В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Уно моменто!

Семен ФАРАДА: "Заместитель командующего флотом дал мне рекомендательное письмо к Аркадию Райкину: "Морской Балтийский флот рекомендует обратить внимание на Фердмана С. Л. и принять его в свою труппу"

Елена ЧУЧУЛАШВИЛИ. Специально для «Бульвара» 20 Октября, 2004 00:00
Вот уже несколько лет Семен Фарада серьезно болен: инсульт, затем перелом шейки бедра. Тем не менее на интервью согласился с удовольствием.
Елена ЧУЧУЛАШВИЛИ
Вот уже несколько лет Семен Фарада серьезно болен: инсульт, затем перелом шейки бедра. Тем не менее на интервью согласился с удовольствием. Встретил меня в тельняшке. "Память об армейском морском прошлом...". Здесь же, в комнате, на специальной маленькой полочке лежит бескозырка. Он похудел, говорит негромко - речь все-таки пока затруднена, но глаза мудрые, смеющиеся - прежние, как и юмор любимого миллионами зрителей актера. Феномен этого артиста поражает - снявшись в более чем 100 фильмах, он играл преимущественно эпизоды (Семен Львович шутит, что даже хотел сменить фамилию Фарада на Эпи-заде). Но как играл! Его никогда ни с кем не спутаешь, талант просто заразителен - многие фразы Фарады пошли, что называется, в народ: "Люди, ау!", "Кто так строит?", "Селянка, хочешь большой и чистой любви?". Семен Львович рассказывал, что когда его мама впервые пришла в театр посмотреть на него, то после спектакля сказала: "У меня к тебе большая просьба: когда кланяешься, не становись рядом со знаменитыми артистами, отойди в сторонку. Ты же не главную роль играешь". Мама довольно долго не воспринимала своего сына как артиста. Поэтому наш разговор Семен Фарада начал с рассказа о детстве.

"ТЕМА МОЕГО ВСТУПИТЕЛЬНОГО СОЧИНЕНИЯ БЫЛА: "СТАЛИН - ЭТО МИР ВО ВСЕМ МИРЕ"

- Я родился в Новый год, 31 декабря 1931 года, в самой обыкновенной еврейской семье в пригороде Москвы. Тогда это было село Никольское Московской области, а сейчас - район станции метро "Речной вокзал". Папа - Лев Соломонович Фердман - был офицером, а мама - Шуман Ида Львовна - работником аптеки. Папа рано умер, и меня с сестрой воспитывала мама, которая вкладывала в меня всю душу. Поэтому тем, что я хорошо учился в школе, а потом и в институте, я обязан в первую очередь ей.

- Как же вы из Фердмана превратились в Фараду?

- Фарада - мой псевдоним, который теперь уже стал фамилией. Причем придумал его вовсе не я. Один из первых моих фильмов - "Вперед, гвардейцы!" - снимался на студии "Таджикфильм" по сценарию Аркадия Инина.

После съемок директор киностудии вызвал меня и сказал, что не напишет в титрах мою фамилию - у евреев нет союзной республики! У украинцев, русских, таджиков есть, а у евреев нету! Я просто онемел, а потом, придя в себя, заорал: "Ну так придумайте сами какую-нибудь шараду!".

Директор отреагировал своеобразно. "Шарада - фарада, шарада - фарада", - забормотал он. И когда фильм вышел на экраны, в титрах стояло: "С. Фарада". Мои друзья были очень удивлены, да и я не меньше! А Гриша Горин предложил: "Сказал бы раньше, что тебе нужен псевдоним, мы бы получше придумали!".

С тех пор я Фарада. И поскольку начал получать приглашения на съемки как Фердман и как Фарада, пришлось поменять все документы на одну фамилию, чтобы не было путаницы.

- Я знаю, что актером вы стали не сразу. Окончив Бауманский институт, долгое время работали инженером. А как попали на эстраду, а потом и в театр?

- Еще в школе принимал участие в художественной самодеятельности, занимался в драматическом кружке и хотел поступать в театральный. Однако мама была категорически против - у ребенка должна быть настоящая профессия! А отец хотел устроить меня в академию бронетанковых войск, что вполне логично - он был военным.

Я сдавал вступительные экзамены и завалил физкультуру - там были довольно сложные нормативы по бегу. Хоть я был спортивным мальчиком и стометровку бегал неплохо, экзамен сдал неважно. И вот мы, несколько не сдавших ребят, вышли из академии и сели в трамвай, ехавший в сторону Бауманского института. Я поехал за компанию и тоже подал документы. Так что все произошло случайно - если бы я сел в трамвай, идущий в противоположную сторону, поступил бы в энергетический.

- Оказывается, все настолько просто?

- Если бы!.. В мое время Бауманский институт для евреев был закрыт. Но я, будучи евреем, этого не знал, даже не догадывался! Поэтому был единственным поступившим.

Конечно, какие-то мысли на эту тему у меня появились уже после вступительного сочинения, тема которого звучала "Сталин - это мир во всем мире". Мне поставили двойку. При том, что за всю жизнь по русскому языку и литературе оценки ниже четверки я не получал! Вообще, учился прилично, окончил школу с тремя четверками, из которых одна, кстати, была по литературе. В школе я допустил, как тогда говорили, политическую ошибку: в выпускном сочинении написал, что большевики в романе Алексея Толстого "Хлеб" (сейчас многие и не помнят эту книгу) были за войну до победного конца, а надо было наоборот! Скандал случился на весь район - шел 51-й год...

- Могли, кстати, и посадить.

- Да, повезло. А вот в Бауманском не очень. Можете представить мое состояние, когда на объявлении результатов за экзамен преподаватель сказал: "А вы можете больше не стараться, у вас два балла!". Я все-таки нашел в себе силы ответить, что этого не может быть, но меня просто прогнали. Дома я сообщил маме, что получил тройку, и она ужасно расстроилась, начала меня упрекать: мол, плохо готовился. А потом пошла в институт - требовать, чтобы показали сочинение.

Двое суток (!) отстояла в очереди и добилась! Когда я взглянул на свое сочинение, то просто лишился дара речи. Это сейчас смешно, а тогда, увидев 15 ошибок, примитивно сфабрикованных (проверяющая своей рукой исправила многие правильно написанные слова, а потом красной ручкой исправила "допущенные ошибки"), я был в шоке. "Ну что, убедился?" - сказали мне в приемной комиссии. И только моя любимая мамочка смогла добиться, чтобы, посмотрев мой табель и еще раз - сочинение, председатель вызвал преподавательницу, проверявшую мой опус.

Как сейчас, помню эту картину: бежит по институтскому коридору пожилая женщина и, увидев меня, не останавливаясь, разворачивается на 180 градусов и бежит обратно: она поняла, какой разговор ее ожидает! Короче говоря, мне позволили написать новое сочинение буквально накануне 1 сентября. И здесь тоже не обошлось без маленького приключения.

Пока я сидел и с трудом вспоминал цитаты, преподаватель на несколько минут вышел из комнаты, закрыв меня на ключ. А я и не думал никуда выходить - советоваться все равно уже было не с кем, экзамены закончились. Зато я заметил телефон и быстро позвонил двоюродному брату, который уже был студентом. Он-то и надиктовал мне несколько цитат, и, когда преподаватель вернулся, я уже спокойно переписывал все на чистовик. Так я стал студентом и даже получал повышенную стипендию.
"ПРЕПОДАВАТЕЛЬ САМ ПРЕДЛОЖИЛ ВЫПОЛНИТЬ ЗА МЕНЯ ЧЕРТЕЖ, ПОСЛЕ ЧЕГО Я ВЫЛЕТЕЛ ИЗ ИНСТИТУТА"

- А как же самодеятельность?

- Учась в Бауманском, я был ударником в джазовом ансамбле курса и конферансье - вел концерты. Принимал участие в фестивалях, и меня даже признали одним из лучших конферансье среди московских студентов.

- Уже в институте не сталкивались с антисемитизмом?

- На курсе я оказался единственным евреем, а наш завкафедрой был махровым антисемитом. Но придраться ко мне было трудно - самодеятельность самодеятельностью, а учился я прилично. Но кто ищет, тот всегда найдет.

По всем предметам я имел хорошие оценки, исключение составляла начертательная геометрия - чертежи у меня были отвратительные. Один из доцентов кафедры очень любил меня, кроме того, он был большим поклонником самодеятельности и радовался моим эстрадным успехам. И вот однажды он сам предложил сделать за меня чертежи, причем совершенно бесплатно. Прекрасно выполненные работы, естественно, не оставили равнодушным завкафедрой. Он вызвал меня к себе и сказал: "Эти работы сделали не вы. Поэтому, если не скажете, кто делает их за вас, вылетите из института!".

Предать любимого преподавателя я не мог. Меня отчислили со второго курса, и я сразу же загремел в армию. Отслужил на Балтийском флоте. Между прочим, я старшина первой статьи!

После армии, где я, кстати, продолжал заниматься художественной самодеятельностью (был и режиссером, и актером, вел концерты), восстановился в институте, окончил, получил диплом инженера-механика по котельным установкам и еще восемь лет проработал по специальности. А преподаватель, сделавший чертежи, недавно умер - всю жизнь мы были друзьями.

- То есть с выбором актерской профессии вы окончательно определились на Балтийском флоте?

- Да. Кстати, заместитель командующего дал мне рекомендательное письмо к Аркадию Райкину: "Морской Балтийский флот рекомендует обратить внимание на Фердмана С. Л. и принять его в свою труппу". Когда я позднее показал Аркадию Исааковичу это письмо, он смеялся до слез.

Какое-то время я работал мебельщиком в Театре Моссовета и, еще учась в Бауманском, поступил в знаменитую эстрадную студию МГУ "Наш дом", которой руководил Марк Розовский.

- Из "Нашего дома" вышло много звезд: Хазанов, Филиппенко, Арканов, Горин...

- Это было незабываемое время! Каждая наша постановка привлекала внимание театральной общественности, например, вся Москва стремилась попасть на наш спектакль "Сказание о царе Максе-Емельяне"! В нем Саша Филиппенко впервые сыграл Смерть - образ, который позднее он воплощал и в кино. А капустники! На одном из них от смеха стало плохо Аркадию Райкину, которого, вообще-то, трудно было рассмешить.

Мы проводили вечера сатиры, на которые приходили Олег Ефремов и Марк Захаров, Белла Ахмадулина и Василий Аксенов, Лиля Брик, Виктор Шкловский и многие, многие другие известные писатели, режиссеры, поэты. Люди стояли в проходах - не хватало мест! Студия существовала 11 лет, и все эти годы ею руководили Марк Розовский - журналист по образованию, Альберт Аксельрод - врач-реаниматолог, основатель КВН, и Илья Рутберг, режиссировавший пластику. Кстати, его дочь Юлия Рутберг сейчас известная актриса.

Все свободное время я проводил в студии и думаю, что занятия и работа в ней заменили мне театральный институт. Поэтому, когда в 1969 году студию закрыли и все разбрелись кто куда, вне театра я себя уже представить не мог. Решил идти работать в профессиональный театр. Показался Юрию Петровичу Любимову, и он меня взял на Таганку.

Это был единственный театр, взявший на себя смелость принимать актера без театрального образования. Мы показывались вместе с моим товарищем Сашей Карповым, и Владимир Высоцкий, входивший в художественный совет, сказал: "Этих ребят я знаю, нормальные".
"МЫ ИГРАЛИ ПРОТИВ СБОРНОЙ МЭРИИ ВО ГЛАВЕ С ЛУЖКОВЫМ. Я - ЦЕНТРФОРВАРД!"

- Марк Розовский как-то написал: "Семен прошел с Театром на Таганке огонь и воду. И наконец, для него зазвучали медные трубы".

В разговор включается жена Семена Фарады - актриса Театра на Таганке Марина Полицеймако:

- Сеня пришел работать к Петровичу (Юрию Петровичу Любимову. - Авт.), мы встретились в театре и вот уже 30 лет вместе. Такая судьба. Конечно, если бы не сопротивление родителей, в театре Сеня оказался бы намного раньше, не было бы потрачено столько сил...

У нас на Таганке он, как голодный, набросился на работу и, слава Богу, все успел. Великолепно играл сваху в "Бенефисе" по произведениям Островского - это было очень смешно: сваха была в платочке и в усах! Ведь усы у Сени всю жизнь, за исключением четырех лет, когда он был морячком. На сцене он говорил такой текст: "В нашей деревне, тут недалеко, бабу нашли. С усами". Все смотрели на его усы и стонали от смеха! На этом спектакле мы и познакомились.

Боря Хмельницкий в нем играл Счастливцева, а у Сени была, кроме свахи, роль Несчастливцева. Прекрасно играл сразу три роли в "Мастере и Маргарите" - управдома Босого, буфетчика Сокова и конферансье Бенгальского, а любимая его роль - ученик Загурского в спектакле "Пять рассказов Бабеля". Ну а потом началось кино...

- Семен Львович, говорят, что после театра вы больше всего любите футбол.

- Люблю всю жизнь. И не только как болельщик. Играл в детстве, потом - в студенческой сборной Москвы, а став актером - в сборной актеров. Мы играли против сборной мэрии во главе с Юрием Лужковым. Я - центрфорвард!

Марина Полицеймако: - У нас дома на всех шкафах были футбольные мячи, куча фотографий знаменитых футболистов. Когда по телевизору идет очередной матч, в доме все замирает и слышны только крики Семена и нашего сына Миши, которому тоже передалась эта страсть.

Семен Львович устал - ему трудно долго разговаривать. А так хотелось поговорить еще - о Таганке, о кино, которое принесло ему сумасшедшую популярность, о друзьях и знакомых, актерах, режиссерах, писателях... о джазе - еще одном его многолетнем увлечении. А может быть, о поездках, дорогах, разнообразных впечатлениях, наконец, о сыне Михаиле - тоже артисте. Хотелось просто слушать - ведь рассказчик Фарада замечательный. Были бы только силы...



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось