Имя Людмилы ЗЫКИНОЙ всегда было окутано слухами и сплетнями, но самый громкий скандал разразился после смерти певицы и связан с ее исчезнувшими бриллиантами. Часть коллекции, которую Людмила Георгиевна собирала всю жизнь, была найдена на даче помощницы Зыкиной, а часть — продана на аукционе ее племянником

Людмила Зыки­на даже в юности была статной и величавой. Мечтала стать известной певицей, а работала санитаркой в госпитале, швеей, токарем. Увидев объявление о наборе в Хор имени Пятницкого, поспорила с подружками на мороженое, что пройдет конкурсный отбор. И прошла! Когда спустя годы Зыкина решила начать собственную карьеру, руководитель хора предостерегал ее: «Смотри, по миру пойдешь!». — «Пойду, — гордо ответила она тогда, — но не пО миру, а по мИру».

Так и случилось: голос Зыкиной звучал на всех концертных площадках, в радио- и телевизионном эфире, и очень скоро певица стала знаменитой — сначала на всю страну, а потом и на весь мир.

Вместе с известностью пришло и материальное благосостояние — по советским меркам Зыкина была женщиной небедной. Она всегда выглядела на все сто — была ухоженной и шикарно, но достойно одетой. «Русская певица должна выглядеть не хуже заграничной, — наставляла она своих учениц, — пусть весь мир знает, что наша земля богата красивыми и талантливыми женщинами».

Больше всего Людмила Георгиевна не любила говорить о своем самочувствии: «Я доживу до 120 лет, а в 90 буду по-прежнему молодой и красивой». Увы, судьба не оправдала ее надежд — Зыкина умерла от инфаркта через три недели после своего 80-летия, 1 июля 2009 года.

Имя Людмилы Зыкиной всегда было окутано невероятными слухами и сплетнями, но самый большой скандал грянул после ее смерти — он связан с исчезнувшими бриллиантами Зыкиной. Часть коллекции, которую Людмила Георгиевна собирала в течение всей своей жизни, была найдена на даче ее помощницы Татьяны Свинковой, часть — продана на аукционе ее племянником Сергеем Зыкиным. Положение осложняется тем, что певица не оставила завещания, и ее родственники, похоже, будут вечно судиться из-за наследства. Впрочем, те, кто лично знал Людмилу Георгиевну, уверены: слухи о размерах бриллиантовой коллекции Зыкиной, мягко говоря, преувеличены, а ее главное наследие — песни, на которые могут претендовать все поклонники ее творчества.

ЮРИЙ БЕСПАЛОВ: «ОТПРАВЛЯЯСЬ НА ДРЕЙФУЮЩУЮ СТАНЦИЮ «СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС-6», ЛЮДМИЛА ГЕОРГИЕВНА ВЗЯЛА ДЛЯ ПОЛЯРНИКОВ 20 ЛИМОНОВ И ТРИ АРБУЗА — ПОТОМ СМЕЯЛАСЬ, ЧТО ЕЛЕ ДОТАЩИЛА МЕШОК С НИМИ ДО ТРАПА САМОЛЕТА»

Юрий Беспалов — академик Российской академии космонавтики имени Циолковского, отдал космосу 50 лет своей жизни. Работу пресс-секретаря у знаменитой

Людмила с детства мечтала стать известной певицей, а работала санитаркой в госпитале, швеей, токарем

певицы считал своим хобби: «С Людмилой Георгиевной мы встречались по субботам, когда у нее и у меня был выходной день». Беспалов также является автором мемуаров Людмилы Зыкиной и книг о ней — «Люд­мила Зыкина. Легенда века» и «Издалека долго».

— Юрий Анатольевич, как вы с такой научной биографией стали пресс-секретарем Людмилы Зыкиной?

— Нас познакомил мой хороший знакомый, солист Большого театра Александр Огнивцев, сказал, что ей очень нужен человек, который занимался бы ее связями с прессой. Вскоре мне позвонила сама Людмила Георгиевна — поинтересовалась, есть ли у меня публикации, состою ли в Союзе журналис­тов, и добавила: «Вам перезвонят и сообщат о дате и месте встречи» — и положила трубку. Меня пригласили на концерт в гостинице «Россия», где я лично познакомился с Зыкиной и проработал с ней 25 лет.

