«Служенье Муз чего-то там не терпит...»

В украинскую столицу Сергей Юрьевич приехал по приглашению международного кинофестиваля «Молодость», на котором презентовал не только свою картину по пьесе Эжена Ионеско «По поводу Лысой певицы», но и картину Андрея Хржановского «Полторы комнаты» об Иосифе Бродском, где сыграл отца поэта. Творческий вечер артиста был, так сказать, бонусом для публики, замысел выступления возник спонтанно, и с этой программой Юрский больше нигде не выступает.

«СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА РОДИНУ»

Бродским Юрский «заболел» еще в начале 60-х и тогда же с ним познакомился. Знакомство было чисто деловым, отнюдь не связанным с желанием оказаться поближе к новоиспеченному гению. «Меня потрясли его стихи, я хотел их читать и пытался понять, как это делать».

Сергей Юрьевич не единственный, кто сегодня публично читает Бродского, правда, в отличие от некоторых никогда не акцентирует внимание на том, что ему дал разрешение лично Иосиф Александрович.

В принципе, читать стихи и на сцене, и на диване можно и без волеизъявления автора. А вот на посмертные биографии в любом виде нобелевский лауреат действительно наложил 50-летний запрет в своем завещании. Срок запрета истекает лишь в 2045 году, и биографический фильм «Полторы комнаты» Хржановский-старший снимал почти 10 лет из-за трений с Фондом Бродского.

У этой картины, пожалуй, есть один несомненный плюс - ее не увидит ни сам Бродский, ни его родители.

Видимо, для режиссера до сих пор актуален тезис: «Поэт в России больше, чем поэт», и «больше, чем поэта» в «Полутора комнатах» оказалось столько, что места поэту практически не нашлось.

Заносчивый, высокомерный юноша, на которого, судя по сценарию, основополагающее влияние оказал Иосиф Сталин, а не Осип Мандельштам или Уильям Блейк, в свободное от девушек и ничегонеделанья время что-то пишет в толстые тетради, сыплет на молодежных тусовках высокопарными цитатами из своих поздних интервью и мечтает о Венеции. Зато пожилой поэт-изгнанник, уютно расположившись на корабле в шезлонге, грезит под аккомпанемент своих стихов о «сентиментальном путешествии на родину».

До конца жизни Бродский гнал любые мысли о возвращении, а в шезлонге смотрится так же органично, как Пушкин в «мерседесе» или Баратынский за ноутбуком. Можно лишь представить, какие «жизнеописания» и «воспоминания лучших друзей» заполонят информационное пространство, когда Фонд рассекретит архивы.

«КАК ПОЖИВАЕТ ЛЫСАЯ ПЕВИЦА?»

В отличие от картины Хржановского, в которой нет ни духа времени, ни духа Бродского, фильм Юрского про Лысую певицу получился как раз очень ионесским. Сам драматург вспоминал, что замысел пьесы у него родился, когда он изучал английский язык по разговорнику. Из многочисленных диалогов в учебнике Ионеско почерпнул много нового. Что в неделе семь дней, что потолок находится вверху, а пол внизу, что левая рука - слева, а правая - справа, и в какой-то момент подумал, что большинство людей, его окружающих, подобные открытия совершают каждый день, утопая в море бесценной информации.

Во времена Ионеско это море было не таким бездонным и загаженным. Нынче же разговорная бессмыслица достигла такой предельной концентрации, что герои Ионеско выглядят бледными копиями нынешних политиков, работников культуры, рекламных агентов и офис-менеджеров. «Вы только послушайте, что люди несут, пользуясь мобильными телефонами!» - вздыхал Сергей Юрьевич...

В своем фильме «По поводу Лысой певицы» по пьесе главного абсурдиста XX века Эжена Ионеско Сергей Юрьевич (в центре) сыграл с женой Натальей Теняковой и дочерью Дарьей

Герои его фильма несут местами просто восхитительную чушь, не умолкая ни на минуту. Рассказывают глупые и несмешные анекдоты, читают чудовищные стихи, обмениваются идиотскими диалогами и бессмысленными сведениями. Муж и жена идентифицируют друг друга лишь по фотографии их единственной двухлетней дочери, хозяева и гости бьются над проблемой: если раздается звонок в дверь, это значит, что за дверью кто-то есть или за ней никого нет? Лысая певица в пьесе возникает лишь однажды. О ней спрашивает пожарник, случайно наведавшийся в первую попавшуюся квартиру, чтобы узнать, ничего ли в ней не горит. «Как поживает Лысая певица?» - поинтересовался он на прощание. «У нее все та же прическа», - после некоторого замешательства отвечает хозяйка.

«ТЕАТР ЗАКРЫВАЕТСЯ, НАС ВСЕХ ТОШНИТ»

«Лысую певицу» Юрский презентовал дважды: на фестивале и на своем сольном выступлении, которое называлось «Про абсурд» и, вероятно, для усиления эффекта проходило на сцене Дворца культуры СБУ. Предваряя программу, Сергей Юрьевич уточнил, что абсурд - это не смешно, смешно - это юмор.

После фильма по Ионеско Юрский читал Хармса. «Антон Михайлович плюнул, сказал: «Эх!», потом опять плюнул, сказал: «Эх!», опять плюнул, сказал: «Эх!» и ушел. Ну и Бог с ним».

Если бы Даниил Ювачев-Хармс в минуты озарения, случавшиеся у него так же часто, как приступы голода и творческого бессилия, мог представить, что его рассказы и пьесы зазвучат со сцены дворца СБУ, он бы, наверное, улыбнулся. Как улыбался, когда хотел есть или не мог сочинить ничего занятного.

«Случались дни, когда я ничего не ел. Тогда я старался создать себе радостное настроение. Ложился на кровать и начинал улыбаться. Я начинал мечтать. Видел перед собой глиняный кувшин с молоком и куски свежего хлеба. А сам я сижу за столом и быстро пишу...».

Хармс писал быстро, немногословно и больше всего любил рассказывать невероятные случаи. То про Илью Павловича, который «служил в каком-то магазине, потом еще чего-то делал, а в начале революции эмигрировал». То про Анну Игнатьевну, о которой «рассказывать не так-то просто, потому что о ней ничего не известно». То про Марину Петровну, к которой автор однажды пришел, а «она - трах! - и облысела». В конце он часто добавлял: «Ну и Бог с ними!».

Юрский прочел несколько довольно известных «случаев» Хармса, включая «Синфонию № 2» и «Вот какие большие огурцы продают сейчас в наших магазинах», а также несколько пьес, включая мою любимую: «Папа просил передать, что театр закрывается, нас всех тошнит».

«Театр закрывался» уже под занавес вечера, и Сергей Юрьевич заметил, что ему бы не хотелось расставаться с почтенной киевской публикой на слове «тошнит». Великий комбинатор, народный артист России, режиссер, сценарист и писатель прощался с нами стихами любимого поэта.

Служенье Муз чего-то там не терпит.
Зато само обычно так торопит,
Что по рукам бежит священный трепет,
И несомненна близость божества.

«Надо заканчивать, - подытожил Сергей Юрьевич. - Тем более что некоторые зрители уже уходят. И я их прекрасно понимаю. Я удивляюсь вам, до сих пор тут сидящим...». Он удивлялся нам, мы - ему.

Я вспоминаю эпизод в Тавриде,
Наш обоюдный интерес к природе.
Всегда в ее дикорастущем виде.
И удивляюсь, и грущу, мадам.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter