Весь мир — театр

Виталий КОРОТИЧ. «Бульвар Гордона» 7 Июля, 2009 00:00

Безоружная правая рука, протянутая навстречу, — это символ добрых намерений. Рукопожатия издавна были знаком дружелюбия, сохранившись даже в эпоху позднего Брежнева, когда на правительственном уровне в моду вошли мужские поцелуи взасос. Здороваясь на улице, жмем руки друг другу. Но не в быту: странно представить семью, где утро начинается с рукопожатий. Издавна, отобедав в гостях, полагается послать благодарственную записку или хотя бы отзвонить гостеприимным хозяевам. Дома же, вставая из-за стола, мы говорим: «Спасибо», то есть благодарим Бога (то же верующие люди делают перед едой).

Привожу простенькие примеры, чтобы напомнить: бытовое и публичное поведение строится по разным правилам. Знаменитый культуролог Юрий Лотман писал о традиционной театральности поведения, в котором издавна есть «сценические» отрезки, то есть время публичных поступков, и «антракты», когда необходимость наблюдать себя сводится к минимуму. Приближаясь к современности, можно перечитать воспоминания о загулах недавних (да и кое-кого из нынешних) больших начальников, которые на публике старались выглядеть величественно и безгрешно. Югославские партизанские руководители Тито и Джилас, приехав в Москву, были приняты по-свойски на даче у Сталина, где ужаснулись политбюровской пьянке и тому, как при перемене блюд охрана просто брала скатерть за углы и уносила ее со стола вместе с недопитым и недоеденным, рюмками и тарелками. Тут же стелилась новая скатерть, расставлялась новая посуда, и гульня продолжалась.

В менее пролетарские времена нанимали спецучителей (помните, у Онегина был француз-«учитель строгий»?) для постижения танцев и «приличного жеста». Разностильность поведения бывала естественна, так как в церкви одежда и манеры — одни, на балу — другие, а в кругу семьи — третьи. Во всех случаях действовали отдельные кодексы поведения, но далеко не все позволяли себе срываться с цепи, выходя из-под надзора.

Нормально, что военные ведут себя не так. как гражданские лица, а в дамском обществе меняются и те, и другие. Должны меняться. Правда, в памяти и в литературе можно отыскать достаточно примеров того, как люди, уставшие от нормированного поведения, устраивали «системные антракты», закатываясь к цыганам, как Пушкин или Толстой, гусаря, как анекдотный поручик Ржевский.

Домашний театр Леси Украинки тоже был своеобразной формой приучения личной жизни к театральности (во многих «приличных» домах существовали такие театры). Те, кто не обладал поведенческой легкостью, страдали в общении с женщинами, как Шевченко и Гоголь, или бывали объектами вышучивания, как Никита Хрущев, пожелавший попить из мисочки для мытья рук, или Джордж Буш-старший, спутавший Словакию со Словенией. Хотя образ этакого «вахлака вне правил», «добродетельного дикаря» давно зафиксирован культурологами, но антракты в нормированном поведении все-таки очень опасны для репутаций.

Нынче условностей все меньше, но все-таки хорошо, когда человек не звереет в кругу семьи, а начальник с мигалками не разгоняет по пути на охоту свой лимузин до немыслимой скорости, пользуясь тем, что ему законы не писаны. Год назад я обиделся на национальный архив литературы и искусства, которому передал много документов и книг, не дождавшись даже поздравительной открыточки в ответ. На меня обиделся серьезный университет, которому я не ответил на приглашение. Эпоха публичности, в которой мы живем, сближает разные части жизни и призывает к ее цельности. Сегодня и в театрах подчас заполняют антракты продолжением спектакля. Погружаемся в современность, в которой спрятаться негде, а откровенность ценится все больше. Такое время...