— Солидный стаж! Можно сказать, что вы знали ее лучше других?

— Поэтому меня так раздражает ложь, которая сейчас льется с экранов телевизоров и страниц желтых газет — чего они только не выдумывают о Зыкиной! Причем началась эта вакханалия сразу же после ее смерти. Говорили о том, что она везде носила за собой косметичку с бриллиантами, что ее похоронили в расшитом золотыми нитками платье, на которое ушло полтора килограмма драгоценного метала, что у нее было 34 ордена, а на гаст­ролях она побывала в 95 странах (на самом деле только в 38-ми), что в ее репертуаре было более двух тысяч песен, а на самом деле — всего 400.

По отношению к Люд­миле Георгиевне это особенно оскорбительно, потому что она ненавидела ложь — для Зыкиной умение врать было самым ужасным людским пороком. Узнав, что человек обманул ее, она могла разорвать с ним отношения, даже не дав возможности оп­равдаться.

Что еще вызывало ее гнев, так это невежественность и не­про­фессионализм. Людей некомпетентных и неквалифицированных она не признавала и общаться с ними не могла. Зыкина часто жаловалась, что в наше время трудно найти профессионалов в любой сфере деятельности, начиная с композиторов и исполнителей и заканчивая журналистами. Иногда мне казалось, что в ней живут два абсолютно разных человека: утром она могла говорить и делать одно, а вечером — совсем другое, иногда — кардинально противоположное. Люда никогда ни с кем не сюсюкала и ни перед кем не заискивала и во всем, что касалось ее работы, была очень требовательной. Зыкина обладала характером властным, бескомпромиссным, не терпела никаких возражений, злилась, когда ей в чем-то перечили.

— По собственному опыту знаю, что с такими людьми очень непросто ладить. Вы нашли к Людмиле Георгиевне особый подход?

— Мне с ней было легко, возможно, потому что она ко мне очень хорошо относилась — считала близким человеком: я мог говорить с ней о чем угодно, да и она от меня ничего не скрывала, как от друга или брата. И на мою работу как ее пресс-секретаря у Зыкиной никогда не было никаких нареканий. За книги, которые я для нее писал, Зыкина платила мне деньги, гонорары я получал сполна, она делала мне подарки — и на день рождения, и на все праздники, причем как покупала их в Москве, так и привозила из-за границы, мне грех было бы на нее обижаться.

Я мог ее попросить о чем угодно, и она всегда отвечала: «О чем вы говорите, Юрочка? Никаких проблем!». Например, я хотел поехать отдохнуть в Крым, а путевок не было, так Людмила Георгиевна за несколько минут мне ее организовывала. Когда я покупал «Волгу» (по тем временам — большой дефицит), она позвонила директору магазина и договорилась: чтобы машина была на 76-м бензине, белого цвета, чтобы с оформлением не тянули, и мне все сделали в один момент.

Юрий Беспалов: «Зыкина обладала характером властным, не терпела возражений, и я был одним из немногих, кто мог ей «врезать», если считал, что она не права»

Помогла мне Зыкина и получить гараж прямо напротив дома. Последним ее подарком мне, который она сделала незадолго до смерти, стал «Паркер» с золотым пером.

Я был одним из немногих, кто мог ей «врезать», если считал, что она не права. Когда мы только начинали сотрудничать, она как-то опоздала на встречу на целый час.

Я терпеливо ждал ее около дома, а когда они с ее тогдашним мужем Виктором Гридиным наконец-то появились, спросил, что случилось. «Я делала прическу», — ответила Людмила Георгиевна. «Ну и что, — удивился я, — мне приходилось встречаться с Джиной Лоллобриджидой, Майей Плисецкой, Анной Маньяни — ни одна из них не опоздала на встречу, так почему вы решили, что вам можно? Если такое повторится, работать с вами не буду».

Чтобы закрепить сказанное, я за чаем рассказал о командующем Первым прибалтийским фронтом маршале Баграмяне, которого очень хорошо знал. Как-то я приехал к нему на интервью по заданию журнала «Смена», и дежуривший на КПП капитан доложил обо мне Ивану Христофоровичу по громкой связи. «Который час?» — спросил Баграмян у дежурного. «Ровно 18.00», — ответил капитан. «Пропускайте», — последовал приказ. Если бы я задержался хотя бы на пять минут, меня бы уже никто не принял. С тех пор Зыкина ни разу не опоздала.

— Наверняка, вы были частым гостем в квартире Людмилы Георгиевны?

— Если вы думаете, что она владела какими-то особенными хоромами, то заблуждаетесь. Конечно, квартира находилась в элитном, как сейчас говорят, доме — высотке на Котельнической набережной: три большие комнаты с просторной прихожей и высокими потолками. Мебель — красивая, но не запредельно дорогая, главное богатство — японская звукозаписывающая аппаратура, два полотна работы Лансере и Беркеля и книжный шкаф с классической литературой и книгами серии «ЖЗЛ» — Людмила Георгиевна любила читать жизнеописания известных людей.

До сих пор помню, чем она меня тогда угощала: картошкой с зеленью и икрой. Еще одна ложь, которую часто приходится слышать, — что Зыкина ела только черную икру, которую намазывала толстым слоем на тонкий, почти невидимый, кусочек хлеба. Людмила Георгиевна обожала красную икру, которую ела с разваренной картошкой-«синеглазкой». Из напитков любила хороший коньяк и крымские — мускатные — вина.

— Платья и сарафаны, в которых Зыкина выходила на сцену, из зрительного зала казались настоящими произведениями искусства.

— На самом деле, они таковыми не являлись. На гастролях в Канаде Людмила Георгиевна решила разукрасить платье какими-то узорами, выступила в нем, а вернувшись домой, показала его Вячеславу Зайцеву. Он просто обалдел, настолько это было несуразно.

Зыкина очень хорошо вязала и вышивала, а вот природным женским вкусом не обладала, в этом смысле она нуждалась в авторитетных советах. Да и откуда было взяться вкусу? Она ведь из бедной семьи, в школе ситцевое платье и передничек были пределом всех ее мечтаний. Платья для сцены Людмиле Георгиевне шили две портнихи, которым она очень доверяла. Помню, как-то вынужден был войти в комнату во время примерки (Людмиле Георгиевне звонил Кобзон) и увидел, что одна из них, Марьям Мухамедовна, булавками прикалывает ей на синее платье — прямо на грудь — какие-то белые рюши. «Вы что, — говорю, — с ума сошли, — у Людмилы Георгиевны и так грудь немаленькая, а вы еще больше ее увеличиваете!». Рюши убрали.

Кстати, с грудью Зыкиной связан один курьезный случай. Как-то пришло из Волгограда письмо, в котором женщина на полном серьезе просила совета: «Людмила Георгиевна, у меня огромная грудь — даже больше, чем у вас, а сейчас в моде маленькая. Что мне делать?». «Надо отвечать, — сказал я Зыкиной, — что посоветуете?». — «А что тут скажешь, — ответила она, — не отрезать же ее — пусть донашивает ту, какая есть».

— Как Людмила Георгиевна одевалась в жизни?

— Когда она стала народной артисткой, к ее нарядам начали проявлять большее внимание. Шикарными вещи, которые она носила, не назовешь, но все они были

С Юрием Гагариным. «Людмила Георгиевна мало кого подпускала близко, поэтому меня удивляет огромное количество людей, которые после ее смерти уверяют, что хорошо Зыкину знали»

качественными и добротными. Стилисты, которые с ней работали, учитывали специфику ее фигуры.
В отличие от многих наших певиц и акт­рис одевалась она только в Советском Союзе, из-за границы тряпки не возила. Перед поездкой в Нью-Йорк ей пошили невероятной красоты дубленку — вышитую, отороченную мехом норки, и все мест­ные газеты и журналы вышли с фотографиями: «Русская певица в роскошном наряде». Так к ней за кулисы пришла жена какого-то шоколадного короля (очень, между прочим, небедная женщина!) и выклянчила у нее эту дубленку — Зыкина просто сняла ее с вешалки и подарила. В Париже Люда была, наверное, раз шесть или семь, пела в лучшем зале французской столицы — «Олимпии». Для каждой такой поездки наши модельеры шили ей специальную коллекцию, и знающие толк в моде парижане не­изменно приходили в восторг от того, как она одета.

Хотя сама Зыкина не делала из одежды культа. Помню, как она собиралась ехать на прием к Путину — пробивать строительство Академии культуры, на которое не давал разрешения Лужков. Смотрю, надевает сапоги на подошве-«манке». «Людмила Георгиевна, — опешил я, — да вы что — какие сапоги? Только туфли!». — «Нет, — говорит, — надо одеться попроще».

И все-таки я ее уговорил: надела свое любимое васильковое платье, приколола две награды — звезду Героя Соцтруда и знак лауреата Ленинской премии. Туфли же взяла с собой в машину и, подъезжая к Кремлю, переобулась. Правда, случился у нее однажды и прокол: когда в моду вошли короткие юбки, Людмиле Георгиевне было, наверное, лет 50, но она — с ее крупной фигурой и полными ногами! — надела мини и пошла поздравлять Игоря Моисеева с 80-летием. Все ей тогда замечания сделали, в том числе и Фурцева.

— Они действительно дружили?

— Еще как! Могли посидеть вместе за столом, выпить, вместе ходили в баню и ездили на рыбалку. Но идиллическими их от­ношения назвать сложно: Людмила Георгиевна не подчинялась Фурцевой беспрекословно, как показали в посвященном певице фильме, часто перечила ей и поступала так, как считала нужным сама. Дистанцию знаменитая певица умела держать.

С летчиком-космонавтом Георгием Береговым и министром культуры СССР Екатериной Фурцевой, 1967 год

В ансамбле у Зыкиной был балалаечник Рожков, брат которого эмигрировал из страны. А тут Людмиле Георгиевне пришло время ехать на гастроли в Японию, и из-за этого Рожкова между подругами разгорелась целая война: Фурцева запрещает брать музыканта: «А то еще и он убежит!», а Зыкина уперлась, и все тут: «Без него не поеду!». И что вы думаете, настояла-таки на своем — уехала с ним, а через какое-то время и на гастроли в Америку с собой взяла. Интересно, что этот момент их не рассорил, они все продолжали общаться. Екатерина Алексеевна занимала у Зыкиной денег, чтобы достроить дачу.

Когда Фурцевой не стало, Людмила Георгиевна ужасно переживала — она очень ее любила, считала самым дорогим человеком. Помимо Екатерины Алексеевны, у Зыкиной была только одна близкая подруга — учительница Татьяна Гаврилова. Они дружили почти 50 лет, Гаврилова ненадолго пережила Людмилу Георгиевну — ушла из жизни в декабре 2010 года. Когда отмечали 80-летний юбилей Люды, сделали фотографию, на которой она запечатлена с Александрой Пахмутовой, Валентиной Терешковой, Галиной Волчек, Светланой Мед­ведевой, и написали: «Людмила Зыкина со своими подругами и приятельницами».

На самом деле, единственной, с кем там общалась Людмила Георгиевна, была Алек­­сандра Пахмутова, да и то только в том, что касалось работы. Теплые отношения у нее были с Майей Плисецкой и Юрием Темиркановым, очень любила она и композиторов, которые писали для нее песни, — Григория Пономаренко, Виктора Бокова, Валентина Левашова, Серафима Туликова. Людмила Георгиевна мало кого подпускала близко, нельзя сказать, что в ее окружении было много друзей. Поэтому меня удивляет огромное количество людей, которые после ее смерти уверяют, что хорошо знали Зыкину, и рассказывают о ней небылицы.

— Правда, что по количеству наград Зы­кина была рекордсменкой среди советских исполнителей?

— Помимо отечественных орденов и медалей, у нее было много зарубежных, прибавьте к этому золотые и платиновые пластинки, которые она получала регулярно. К

С легендарной группой «Битлз» в парижском ресторане, 16 января 1964 года

тому же Людмила Георгиевна была академиком гуманитарных наук Крас­но­дар­ской академии культуры, почетным про­фессором нескольких учебных заведений, в том числе консерватории и Музыкальной академии имени Гнесиных, народной артисткой самых разных советских республик, — в этом смысле равных ей не было и нет.

Помню, как она расстроилась, когда оказалось, что в ордене Андрея Первозванного нет положенных ему 56 бриллиантов, вместо них искусственные камешки. «Ну кто вам туда настоящие поставит?» — увещевал я Людмилу Георгиевну, но она все не верила. Уж она свой орден и так крутила, и эдак, но, в конце концов, вынуждена была признать: «Бриллианты» — подделка.

Зыкина была достойна своих наград — она никогда не боялась работы: во время войны у станка стояла, а уже будучи певицей, давала во 190 концертов в год плюс шефские выступления. Особенно часто Зыкина выступала для воинов — за свою творческую карьеру побывала на всех флотах, во всех крупных подразделениях. На Тихоокеанском флоте пела на подводной лодке, выступала на авианосцах.

Безотказной была, ехала и летела хоть в пургу, хоть в мороз, на Таймыре вышла на улице петь в одном сарафане. Отправляясь на дрейфующую станцию «Северный полюс-6», взяла для полярников 20 лимонов и три арбуза — потом смеялась, что еле дотащила мешок с ними до трапа самолета. Кто из современных исполнителей на такое способен? А сколько концертов она давала за рубежом! Встречалась с первыми лицами иностранных государств — Колем, Шираком, Никсоном, Дэн Сяопином, Хо Ши Мином, Индирой Ганди, все они очень ее уважали.

— А как складывались ее отношения с советскими руководителями?

— Должен вас разочаровать — романов, о которых рассказывает желтая пресса, у Зыкиной ни с кем из них не было. С председателем Совета Министров Косыгиным, о романе с которым больше всего сплетничали, ее связывало шапочное знакомство. Людмила Георгиевна общалась с его дочерью — они часто встречались на правительственных приемах и праздниках. На одном из них Алексей Николаевич поднял тост за Зыкину: назвал ее своей любимой певицей, предложил выпить за ее голос. Этого было достаточно, чтобы молва начала называть Люду «тайной женой Косыгина».

С Хрущевым Людмила Георгиевна была знакома еще меньше. Однажды, на его юбилее, который отмечали в Георгиевском зале Кремля, исполняя для именинника песню, Зыкина, обращаясь к нему, пропела: «А вам 17 лет». Никита Сергеевич был очень доволен — повернувшись к присутствующим, сказал: «Вот видите, мне всего 17 лет, так что будем с вами еще долго работать». Не сложилось, вскоре его сняли.

«Со спортом Зыкина всегда дружила: в юности боксом занималась, с вышки с парашютом прыгала, на коньках до 45 лет каталась, плавала по полтора часа без отдыха»

— В поклонниках у Зыкиной, конечно же, недостатка не было?

— К сожалению, среди них находились и непорядочные люди, которые обманывали ее. Как-то ей из Омска пришло письмо, автор которого жаловалась, что больна сама, да еще и имеет на иждивении старую больную мать. Поскольку обе женщины месяцами не выходят на улицу, им очень нужен телевизор, но денег на него нет.
Людмила Георгиевна тут же позвонила своему знакомому — директору местной филармонии, который купил телевизор и отвез его по указанному адресу. Вскоре Зыкина поехала в Омск на гастроли и решила зайти к этим людям в гости — узнать, может быть, им еще чем-то помочь надо, но дверь ей не открыли. Она разговорилась с соседкой и выяснила, что в этой квартире действительно живут мама с дочкой, но обе они прекрасно себя чувст­­­ву­­­­ют — дочь работает, мама недавно вставила себе новые зубы. А тут и сама корреспондентка появилась, на вопрос Людмилы Георгиевны: «Как же могли так со мной поступить?» — нагло ответила: «Так у вас денег, наверное, пруд пруди, нет ничего страшного в том, что вы со мной поделились».

Помню, Люда тогда очень сильно переживала — не из-за денег, обидно было, что так бессовестно обманули. Кстати, ее ок­ру­жение тоже пользовалось ее добротой — многие занимали у Зыкиной деньги, заведомо не собираясь их отдавать, говорили: «У нее не убудет». Так и остались ей должны тысячи долларов...

Почти всю жизнь Зыкина шефствовала над детским домом в Ульяновске — уст­ра­и­вала там концерты, покупала все необходимое, от канцтоваров до продуктов. К сожалению, и тут ее ожидал удар: Людмила Георгиевна узнала, что большую часть ее подарков разворовывают люди, никакого отношения к сиротам не имевшие. Расст­ро­илась она тогда ужасно, помощь детскому дому прекратила, но потом пришло бла­годарственное письмо от воспитанников этого детского дома, и она оттаяла — снова стала ему помогать. Если речь шла о детях, Зыкина готова была отдать последнее, наверное, потому что своих Бог ей не дал.

— Как Людмила Георгиевна принимала печальные новости, в том числе касающиеся ее здоровья?

— Очень спокойно, она вообще была мужественным человеком, а все напасти переносила стойко. Зыкину отличала не­дю­жинная сила духа, да и здоровье у нее долгое время было крепким: после того как в 1996 году ей вырезали раковую опухоль, она прожила еще больше 10 лет.

В последние годы Людмилу Георгиевну очень ослабил диабет, потом она сломала шейку бедра и после операции на тазобедренном суставе передвигалась на инвалидной коляске, но умирать все равно не собиралась — Людмила Георгиевна обладала очень сильной тягой к жизни. Одолеть Зыкину было совсем непросто.
Помню, как в газете написали, что два молодчика ограбили ее в лифте. Те, кто хорошо знал Людмилу Георгиевну, мог над этой выдумкой только посмеяться: она дала бы отпор любому грабителю — рука у знаменитой певицы была тяжелой. Да и со спортом Зыкина всегда дружила: в юности боксом занималась, с вышки с парашютом прыгала, на коньках до 45 лет каталась, плавала по полтора часа без отдыха.

За несколько лет до ее смерти меня пригласили на программу к Андрею Малахову, посвященную тяжелобольным актерам — Семену Фараде и Татьяне Самойловой.

С основателем и руководителем Северной Кореи Ким Ир Сеном в Пхеньяне, 1994 год

После того как я рассказал, что Зыкина очень плохо себя чувствует, она позвонила мне и дала натуральную трепку: «Зачем ты все разболтал?!». Но я ее успокоил, сказав, что о ее болезни уже давно все знают: первым эту информацию озвучил Иосиф Кобзон. Это, кстати, стало единственным случаем ее недовольства мной за четверть века нашей совместной работы. Когда ее не стало, я был на своей даче на Волге. На похороны не успел...

ПОЭТЕССА КАРИНА ДИОДОРОВА-ФИЛИППОВА: «ЧЕТЫРЕ МУЖА У МЕНЯ БЫЛО, — СКАЗАЛА МНЕ КАК-ТО ЛЮСЯ, — НО НИ ОДИН БРАК НЕ СЧИТАЮ УДАЧНЫМ»

Поэтесса Карина Диодорова-Филиппова не только писала для Зыкиной песни, но и дружила с ней.

— Спрашивайте о чем угодно, только не о бриллиантах, — ответила Карина Степановна в ответ на просьбу об интервью, — никого из тех, кто о них говорит, — ни ее родственников, ни ее бывшую помощницу по хозяйству Татьяну Свинкову — я даже на порог не пускаю. Разговоры на эту тему — без меня! Главным моим бриллиантом была сама Люся, мы дружили последние 30 лет ее жизни.

— А как вы познакомились с Людмилой Георгиевной?

— Это случилось в 1979 году, когда я уже была известной поэтессой — работала с Клавдией Ивановной Шульженко (она была первой «моей» исполнительницей — для нее я написала песню «Сколько мне лет, сколько мне лет? Столько же, сколько и зим»), Майей Кристалинской, Валей Толкуновой, для которой я написала более 40 песен.

У меня 12 сборников, сейчас вот делаю 13-й, хотя и не являюсь членом профсоюза. Как-то Михалков спросил моего мужа: «Почему Карина валяет дурака и не подает документы в Союз писателей?». Когда Боря (муж Карины Степановны, художник Борис Диодоров. — Авт.) мне об этом рассказал, я ответила: «Согласна вступить только в пионеры, а больше никуда».

Для Зыкиной я написала всего пять песен, зато мы с ней стали дружить — у меня и в мыслях не было пристроить ей что-то из своих сочинений, нас связывали чисто человеческие отношения. Я вообще умею дружить, вот и сейчас ко мне в гости пришли мои одноклассницы, с которыми мы общаемся всю жизнь — с 1949 года.

