку это мастерская художника. Она полностью благоустроена и весьма богемна. Я сам ее оформил, используя подручные средства. Проще говоря, задрапировал — обил тканями, среди которых главенствует ситец. Кто-то из друзей называет ее шатром, кто-то — аквариумом. Я спокойно могу жить в квартире любимой девушки. Могу, но не хочу, поскольку счастлив в своем маленьком пространстве. А ведь часто бывает с точностью до наоборот — живет человек в пятикомнатных хоромах, а чувствует себя грустно и одиноко.

— В Театре Моссовета у вас большая нагрузка?

— Да. Главные роли в «Трамвае «Желание», мюзикле «Буратино». С 1991 года пою в мюзикле «Иисус Христос — суперзвезда». Иисусы меняются, а я — вечный Иуда. Сейчас репетируем «Хитрую вдову», где у меня главная роль, причем на роликовых коньках, поэтому учусь кататься. Поскольку мой герой — чрезвычайно темпераментный итальянец, я в свои 45 должен ему соответствовать, становиться таким же резвым, вертким, быстрым. Так что совершенствуюсь, расту над собой. И пока, знаете ли, собой доволен.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter