«Изящен, молод не по летам, и хвост по-прежнему торчком»

Инспектор Грегсон из фильма «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», Евгений Листницкий из «Тихого Дона», маркиз Де Торси из «Стакана воды», Оболенский из «Бедной Насти», барон Фредерикс из сериала «Романовы. Венценосная семья»... Игорь Дмитриев успел сыграть более 140 ролей в кино и почти сотню в театре. Всенародно любимый актер, недавно отметивший 80-летний юбилей, не пережил второго инсульта... В 12 лет он впервые появился перед камерой, а его последней ролью в кино стал монархист Хворобьев в «Золотом теленке». В советское время Джентльмен Серебряного века часто играл белогвардейцев, в наши дни — аристократов. Игорь Борисович действительно был голубых кровей — праправнук Анны Шерер, фрейлины императрицы Марии Федоровны, о которой писал Толстой в «Войне и мире». Неспроста он до последних дней не утратил гордой осанки, для выработки которой в молодости носил на плечах стаканы с водой. Игорь Борисович на 17 лет был отлучен от сцены (директор Театра имени Комиссаржевской уволил его за самовольный отъезд в Италию) — его спасало кино и невероятное чувство юмора. Не сомневаемся, что сегодня, глядя с поднебесья на наши расстроенные и заплаканные лица, он огорчается оттого, что не может поднять настроение людям, которые его любили. В последний приезд в Киев Игорь Дмитриев рассказал Дмитрию Гордону о нескольких своих розыгрышах, которые он обожал. Перечитайте отрывок из этого интервью и улыбнитесь сквозь слезы.

— Игорь Борисович, это правда, что Алиса Фрейндлих до сих пор не может вспоминать без улыбки, как вы ее разыграли?

— Мы были молоды... Приехали на гастроли в город Горький. Обычно на главной сцене идет большой спектакль, а параллельно, на выезде, когда актеров хватает, — другой, поменьше. Мы с Алисой играли пьесу Брагинского «Раскрытое письмо» в Балахне — из Горького туда часа полтора езды.

Приехали в Дом культуры рано, погуляли по парку... Помню, там лозунг висел: «Набирайся сил у груди матери — Коммунистической партии». Я все никак не мог понять, кому же это обращение адресовано. Мне вроде уже поздно набираться сил у груди матери, а тот, кто только родился, еще не может знать, что это ему необходимо...

— Полная Балахна!

— (Смеется). В общем, целлюлозный комбинат, Волга, до спектакля еще два часа, и мы — я, Фрейндлих и еще кто-то — решили покататься на лодке. Плывем. А ей только-только подарили шикарные очки поляроид, тогда немыслимо модные. Алиса неловко наклоняется, и... они падают в воду. Горе, слезы!

— Вы за ними вслед не нырнули?

— Никто не нырнул, не только я... В общем, вернулись, отыграли спектакль... А жили мы тогда в частном секторе... Это теперь актеры останавливаются в гостиницах, а раньше в основном снимали комнаты в частных домах. У хозяйки дома, где я квартировал, был сын лет девяти. Я его подзываю: «Иди-ка сюда, сейчас напишешь письмо». И диктую: «Дорогая артистка тов. Фрейндлих. Пишет вам Миша Пупкин. Мы, красные следопыты, очень вас любим и, когда узнали, что вы уронили в Волгу очки, сразу начали поиск. Рапортуем: ваши очки нашел на дне Сема Мишкин — сын тети Кати с дебаркадера 18 бис (когда лжешь, такая мелочь, деталь придает истории правдоподобности. — И. Д.). Посылаем находку вам и желаем новых творческих успехов».

Подготовив письмо, я отправился в «Оптику» на улице Свердлова — это главная улица в Нижнем Новгороде (сейчас, может быть, и переименованная). Захожу: «Скажите, нет ли у вас каких-нибудь старых очков». — «Каких старых?». — «Ну вот таких, что совсем-совсем не нужны». — «Да, есть — загляните вон в то ведро». Я покопался и вытащил чудный экземпляр: полстекла нет, одна дужка из проволоки, вместо другой — резинка на ухо, и все это скрепляет изоляционная лента. «Ой, можно?». — «Да, пожалуйста, все равно выбрасывать».

Эти очки я упаковал, приложил к письму и послал с администратором, который вез в Балахну афишу нового спектакля, чтобы оттуда он их отправил по почте. Теперь представьте: Алиса получает пакет со штемпелем Балахны. Открывает письмо — ах! Растроганная до слез, она вслух читает его перед всем коллективом, а затем торжественно разворачивает очки. Надо было видеть ее лицо: «Что это такое? Какая-то дрянь! Чудовищно!».

Я между тем возвращаюсь домой и опять кличу мальца: «Вова, иди сюда. Пиши другое письмо. «Дорогая артистка Алиса Фрейндлих! Мы, красные следопыты с дебаркадера 18 бис, послали вам очки, но произошла ошибка — они вовсе не ваши, их уронила тетя Паша. Поэтому очень просим: верните, пожалуйста»...

(Мечтательно). Вообще-то, я люблю международные розыгрыши. Скажем, отправляешь кому-то из знакомых письмо так, чтобы оно пришло с иностранными штемпелями... Вроде бы шлют послание из-за границы и предлагают... Нет, это не очень прилично рассказывать.

— Ну уж нет, Игорь Борисович, не съезжайте. Так что ему предлагают?

— Одному знаменитому артисту, еврею, я отправил из Израиля письмо якобы от имени какой-то обожательницы.

— Не Козакову случайно?

— Нет, не пытайте, фамилию не назову. И вот она якобы пишет: «Дорогой, уважаемый... Мы очень вас любим как киноактера, а недавно с радостью узнали, что вы не только замечательно играете, но и прекрасно делаете обрезание. У моей двоюродной сестры в Ленинграде недавно родился мальчик, и мы очень вас просим сделать нашему Мишеньке обрезание. Вы только скажите, сколько это будет стоить, но (обратите внимание на эту важную фразу! — И. Д.), конечно, не дороже, чем ваш съемочный день». Ну и как бы между прочим: «У нас в Израиле показали по телевизору, как вы принимали участие в праздновании Хануки. Мы вас только увидели, сразу вспомнили»...

Этот артист категорически не хотел, чтобы его снимало на празднике телевидение. Он мне звонит: «Видишь, я тебе говорил! Зачем там нужны были журналисты, зачем телевидение пустили? Доигрались!». — «Чего ты ворчишь?» — недоумевал я. «Да вот, получил письмо». — «Какое? О чем?». И он мне читает текст, мною написанный.

— Серьезно читает?

— В отчаянии, со злостью... Вы знаете, есть такое выражение: катается по полу от смеха. Это было со мной один раз: я упал с трубкой и корчился в конвульсиях, пока он рассказывал мне грустную историю с обрезанием.

— Вы известный мастер розыгрышей, а ваш коллега Валентин Гафт — признанный автор эпиграмм. Одну, помнится, он посвятил вам...

— И далеко не худшую (смеется):

Всегда в мундире, в эполетах,
Он скромненько стоит бочком.
Изящен, молод не по летам,
И хвост по-прежнему торчком.

Правда, вместо слова «хвост» там было другое...

— Вы с этой эпиграммой согласны? По-прежнему... все в порядке?

— Доктор, не задавайте таких вопросов! У меня в Киеве есть друг, чудная женщина Галочка... Такая смешная... На приеме, устроенном по случаю моего 75-летия, она познакомилась с нашим губернатором. Представилась. А он примерно знал петербургскую элиту, поэтому говорит ей: «По-моему, вы не питерская, не наша». Галя в ответ: «Да, я из Киева». — «А сюда как попали?». — «Да вот Президент Украины прислал Дмитриева поздравить!» — с ходу заявила она (смеется).

Незадолго до ухода Джентльмен Серебряного века сказал: «Главное — уметь радоваться жизни и благословлять Бога, судьбу и провидение за каждый подаренный день, за луч солнца, за глоток воздуха, за розы, которые стоят на столе, за возможность играть и радовать зрителей»... Именно так всегда поступал он сам и на прощание завещал это нам.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter