«По улице моей который год звучат шаги — мои друзья уходят...»

Уходят шестидесятники, вот и Беллы Ахмадулиной не стало. Мы приходили в литературу одновременно, хотя начинали порознь и по-разному, - это торопливые критики сколотили наше писательское поколение в единый отряд. Но понемногу, отряд выстроился взаправду, и сейчас я перечисляю ушедших, будто читаю имена на обелиске: Винграновский, Вознесенский, Чиладзе, Белшевица...

Пока что никто из многоязыких шестидесятников не удостоился посмертных мемориальных досок, но уверен - дойдет время и до них, потому что строки поэтов этого поколения твердо вросли не только в литературу, но и в миллионы благодарных памятей.

«Нам немыслимо, незаслуженно повезло, - говорил мне когда-то Андрей Вознесенский. - Стена, которой власть отгораживала всех нас от мира, на короткий миг приоткрылась после хрущевской антисталинской речи, и мы проскочили в эту щель. А затем стена снова сдвинулась, тот же Хрущев брызгал слюной на нас и топал ногами, но мы уже прошли, а следующее поколение, где были люди ярчайшие, такие, как Бродский, ударилось лицами о восстановленный непроходимый барьер».

Во все времена Белла Ахмадулина казалась человеком мягким и сговорчивым - на самом же деле характер у нее был гранитный, и барьеры она умела прошибать лучше многих из нас. Родившись в благополучной и культурной семье, где слушали хорошую музыку и знали иностранные языки, она подалась в профессиональную литературу очень рано.

В московском литинституте Белла училась с теми, кто еще недавно выиграл войну, и с теми, кто намеревался выиграть послевоенное время. Межиров и Рождественский, Винокуров и Евтушенко, две киевлянки Лина Костенко и Юнна Мориц - можно еще долго перечислять самые популярные впоследствии имена.

Институт был многонационален, там к Ахмадулиной пришла не только первая любовь и она вышла замуж за Евгения Евтушенко, но и завязались отношения с литературами Закавказья, в частности, с Грузией, которую Белла любила верно, и грузинских поэтов переводила со всей своей нежностью и блеском. Ее тоже переводили и издавали по всему свету.

Однажды у меня случилась совсем уже неожиданная встреча с Ахмадулиной - в Нью-Йорке, за обедом у знаменитого хрущевского переводчика Виктора Суходрева. Белла подарила мне только что вышедшую свою англоязычную книгу, и мы все вместе пытались понять, насколько переводы удалены от оригиналов. Беллу вообще было невозможно копировать. И голос ее, с придыханием, который многие сравнивают с пением птиц, и манеру общения (она с друзьями бывала на ты, а с мужьями только на вы). Несколько лет назад я разговаривал с ней в последний раз. «Как тебе пишется?» - спросила Белла. «Никак, - ответил я.- Некогда к письменному столу подойти». - «А зачем письменный стол? Стихи пишутся где угодно...».

Несколько лет назад Ахмадулина со своим супругом - знаменитым театральным художником Борисом Мессерером выступала на поэтическом вечере в Киевском театре имени Ивана Франко. Открывал вечер Павло Загребельный, а закрывал я. Мы говорили разные замечательные слова, а Белла внимала им, как всегда, сосредоточенно. Больше всего она ценила искренность и терпеть не могла фальшивых похвал...

Поколение уходит («Мои друзья уходят», - писала она в совершенно другом контексте). Особенно тяжело Ахмадулина переживала недавнюю смерть самых близких своих друзей: Вознесенского и Аксенова. К тому же незадолго до ухода Аксенов издал мерзкие воспоминания о писателях своего поколения, представив их исключительно как фон для собственной персоны, унизив большинство из них, в том числе и Беллу. Слава Богу, эта книга с читательским успехом не встретилась. Но все равно противно. Зато приятно, что при всех наших капризах и разногласиях никто из писателей моего поколения в Украине своих товарищей подобными мемуарами не унизил. Шестидесятники продолжают ощущать друг друга поверх границ во времени и пространстве. Именно «друг друга». С уходом Беллы Ахмадулиной нас стало намного меньше.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter