Плохо забытое старое...

Виталий КОРОТИЧ. «Бульвар Гордона» 25 Января, 2008 00:00

Всякое мышление своеобразно, но иногда обнаруживаются закономерности. Сейчас размышляю на эту тему, погружаясь в чужие и свои собственные воспоминания. За годы накопились десятки видеопленок с разными интервью, а также с передачами обо мне, снятыми в разных концах света. Просматриваю их, потому что старые записи осыпаются, приходят в негодность, и я переписываю видеопленки на диски. При этом выясняется, что некоторые мысли, которым надо бы давно осыпаться с мозгов и с пленок, живучи. Просматривая все это в большей концентрации, удивляюсь, иногда вздрагиваю, так как поучительно возвращается кое-что призабытое и выпавшее из памяти.

Последние лет 20 были не самым легким временем у большинства из нас, и каждый в меру сил пытался найти ответ на многочисленные загадки. Кое-кто был до боли банален. Один из наших писателей в интервью долго рассуждает о том, что я что-то там выразил, а он нет, так как мне определенно разрешалось больше, чем ему. Другой сочинитель прямо говорит, что я самые острые свои сочинения визировал у начальства. Пленка зафиксировала и мой удивленный тогдашний ответ: если, получается, у нас было замечательное начальство, помогавшее протолкнуть к публикации самые острые статьи и стихи, то зачем же мы с ним боролись и разрушали машину, разрешавшую говорить правду?

Впрочем, писательская ревность, попытки объяснить свою бестолковость чужой везучестью — дело привычное. Поражает устоявшаяся закономерность — желание находить причины собственных неудач вне себя, раскапывать скрытых врагов: москалей, евреев, азиатов или безнациональных вредных наемников. Многим так легче. В пленке о митинге в Москве мне понравилась дискуссия бородачей, на полном серьезе обсуждавших, какая у меня настоящая фамилия: Керзман или Керзмин, потому что явно попахивает от меня вредным неславянским душком.

20 лет пролетело, как один день, а ничего не меняется — суперпатриоты продолжают стойко обнаруживать происки вредных чужаков, заведомо считая их более предприимчивыми и умными, отдавая им пальму первенства в умении преобразовывать жизнь. А сами разоблачители — вечные несчастные жертвы.

Обидно, что все это — продолжение советской традиции, согласно которой стране противостояли враги, отличавшиеся неполноценностью. В XX веке царь был беспомощен и бездарен, украинские борцы за независимость — сплошь бандиты, Керенский бежал от большевиков в женском платье. По мере приближения к предписанному нам светлому будущему враги зверели, а те, кто не верил большевикам, — болели психически. Конечно же, Гитлер и Муссолини считались сумасшедшими, а ведущие западные политики тоже не блистали — американский президент Рузвельт — паралитик, британский премьер Черчилль — алкоголик...

Советские диссиденты, по мнению официальной пропаганды, были тунеядцами, пьяницами, продавались за любые валюты и прелюбодействовали. Отсюда, наверное, укоренившееся у многих участников политической жизни убеждение, что оппозиционер и враг — это синонимы, а значит (почти по Горькому): «Если враг (или оппозиционер) не сдается — его уничтожают». Пора бы, наконец, понять, что пока не избавимся от таких стереотипов, не научимся мыслить категориями демократического общества, ничего у нас не получится.

Все-таки полезно иногда пересматривать старые пленки, перечитывать старые газеты, оглядываться по сторонам. В остальном мире уже научились искать причины собственных неудач в себе, слышать другие мнения и договариваться с оппозицией. Надо бы и нам энергичнее уходить от воинственных стереотипов и умения сваливать собственные грехи на других.