С последним, четвертым, мужем баянистом-виртуозом Виктором Гридиным Людмила Георгиевна прожила 17 лет, но детей так и не завела

Так получилось, что мы с мужем были при­глашены на 50-летний юбилей Зыкиной, на котором как-то очень быстро прониклись к ней симпатией, и муж тут же пред­­ложил ей: «Людмила Георгиевна, приезжайте к нам на дачу!». Собственно, это была и не дача, а дом в деревне недалеко от Твери, которая была еще Калинином. Прошло время, мы уже и забыли об этом своем предложении, и вдруг звонит Люся: «Что вы там про красивые места говорили? Хочу приехать на пару дней — посмотреть».

А надо сказать, что незадолго до этого в нашем деревенском доме случился пожар. Мы как раз были в Москве, и тут приходит телеграмма от нашего соседа: «Ваш дом сгорел. Целую. Гена». Как говорится, смех и грех — это он, бедный, придумывал, как нам сообщить о произошедшем, что сочинил такой текст — забавный и грустный одновременно. Когда мы приехали, со своими друзьями в разговоре с мужем повинился: «Мы не по злобе, а спьяну. Стройся заново». Сразу это сделать было невозможно — нужно было подготовиться, купить стройматериалы, и мы, чтобы не жить под открытым небом, поставили небольшой сарайчик. «Приезжай, — сказала я Люсе, — только я живу в сарае».

— Она не испугалась таких условий, точнее, полного их отсутствия?

— Ни чуточки, так ведь еще и приехала не одна, а со своим последним мужем — Витей Гридиным. Поселились они в нашем

Карина Диодорова-Филиппова: «Люся была повенчана со сценой — весь свой талант, все время и силы отдавала профессии»

сарае, ни малейшего неудовольствия не высказали. Узнав, что вместе с домом сгорело все наше имущество, Люся отдала мне половину своего гардероба. А еще шила мне объемные — с оборками и воланами — красивые ситцевые юбки.

Зыкина была искусной рукодельницей, в свободное время очень любила вышивать, да не какие-нибудь подушечки, а целые картины, и так ловко это делала — иголка так и мелькала у нее в руках. Хозяйкой Люся была замечательной. Это у меня руки не из того места растут, а у нее все было как надо. Как-то к нам зашел в гости председатель местного колхоза и долго не мог поверить, что женщина, которая, подоткнув подол платья, моет пол, на самом деле Людмила Зыкина. Даже не знаю, что его поразило больше: то, что знаменитая певица оказалась в его деревне, или то, что она своими руками моет в избе пол.

И готовила хорошо, особенной популярностью у тех, кто ее знал, пользовались фирменные — «Зыкинские» — щи. У нас в селе Люся так вкусно жарила окуньков в сухарях, что их можно было съесть сразу целый тазик. Кстати, Зыкина сама их ловила: ходила с моим мужем на рыбалку и приносила целое ведерко. Бывало, стоит на берегу в ватнике, косыночке и старых резиновых ботах — от простой селянки не отличишь, а рыбачила лучше всех местных мужиков. Они поначалу на нее косились, а потом ничего, приняли как свою. А она и рада была — Люся очень любила общаться с простыми людьми, может, потому что и сама вышла из этой среды. Зыкина прошла путь от заводской работницы, когда еще ребенком во время войны работала токарем на Московском станкостроительном заводе имени Серго Орджоникидзе.

— В вашей подруге не было и капли звездности?

— В современном понимании этого слова — нет. Когда наша дочь выходила замуж за художника Андрея Голицына (уже по фамилии понятно, из какой семьи он происходит), именно Люся разрядила обстановку, которая, казалось, была накалена до предела. Гости у нас были именитые: Элем Климов, Сергей Михалков, а отец жениха, князь Кирилл Николаевич, когда-то учился вместе с цесаревичем. Я очень боялась что-нибудь не так сказать или сделать, поэтому просто окаменела от страха.

И тут приезжает Люся, которая в это время лежала в больнице, но ради такого дела отпросилась ненадолго. Надо сказать, она очень чуткая была, сразу все поняла и чуть ли не с порога запела свадебную величальную песню: «Ах ты, свет Иринушка, ах ты, свет Андреюшка!».

Мало того что все как-то сразу расслабились и заулыбались, так еще и Кирилл Николаевич удивленно спросил: «Неужели это сама Зыкина?», а потом добавил: «Надо же, какие сюрпризы нам преподносит жизнь: в юности я три раза слушал Шаляпина, а теперь сподобился услышать Зыкину — круг моей жизни замкнулся».

Я и раньше понимала, кто такая Люся, а после этого случая она стала для меня величиной, равной самому Шаляпину. А многие вещи о своей подруге я поняла лишь после того, как ее не стало. Прежде всего я говорю о ее одиночестве.

80-летие Людмилы Зыкиной в Кремле. В первом ряду: Галина Волчек, Александра Пахмутова, именинница, Светлана Дружинина, Елена Образцова. Во втором ряду: Валентина Матвиенко, Светлана Моргунова, Элина Быстрицкая, Светлана Медведева, Валентина Терешкова, Юлия Борисова и Ирина Роднина, 10 июня 2009 года

— Почему же такая талантливая певица и роскошная женщина, как Людмила Зыкина, была одна?

— Люся, уж простите за банальность, была повенчана со сценой — весь свой талант, все время и силы она отдавала профессии. Недаром в песне, которую я для нее написала, есть такие слова:

Опять одна, но не моя вина.
Я просто к сцене приговорена.

С Борисом Ельциным после вручения ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, 1999 год

Боже мой, как она пела это слово — «одна», сколько тоски и боли в нем было! А ведь она никогда не жаловалась, о чем ее ни спросишь: «У меня все в порядке, все замечательно, всех люблю». Я никогда не слышала, чтобы Зыкина сказала о ком-то худое слово, она вообще никогда не осуждала других людей — старалась войти в положение каждого. Впрочем, недостойных людей в ее окружении не было, она жила по принципу, который я обозначила в своих стихах: «Не утверждайтесь на безликих, старайтесь жить среди великих». Надо, чтобы те, с кем мы общаемся, тянули нас не вниз, а вверх.

Как-то я попросила ее: «Люся, давай поговорим о любви». — «Четыре мужа у меня было, — сказала она мне тогда, — но ни один брак не считаю удачным». — «А любовь-то была?» — поинтересовалась я. И она ответила: «Была. Он меня летом с ног до головы обсыпал черешней. А зимой, когда я лежала в Кремлевской больнице, вдруг позвонил и сказал: «Еду к тебе!». Я накинула на халат шубку, бегу, а он — навстречу. Обнял меня, швырнул в сугроб и начал целовать, да так, что я до сих пор удивляюсь, как снег вокруг нас не растаял». Этот мужчина занимал высокий пост и был женат, развестись и жениться на Люсе не мог, и в этом — главная трагедия их отношений. Но в память о них я написала для нее романс:

Я знаю, ты меня давно не ждешь,
Бег времени обратным не бывает.
Но ласковых черешен теплый дождь
Все время о тебе напоминает.

К сожалению, Люсенька так его и не спела, но все время просила меня: «Никому не отдавай! Попрошу Алю Пахмутову, она напишет музыку». К сожалению, не случилось. Сначала Люся заболела, потом я, а вскоре ее не стало. В это время мы с ней общались только по телефону. Сейчас вот из-за диабета мне ампутировали ногу, так я передвигаюсь по квартире на ее инвалидном кресле.

— Какой вы вспоминаете Людмилу Георгиевну?

— Особенно она любила место в верховье Волги, где она сливается с Держей, говорила, что там — настоящая Россия. Помню, впервые выйдя на этот берег, она

Людмила Зыкина скончалась 1 июля 2009 года на 81-м году жизни от остановки сердца, похоронена на Новодевичьем кладбище Москвы

запела: «Издалека долго течет река Волга». Именно в этом месте Зыкина, в конце концов, построила себе дом, а чтобы ей удобно было сидеть на берегу, мы поставили скамеечку, которую назвали Люсиной. Она могла часами на ней сидеть, смотреть вдаль и думать о чем-то своем.

Девятый день после смерти Зыкиной выпал на мой день рождения. Еще очень сильна была боль потери, поэтому мы не праздновали — просто посидели тихонько, и все. Вечером дочка с внучкой пошли на Люсину скамейку и вернулись оттуда с расширенными от восторга и встречи с непознанным глазами. «Мама, — сказала мне дочь, — ты даже представить себе не можешь, что с нами произошло! В целой деревне тишина, никого вокруг, мы садимся на скамейку, и Волга буквально на наших глазах покрывается белым туманом, и вдруг на той стороне реки звучит голос Люси: «Издалека долго»... Мне кажется, таким образом душа Люси с нами попрощалась...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter