Уроженец Львова певец Ренат ИБРАГИМОВ: «После 40 мужчине нужна новая молодая жена, иначе он свой потенциал не использует. До климакса женщина энергию мужчине дает, а после, может, не забирает, но уже и ничего не дает, потому что так природой устроено»

В ноябре прошлого года поистине народный артист Ренат Ибрагимов отметил 70-летие. К юбилею он подготовил автобиографическую аудиокнигу-трилогию с двумя сотнями песен, но главный подарок певцу преподнесла молодая жена: 20 февраля родила Ренату Исламовичу восьмого ребенка — дочку, которую назвали Марьям.

Голос Ибрагимова хочется слушать еще и еще — этот бархатный, истекающий тестостероном баритон до сих пор ввергает в экстаз публику. Женщины — они, конечно, среди поклонников преобладают! — называют Рената Исламовича Роллс-ройсом среди мужчин, мужчины шутят, что не случайно в припевах советских шлягеров Ибрагимов, образцовый сын татарского народа, пел не па-па-рам, а та-та-рам, та-та-рам...

Глядя на пребывающего в прекрасной физической форме певца, сложно поверить, что на сцене он уже более полувека: первая запись в его трудовой книжке датирована 1966 годом. Известность ему принесли победы во всесоюзных и международных конкурсах молодых исполнителей, но они же ввергли Рената в большие проблемы — парня отчислили из Казанской консерватории за пропуски (Ибрагимов начал много гастролировать) и исполнение эстрадных песен, скрывать которое уже не удавалось. Дело в том, что студентам консерватории эстрадный репертуар и участие в концертах строго-настрого запрещали, поскольку там другая манера пения, а значит, все многотрудные уроки вокала пошли бы насмарку. Правда, потом педагоги согласились, что Ибрагимову с его природной постановкой голоса это не угрожает — он пел свободно, как птица, а не в соответствии с выучкой.

Ибрагимов исполнял все — от незатейливых эстрадных песенок до сложнейших партий: более того, на протяжении 15 лет совмещал работу на эстраде и в опере. На фестивале во французском городе Сан-Рафаэль, где состоялась премьера мюзикла «Итальянский контракт» (певец сы­грал в этом фильме главную роль), зал после каждой песни взрывался аплодисментами — раз пять искушенные зрители устраивали овации, что в кино совершенно не принято, а итальянская пресса назвала его «русским Паваротти».

Кстати, Ренат Исламович, как ранее и великий итальянец, на собственном опыте узнал, насколько беззащитен талант перед обывательским любопытством, — это случи­лось, когда в зрелом возрасте, в 62 года, он женился на своей молодой помощнице. По-человечески объяснимый и оправданный шаг, к тому же позволяющий продлить творческую карьеру (гормональный фон, как известно, очень влияет на вокал), вызвал тогда весьма неоднозначную реакцию среди неравнодушной общественности, во всяком случае, про седину в бороду не вспомнил только ленивый...

У Ибрагимова это третий брак. Как истинный мусульманин он предлагал прежней супруге, с которой прожил 25 лет, стать его старшей женой и жить под одной крышей или рядом, в соседних домах, обещал содержать ее и выполнять супружеский долг, но к назиданиям Корана уязвленная женщина осталась глуха и предпочла громкий развод, раздел имущества и втягивание в дрязги сына-подростка.

Публичное перетряхивание грязного белья дос­тигло апофигея в скандальной телепередаче «Пусть говорят» — надо ли удивляться тому, что Ренат Исламович с молодой женой и появившимися в семье маленькими детьми укрыл­ся в подмосковном лесу. Ибрагимов поселился в уединенном загородном доме — вдали от желающих совать нос в его личную жизнь, и там у него есть почти все необходимое для счастья. Ну, кроме разве что сцены и публики...

«Голос и тембр — от Бога, моей заслуги тут нет, я к этому никакого отношения не имею»

— Вы, Ренат Исламович, один из любимых — я этого не скрываю! — моих исполнителей, и вдвойне приятно, что родились вы в семье военнослужащего во Львове, то есть родом с Украины...

— (Смеется).

— Львов вашего детства запомнили?

— Очень смутно — я же был маленький. Пять лет мне исполнилось, когда мы уехали оттуда в Казань — квартирный обмен сделали, но все равно в памяти что-то ос­та­лось: скверы, оперный театр — мы позади него жили, и даже фотография у меня есть, где мы с родителями стоим перед этим великолепным зданием. Кстати, в Казани — так повезло — мы тоже возле оперного театра поселились.

— Судьба...

— Потом это было связано с моим дальнейшим образованием — я в театр ходил. У меня там двоюродная сестра в оркестре играла — альтисткой была, концертмейс­тером: она брала меня на спектакли, и я сидел в оркестровой яме и слушал музыку. Больше на оперы любил ходить и с детского возраста многие арии знал наизусть.

— Ну а затем пришло наконец время выйти из ямы...

— Ну да, потом чуть повыше устроился — стал рабочим сцены.

— Да? И это прошли? У вас замечательный голос, потрясающий теплый тембр — ни с кем не спутаешь...

— Это от Бога все — моей заслуги тут нет, я к этому, как говорится, никакого отношения не имею...

— Какое-то время вы были солистом Казанского оперного театра имени Мусы Джалиля — много оперных партий перепели?

— Не очень — я больше концерты давал, постоянно гастролировал, потому что всегда любил песню. Концертная сцена больше меня привлекала, чем оперная.

— Опера скучна была?

— Ну, она все-таки консервативная, требует соблюдения каких-то канонов, а эстрада более подвижная, гибко реагирует на запросы зрителя. Я по своей психике имен­но к этому был склонен — меня всег­да свобода влекла и отталкивала заскорузлость, зажатость. Я и сейчас такой — рад, что сво­боден.

— В те времена, когда вы начинали, на эстраде творило мощное поколение советских композиторов старой школы — произведения кого из них вы исполняли?

---

---

— Да, песенных мэтров в Москве было столько... Когда я окончил консерваторию и получил звание лауреата российских, всесоюзных и международных конкурсов, меня пригласили на Центральное телевидение и Всесоюзное радио в качестве солиста для фондовых записей. Я очень много музыки с оркестрами разными записывал — симфоническими, Большого театра, народными, с Эстрадно-симфоническим под управлением Юрия Васильевича Силантьева. Естественно, с авторами общался — композиторами, поэтами, часто у них дома бывал, поэтому творческая жизнь пошла интересная.

— Мощная плеяда была?

— Ну просто зубры!

— Вы же буквально всех их застали — и Марка Фрадкина, и Эдуарда Колмановского, и Оскара Фельцмана, и Яна Френ­келя, и Александру Пахмутову...

— Всех, всех! С кем-то из них более плотно общался, дружил, с кем-то просто на концертах встречались.

— Кто же из них наибольшее впечатление на вас произвел? Чисто по-человечески...

— До сих пор я восхищаюсь Александрой Николаевной Пахмутовой — судьба так сложилась, что они с Николаем Николаевичем Добронравовым в самом начале очень тепло ко мне отнеслись.

— Вы что-то их пели?

— С их «Мелодией» стал лауреатом меж­дународного конкурса, поэтому они меня как-то выделили, приветили, и сейчас продолжаю у них дома бывать, они принимают участие в моих концертах, я с большим удовольствием в их вечерах участвую.

«Магомаев — эпохальный певец, это как на Западе Элвис Пресли»

— В Советском Союзе было немало шикарных баритонов: Дмитрий Гнатюк, Николай Кондратюк, Юрий Гуляев, Анатолий Мокренко — это только Украина...

— ...Юрий Богатиков, Евгений Кибкало...

— ...Муслим Магомаев, разумеется, Иосиф Кобзон, Виктор Вуячич, Ермек Серкебаев...

— Да, много нас!

— Замечательные были артисты, но голосом вы мне напоминаете стоявшего особняком, потрясающего, на мой взгляд, певца Георга Отса...

— Есть сходство, правильно, я потом даже пел его фирменные произведения — арию Мистера Икс, песню «Старая мелодия» — есть такая... (Поет):

Поется в ней о солнце в небе ясном...

— ...О шелесте березы под окном...

— Голоса у нас с Отсом по тембру похожи.

— Знакомы вы с ним были?

— Нет, встречаться не приходилось, а вот к Раймонду Паулсу в Прибалтику приезжал — в свое время мы с ним диск с его песнями на Рижском телевидении и радио записывали...

— Мы столько баритонов перечислили, а кто из них вам особенно нравится?

— Магомаев, естественно, — я считаю, что он...

— ...номер один...

---

---

— ...эпохальный певец. Это как на Западе Элвис Пресли — вот такой уровень! Сильных исполнителей, сами понимаете, хватает, а еще же тенора были прекрасные — что и говорить...

— Сегодня молодые артисты, вызывающие у вас профессиональное восхищение, есть?

— Интересных певцов достаточно, но в основном им не хватает внутреннего содержания. Бывает, что голос хороший, а вот нутро, к сожалению, подкачало...

— А нужно нутро? При голосе-то...

— Обязательно. Без глубокого содержания певец состояться не может, это будет одна оболочка, обертка... Камень, поймите, я ни в кого не хочу бросить, но хотя бы Баскова возьмем — голос вроде неплохой, а внутри ничего.

— Я Иосифа Кобзона когда-то спросил, что для певца, на его взгляд, самое главное — голос, тембр, репертуар, и он сказал: «Голова» — вы это мнение разделяете?

— Конечно, в первую очередь — голова. Можно даже певца в полный рост не снимать: достаточно его глаза показать, мимику — и все. Вот почему мне Елена Камбурова нравится — великолепная певица: вот образец, пожалуйста. Мы видим это лицо, глаза — и все, больше ничего снимать не нужно.

«Сукачев — единственный рок-певец российский, все остальное — жалкие попытки подражания Западу»

— Вы Гарика Сукачева всегда выделяете...

— Ну, это шикарный исполнитель, наш единственный рок-певец российский. Больше их и не было — еще один неплохой был, но рано ушел из жизни.

— Виктор Цой?

— Да: если бы он дольше прожил, может, раз­вился бы в рок-певца, а все остальное — это жалкие попытки подражания Западу. Ис­тин­ный рок-певец, имеющий свое яркое наци­­­о­нальное лицо, — это, конечно же, Сукачев.

— Энергетика сумасшедшая — откуда она берется, непонятно...

— Откуда? Изнутри, от земли!

— Когда вы начинали, государство было заинтересовано в поиске талантов — оно их искало, растило, лелеяло, пестовало, отправляло в полет. Сегодня время благоприятствует талантам или нет?

— Сейчас талантливой молодежи очень много, детей особенно. Я часто на конкурсах бываю — меня в жюри сидеть приглашают, слушаю их... На подходе очень многообещающее юное продолжение, и я думаю, что новый век подарит нам много интересных исполнителей, потому что они уже хорошо думающие певцы и в будущем только прибавят. Это дети-индиго в основном, то есть у них есть связь со Всевышним. Такие люди обречены на успех, потому что в творчестве всегда должен быть Бог.

— Вы, если не ошибаюсь, одно время с Алсу работали?

— Немного — кое-что записывали.

— Талантливая она?

— Безусловно, но сейчас немножко в семейные дела погрузилась — у нее дети, и поэтому от исполнительской деятельнос­ти, можно сказать, отошла...

— Вы голос ей ставили?

— Нет, Алсу поет, у нее свой стиль, манера, она музыкальное образование получила. Потом в Англии училась, у нее очень хороший бэкграунд... Человек, когда в той или иной среде живет, впитывает ее музыку — она много слушала зарубежной, английской, прекрасно на английском поет, которым досконально владеет. Алсу очень ода­ренная девочка.

«Ностальгия у меня не по Советскому Союзу, — что я там забыл? — а по тому времени, потому что мы были юные»

— Некоторые ваши коллеги, чей успех пришелся на советское время, а сегодня они не востребованы, брюзжат: раньше, мол, было лучше, а теперь... У вас, человека успешного и тогда, и сейчас, ностальгия по Советскому Союзу есть?

— Вы знаете, даже не по Советскому Союзу, а по тому времени, потому что мы были юные и в нас все-таки еще была романтика. Сейчас, к сожалению, эта романтика улетучилась и общество духовно обнищало, молодежь какая-то уже расчетливая пошла, прагматичная...

— И отношения между людьми раньше, наверное, лучше были...

— Конечно — вот к этому желание вернуться есть, а к строю... Ну что я там забыл? По большому счету, он все-таки консервативный был, особенно-то выделяться личности не давал.

— Да, уравниловка процветала...

---

---

— Вот другое дело, что и пропасть не давали — нищих у нас тогда не было, и в этом положительная сторона. Не было бездомных, проституции открытой...

— Была, но нелегальная...

— Да, закрытая, комсомольская какая-то, а потом все это обнажилось.

— В свое время вы в «Единую Россию» вступили, но потом эту партию покинули — почему вы туда вошли и почему ушли?

— Я сам в душе романтик, и когда какие-то изменения в стране происходят, мне кажется, что вот наконец-то появились люди, которые сейчас настоящим делом займутся: Россию поднимут, дадут народу возможность жить, искусство начнет процветать, но потом жизнь показывает, что нет: те же самые ребята прежними делами занимаются и остальное их не волнует. У них свои проблемы, которые они решают, — вот и все, поэтому я задний ход дал...

— Нужна была смелость, однако, чтобы «Единую Россию» покинуть...

— Да какая там смелость? Я ничего от нее не имел — если бы мне что-то дали, чем дорожишь, что потерять боишься: какие-то, ну, не знаю, звания, дома... Ничего — я все своим трудом зарабатывал, поэтому чего мне: пришел-ушел, вот и все...

«Ельцин такой выпивоха был... Мы обнялись и «Из-за острова на стрежень» с ним затянули»

— Не знаю, правда ли это, но ваши коллеги мне рассказывали, что однажды вы с Борисом Николаевичем Ельциным, обнявшись, русскую народную песню пели...

— Он же такой выпивоха был!

— То есть было?

— Да. Обнялись и «Из-за острова на стрежень» с ним затянули.

— Кто в вашем дуэте был лучшим?

— Более ярко у него получалось — он же раскованный.

— Борис Николаевич басом пел?

— Нет, у него баритон был.

— В ноты хоть попадал?

— Попадал, кстати, — слух имел от природы. Разносторонним он был — если бы голосом занялся, может, и певцом стал бы.

— Вы, наверное, и Брежнева видели?

---

---

— Я много раз для него выступал — лично не общался, конечно, а так... Буквально в пяти метрах от него стоял.

— Коленки не дрожали?

— Да нет вроде, такого не помню. Коленки когда дрожат? Когда опыта нет или, допустим, ты болен. Вот тогда нервничать начинаешь, думаешь, как бы не сплоховать, и то не коленки трясутся, а просто легкий мандраж начинается, а когда нормальное состояние, чего вибрировать — пой для людей.

— Это правда, что бывший мэр Москвы Юрий Лужков с вами по-татарски разговаривал?

— Он несколько слов знал и при встрече всегда с удовольствием их в оборот пускал. У него же мать из-под Уфы, по-моему, а там, в Башкирии, татар много живет. Лужков, наверное, с ними общался, может, даже среди них жил — я просто его биографию не знаю, а так очень душевный он человек.

— Тоже попеть любит...

— Любит (смеется). Юрий Михайлович, кстати, искусство поддерживал, на культуру денег не жалел. Во-первых, из бюджета очень большие суммы выделялись — сейчас так щедро эту статью не финансируют, плюс он ровно столько еще заставлял предпринимателей перечислять — у него был хороший фонд. Действительно, большие фестивали проводились, концерты — мы, артисты, много работали.

— Вы один из самых ярких представителей татарского народа, а можете сформулировать, за что свой народ — безусловно, великий — любите?

— Каждый народ велик, какой ни возьми — грузины, армяне, татары, но нас, к сожалению, с татаро-монголами часто путают. Вот кого ни спроси: «Что вы знаете о татарах?» — отвечают: «О, Чингисхан... Вы насаждали иго...». — «Какое иго? — возмущаюсь. — Мы с Чингисханом 13 лет воевали, у нас четверть населения в этой войне погибла». Мы, волжские булгары, сдерживали татаро-монголов, не давали им перейти Каму и Волгу, которая в то время называлась рекой Итиль, а когда они нас уже поимели, тоже вошли в состав Золотой Орды и вместе с ними пошли на запад...

— Михаил Задорнов так говорил: «Пришли татары и привели с собой монголов» — это и было татаро-монгольское иго?

— Монголов в то время было мало, поэтому из них состояли только руководство и какие-то части гвардейские — все ос­таль­ные отряды из завоеванных народов набирались. Это были башкиры, туркмены, казахи, киргизы, азербайджанцы — их всех называли татарами. Всех!

Это было общенациональное государство тюркоязычных народов, и когда нас завоевали, мы, естественно, стали татарами...

«Если деревня ухоженная, палисаднички покрашенные, дома аккуратные, сад, баня стоит — здесь, значит, татарин живет. Если забор покошен, бани нет — русский»

— Какие черты татарского народа вам наиболее близки, какие нравятся?

— Во-первых, татары — очень трудолюбивая нация. Не в упрек русскому крестьянину скажу: допустим, по полю едешь и видишь деревню. Если она ухоженная, палисаднички покрашенные, дома аккуратные, сад, баня стоит — здесь, значит, татарин живет, а если забор покошен, бани нет...

— ...монгол...

— ...русский, то есть все сразу видно.

— И еще татары — очень аккуратная нация, любящая чистоту...

— Это к нам с исламом пришло, потому что, например, заходить в мусульманский дом в ботинках нельзя — в дверях их снимаешь. Прямо при входе пол выскребался скребками начисто — эта традиция в деревне до сих пор сохранилась. Драяли так, что аж блестел, и босиком, в носках в избу проходили, а сейчас многие дома в обуви ходят. Ну как можно уличную грязь в дом тащить — сними обувь в дверях!

— Я слышал, что вы происходите из очень религиозной мусульманской семьи, что ваш дед по отцовской линии, совершив хадж, построил мечеть...

— Да, было такое. Он жил в Башкирии, на границе с Татарстаном, и действительно был в хадже. Я нашел своих родственников, побывал в деревне, где та мечеть раньше стояла. Ее, конечно, уже нет, и дома его нет...

— ...и родственников, наверное, мало...

— Родственники как раз остались — внуки, правнуки, с которыми я разговаривал. Мой дед был довольно зажиточный по тем меркам — кулак, потому что имел свой магазин, свою маслобойню — заводик какой-то, торговлей занимался. Его родной брат был мастером по серебряным изделиям — в общем, не бедные люди, и, конечно, их в числе первых арестовали. Обоих в 1918 году забрали и с концами — так и сгинули.

— Вы религиозный мусульманин?

— Сейчас да.

— А когда ощутили потребность верить, соблюдать заповеди ислама, читать Коран?

— Это после 40 лет пришло... Я понял, что без веры в этой жизни что-то не так: как говорится, не хлебом единым, и если «Исповедь» Льва Толстого почитать, у него та же история. В юности, в молодости у человека одни цели — деньги, известность, а потом, достигнув какого-то возраста зрелого, ты понимаешь, что цели были неправильно выбраны. В Коране написано, кстати, что мужчина до 40 лет — ребенок: так и есть, а потом он начинает задумываться, осмысливать жизнь, и ориентиры имеет уже другие. То же самое получилось и у меня.

— Вы заповеди и посты соблюдаете, молитесь?

---

---

— Стараюсь. Ну, может, пять раз намаз не всегда совершаю, потому что график не позволяет. Сами понимаете, какой у меня режим: перелеты, переезды — иногда такой выжатый приедешь... То есть возможностей и условий нет, и просто усталость уже не дает, а так стараюсь, конечно, по мере сил...

— Свинину не едите?

— Ни в коем случае!

— А раньше?

— Раньше едал, конечно, — а куда денешься? Я же в студенческих столовых питался, в армии был, а там везде свинина — что ж тут поделаешь?

— И туалетной бумагой не пользуетесь?

— Дома — нет: у нас кумган (сосуд для омовения. — Д. Г.), вода. Сейчас же водопровод есть — гибкий шланг, кран специальный подводится, поэтому...

— То есть вы все требования ислама соблюдаете?

— Безусловно.

«Если мужчина правильный, здоровый образ жизни ведет, детей до 100 лет рожать может»

— Однажды вы признались: «Я грешил и пил, а теперь раскаялся»...

— Да, сейчас свои грехи отмаливаю. Вот здесь, с правой стороны, положительный ангел сидит, который в добрых делах помогает, а слева — отрицательный. Глав­ное, чтобы левое плечо не перевесило.

— У мусульман разрешено многоженство — сколько жен одновременно можно иметь мужчине, исповедующему ислам?

— В Коране написано — четыре.

— Вы пробовали после 40 жить как правоверный мусульманин?

— Я всегда жил с одной женой — разводился, потом на другой женился. Сейчас у меня уже третий брак, но супруга одна: я не испытываю потребности жить с тремя-четырьмя сразу.

— Вы, наверное, не настоящий мусульманин...

— Ну, в этом плане (смеется), может, и так.

— Вы как-то обмолвились, что женщина до климакса энергию мужчине дает, а после — забирает...

— Может, не забирает, но уже и ничего не дает, потому что так природой устроено: когда женщина свой цикл материнский, детородный заканчивает, она входит в другую стадию, а у мужчины этот цикл продолжается очень долго.

— Бесконечно?

— В принципе, если правильный, здоровый образ жизни ведет, детей до 100 лет рожать может.

— Давайте выясним: до 40 лет надо одну жену иметь, да? Как правильно?

— Вообще, желательно с одной прожить: я по себе сужу...

— Все-таки...

---

---

— Но при условии, что она истинная — та, которая прислана тебе Всевышним. Это твоя половина, и ты должен, как говорится, чувствовать себя без нее нереализованным, несостоявшимся... В Коране написано: «Жена — это половина веры». Вот если у тебя супруга, присланная тебе Всевышним, если она точно твоя, то у тебя есть в жизни опора: ты на одной ноге твердо стоишь, а чтобы на обе ноги опереться, надо самому отрабатывать.

— Если исходить из теории, что жена после климакса ничего не дает...

— (Перебивает). Ну и что? Она может воспитывать детей, внуков.

— Но мужчине, получается, нужно в дом новую жену привести, молодую?

— Желательно, потому что, если только с прежней жить будет, свой потенциал не использует... Обратите внимание на семьи, где супруги — одногодки. Бывает, что у женщины уже особого интереса к сексуальной жизни нет, у нее какие-то другие потребности, она и мужа к этому подтягивает, а ему, наоборот, надо энергичным быть, чтобы потенциал увеличился, чтобы ему хотелось работать, двигаться, а для этого необходима...

— ...молодая кровь...

— Да, конечно.

— То есть в 40 лет жену нужно сменить?

— Необязательно.

— Но лучше...

— Закона такого, единого для всех, нет — можно прожить всю жизнь с одной женой великолепно. Я знаю прекрасные браки, супруги по 50, по 60 лет вместе, и при этом выглядят молодо, довольны — видно, что действительно любят друг друга. Это как раз, когда их соединил Всевышний...

— То есть любовь — главное?

— Безусловно, она — основа основ: без этого никак.

«Я старше родителей жены, но называю их бабай и абика, то есть дедушка с бабушкой, а они меня — молодой зять»

— Правда ли, что при разводе с предыдущей женой вы все ей оставили — из дома взяли одни гантели?

— Ну да...

— Так и должен настоящий мужчина поступать?

— В принципе, он не может не думать о женщине, о детях — им какое-то обеспечение материальное необходимо, поэтому...

— Какая у вас с нынешней женой разница в возрасте?

— 40 лет.

— Потрясающе! — я теперь понимаю, почему у вас так горят глаза. Вы не старше ее родителей?

— Старше, но называю их бабай и абика, то есть дедушка с бабушкой, а они меня — молодой зять. Так и есть...

— Они вас любят?

— Уважают — на любовь я уж, как говорится, не рассчитывал, хотя, судя по всему, все-таки да, любят. Мы хорошо общаемся, и они со всем сердцем ко мне относятся. Я тоже им благодарен за то, что дочь свою прекрасную мне подарили.

— Ваша жена — татарка?

— Да. Зовут ее, правда, Света — русским именем, но во-первых, она верующая, а во-вторых, знает, на чем отношения между мужем и женой строятся, потому что в правильных традициях воспитана. Уже четверо детей, мечтаем о пятом.

— Вы со Светланой вместе совершили паломничество в Мекку...

— Мы, когда никах заключили (мусульманский обряд бракосочетания), в первую очередь хадж совершили.

— Интересно это?

— Конечно, и потом, это как бы еще больше брачный союз скрепляет.

— Сколько людей в Мекке на площади собирается?

— Два-три миллиона примерно одно­временно молится — представляете, какая энергетика в одном месте концентрируется?

— Фантастика!

---

---

— Это место — там, где черный камень в священной Каабе находится, — само по себе с невероятной энергетикой плюс несколько миллионов паломников начинают молиться... Что интересно: ни одного случая болезни, инфекции там не было — ничего, эта атмосфера все вычищает, а взять источник Замзам, который появился в безводной пустыне с той поры, когда пророк Ибрахим оставил там своего сына. Он бьет уже почти пять тысяч лет, из него пьют миллионы. В Саудовской Аравии эту воду развозят по магазинам, по отелям — она везде. Ее увозят за рубеж на самолетах, на машинах, но источник не иссякает — это тоже чудо, притом вода из него очень целебная.

Она, естественно, не портится, и когда ее пьешь, кушать уже не хочется: в ней такая энергетика, что заменяет все...

Говорят же, что человеку, которого питает космическая энергия, на еду мало и времени, и возможности выделять нужно: чуть-чуть поел — и ты уже сыт. Я с одним специалистом разговаривал, и он утверждает, что от еды мы всего 15 процентов энергии получаем — 85 процентов нам космос дает, а сейчас все идет к тому, что это количест­во чуть ли не до 100 процентов возрастет. Вот дети индиго больше этой энергии потребляют, поэтому еще меньше едят — моя старшая дочь, например, почти ничего не ест, и при этом очень крепкая, плотная, сбитая. Откуда у нее все? Оттуда идет!

— От двух предыдущих браков у вас сын и три дочери...

— Совершенно верно.

— И от третьего брака...

— ...три дочери и сын.

— Вот это да! — как говорил Сталин: «Будем завидовать»...

— Всевышний дает! — с его помощью все происходит.

— С детьми от предыдущих двух браков вы в хороших отношениях? Помогаете им, общаетесь?

— А как же, это обязанность. Я за них переживаю, конечно.

— Они уже профессии имеют, где-то работают?

— Сын-то еще нет, он только школу окон­чил, будет в университете учиться, а ос­таль­ные уже работают, можно сказать — самостоятельные. Изредка помогаю, разумеется, когда обращаются, а в принципе, они уже сами по себе...

«Я узнал, что в «Бутырке» часовня находится — в ней Шаляпин еще для заключенных пел. «Давай, —  начальнику предложил, — тоже спою»

— Вы пели на самых выдающихся сценах мира, что, впрочем, не помешало вам даже в Бутырской тюрьме выступить...

— Да, это правда...

— Как это получилось?

— С начальником «Бутырки» познакомился — эту должность тогда занимал мой однофамилец Рафик Ибрагимов. Он был очень продвинутый начальник — например, художественные выставки для заключенных устраивал, и от него я узнал, что у них прямо в тюрьме часовня находится. В этой часовне мой земляк Федор Шаляпин еще пел — тоже для заключенных.

— Ух ты! После Шаляпина, вообще-то, не грех...

— «Давай, — Рафику предложил, — я тоже спою». Ну а чего? Там же предварительное заключение — люди до суда сидят, и я уверен, что много...

— ...невиновных томится...

— Может, до половины таких, кого и не стоило туда сажать, поэтому... почему нет? Спел с удовольствием!

— Аплодировали?

— О да. Люди в коридоре сидели — он длинный, а лавочки вдоль поставили — от одной двери камеры до другой.

— Слышал, что ваши картины украшают Музей изобразительных искусств в Казани...

— Да, несколько моих работ туда взяли.

— Вы пишете маслом?

— Писал — я в свое время художественную школу окончил, и был период, когда живописью серьезно увлекся, с большим желанием ей занимался. У меня друг был Ильдар Зарипов — заслуженный художник России, его картины в самых разных музеях, вплоть до центральных, висят, за рубежом их много: ну очень сильный художник! Мы с ним сдружились, я три года в его мастерской работал, мы часто вместе на этюды, на пленэры выезжали — конечно, благодаря такому общению я много у него перенял. В результате работы накопились, какой-то опыт появился, а потом в выставках профессиональных художников начал участвовать, откуда кое-какие картины закупались. Таким образом и мои музей приобрел.

— На ваших холстах в основном какие сюжеты?

— Больше всего я пейзажи люблю...

— ...природу...

— Да, а потом понял, почему меня именно к этому жанру тянуло, а к остальным склонности не было, — дело в том, что ислам запрещает изображать животных, людей. Наверное, это подсознательно во мне сидело...

«В семье только по-татарски мы говорим»

— Это правда, что в вашем загородном доме по вашему дизайну все сделано?

— Да, от проекта до всяких деталей.

— Вы, я смотрю, во многих сферах та­лантливы...

— Кстати, это обычная ситуация среди тех, кто искусством живет, творчеством. Пение, музыка и живопись очень связаны, там одно полушарие мозга, видать, работает. Взять любого певца известного: Шаляпина, Отса, Магомаева — все они были прекрасными рисовальщиками, постоянно этим занимались, и у них великолепно получалось. Гуляев вон тоже очень рисовать любил...

— Вы говорите о себе: «Я казанский во­дохлеб» — это из-за того, что чай пить обожаете?

— Ну да, это уже традиция наша казанская.

— Сколько чая в сутки вы выпиваете?

— Раньше очень много пил.

— Ну, чашек 10 могли осилить?

— Спокойно — это уже норма.

— Пиво не пробовали?

— В свое время пивал, но потом, как говорится, одумался. Сейчас, конечно, не пью, да и пиво я меньше любил, а чай все-таки наш напиток, татарский, тем более с молоком. В деревне так было заведено: горячий самовар и чай, молоко. Еще смородиновый лист клали в заварку, чтобы аромат давал, и вприкусочку. В то время сахарок крепкий был — его кусочками кололи...

Я часто в деревне у бабушки отдыхал: у нас два больших самовара стояли — каждый литров на 12: один топился, а второй в это время уже водой заливался, готовился. Его растапливали после того, как первый со двора на стол заносили, — так они и гуляли с пяти утра до девяти вечера по маршруту: стол — двор, стол — двор, постоянно чай в доме пился.

— Вы, как положено настоящему муж­чине, сами готовите, и, говорят, очень хо­рошо...

— Мужчины вообще повара отменные.

— Лучше женщин?

— Конечно. Посмотрите, кто в главных поварах повсюду, — нам это от природы да­но.

— Что же вы готовите?

— Обычно шурпу баранью, раньше плов делал. В принципе, любое блюдо могу состряпать, но я его импровизирую: сам ингредиенты со­бираю, думаю, как они сочетаются... В общем, не по книге готовлю — блю­до сочиняю сам.

— А дома у вас повар есть?

— Сейчас у меня все прекрасно устроилось: бабушка великолепно любые блюда готовит — и национальные, и русские, она и дочь свою, мою жену, этому научила. Все гости, которые у нас бывают, потом опять напрашиваются: когда, мол, к вам можно еще приехать? — потому что очень вкусный стол у нас накрывают.

— В семье по-татарски вы говорите?

— Только. Я почему это сейчас за правило взял? Потому что в предыдущих двух браках жены у меня татарского языка не знали...

— А кто они по национальности были?

— Первая — русская, вторая — наполовину татарка, но татарским практически не владела. Естественно, дома по-русски разговаривали, ну а раз так, дети язык знать не будут.

— Я уже вижу, чем закончили жены, которые по-татарски не говорили...

— Да (смеется), это очень опасно, а сейчас наши дети великолепно и татарский знают, и русский — оба языка понимают и свободно на них разговаривают.
«Ну как так можно? Молодой стоит, а говорит: «Я пенсионер» — в 60 лет! Разве это возраст? Это только начало жизни»

— Я вам провокационный задам вопрос: почему вы так хорошо выглядите? Какие-то секреты у вас есть?

— Мне кажется, по-другому и нельзя — так и надо. Я иногда моих одногодков вижу, которые уже несколько сдали...

— Лучше бы их и не видеть...

---

---

— Думаю: ну как так можно? Молодой стоит, а говорит: «Я пенсионер» — в 60 лет! Разве это возраст? Это только начало жизни, то есть он себя автоматически на короткую дистанцию настраивает, а я сразу где-то 150 лет себе заложил.

— Не слабо!

— Ну, разумеется, если Бог даст. В принципе, человек, который такую программу для организма закладывает, как должен выглядеть? Только так и не иначе — это нормальное рабочее состояние, потому что надо двигаться, надо работать. Голова должна быть хороших идей полна, их нужно в жизнь претворять, энергия долж­на ключом бить.

— Сейчас, в свои 70, вы на сколько себя ощущаете?

— Лет на 35. Я, кстати, как обычно подсчитываю: от 100 отнимаю 65 — и 35 получается: вот это и есть мой возраст.

— Сколько часов в сутки вы спите?

— Да немного, вообще-то. Я быстро высыпаюсь, тем более живем мы в лесу, у нас прекрасная экология, чистый воздух. Если лягу нормально (а надо стараться не позже 11) — все, на утренний намаз уже просыпаюсь. Его следует читать от рассвета до вос­хода солнца, а светает сейчас рано, и я уже встаю. Потом, конечно, опять ложусь — могу еще пару часиков добрать, чтобы хватило. Я сам просыпаюсь, никто меня не будит...

— В каком городе, в какой стране вы лучше себя чувствуете?

— Дома, конечно.

— Дома — это под Москвой?

— Сейчас — да, но я по старой Казани скучаю. Она, к сожалению, вся перестроилась — ничего, связанного с детством, юностью, уже не осталось: ни дома, где когда-то я жил, ни улицы...

— Зато какая красивая Казань сегодня!

— Ну, она вся новая, а так, если из городов мира выбирать... Я же все-таки во Львове родился, и где-то в подсознании во мне желание сидит туда вернуться. Очень люблю старинные города европейские: Париж, Ригу, Вильнюс, Таллинн и Ленинград, кстати, тоже, но больше всего мне Италия нравится — это для творческого человека, тем более для певца, место прекрасное.

— Человеком мира вы себя ощущаете?

— Да, безусловно.

— А понимаете, что вы выдающийся певец?

— Ну, может, не выдающийся. Все свои ресурсы, которые мог бы, я не использовал, но еще постараюсь...

— До 150 лет, тем более времени уйма...

— В общем, надеюсь стать выдающимся.

— Знаете, я очень благодарен вам за интервью, и у меня только одна просьба: напоследок что-нибудь для ваших поклонников исполнить...

— Куплетик из татарской народной песни «Соловей» — годится? (Поет):

Ай былбылым, вай былбылым,
Агыйделнен камышы;
Ай былбылым, вай былбылым,
Агыйделнен камышы;
Тан алдыннан чут-чут килэ
Сандугачлар тавышы.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter