В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
УМОМ РОССИЮ НЕ ПОНЯТЬ

Дмитрий БЫКОВ: «Дружно врем. Не держим слова. Терпим все. Забыли честь. А посмотришь на Сенцова — и припомнишь, кто ты есть»

Предлагаем вашему вниманию свежую подборку стихотворений известного российского поэта и публициста, написанных для «Новой газеты».

Два бойца

Когда Боширов и Петров, друг друга запаля, травили, чтоб он был здоров, Сергея Скрипаля, а копы, черт их побери, валяли дурачка, — когда следили на двери флаконом «Новичка», осуществляя свой блицкриг, как повелела власть, — случилось им на краткий миг под камеры попасть. Теперь портреты этих двух, Британии грубя, Лавров высмеивает вслух, а лидер про себя, — но это признаки Суда, почти его финал. Я их не видел никогда, но тотчас же узнал: и эту выпуклую грудь, и впалое чело... Мы их не выдадим отнюдь. Ха-ха, еще чего! Ужели надо объяснять простейшую матчасть? Их можно выследить, заснять, распространить, проклясть, но не поймают этих двух ни мистер, ни мусье. Как можно выдать русский дух? Почуять — да. И все.

О как я знаю этих двух! Так пахнет жизнь сама: дух ожиданий, дух разрух, и горя от ума! Как пахнет пеплом и золой, пустыней нежилой, где слева следователь злой, а справа — тоже злой! Я узнаю всего верней, как на дверной скобе, их отпечатки на своей работе и судьбе. Да что там я — ничтожный прах, нагар большой свечи! Судьба Отчизны в их руках, растущих из (молчи). Два вечных друга, два бойца в невидимой броне, побитых молью слегонца, но все еще вполне, — я узнавал их столько раз на всех своих путях, в сетях, раскинутых на нас, а также в соцсетях!

Два верных друга без имен, как водится в ЧК, Петров и Васечкин времен чекистского крючка, на вид обычная урла, однако, между тем, модель двуглавого орла, Евразия, тандем, — заметь, они всегда вдвоем, как слово и мотив, в дуальном облике своем Россию воплотив. Как тот Равшан — а с ним Джамшут, а может, русский Глеб; как щит и меч, «Король и шут», как лук и черный хлеб, как Чук и Гек, шафран и плов, стакан и полуштоф, еврейский Ильф и наш Петров (Петров! Везде Петров!). Бредут собянинской Москвой и горной Тебердой, крепки, как орган половой у особи младой, один с квадратной головой, другой же с бородой, несут флакон с водой живой и с мертвою водой.

Вперед, Боширов и Петров, герои смутных лет. Над вами Родины покров, за вами дымный след. Вас ждет гибридный вечный бой, его не завершить. Ваш долг — архангельской трубой планету оглушить и водрузить российский флаг на логовище змей, на наш сегодняшний рейхстаг, где ждет Тереза Мэй.

А все же мы гораздо лучше вас. Два сонета о поэте и поэзии

1.

Коль жизнь мою представить
без учета
Рулад, баллад, —
забыв, что я поэт, —
У, я скажу вам, это будет что-то!
Грехи, тоска и суета сует.
Обиды, ложь, бесцельная работа,
Мечты, обломы, путаница, бред,
Вранье, измены, страх, похмелье,
рвота —
Сухой итог пятидесяти лет.
Еще страшней, что эти господа —
Мильоны заселивших города, —
Устраивают бойни,
злобой пышут,
Дерутся, не сгорая со стыда,
Актерствуют в комедии суда,
Клевещут, лгут —
и ничего не пишут!
И хрен поймешь, зачем они тогда.

2.

Да, Тютчев был сухим и нелюдимым,
Ахматова любила многих фриков,
Иванов был треплом неутомимым,
Языков пил до паники и криков,
Тарковский-pere имел немало бзиков,
Олейников был крайне нетерпимым,
Жуковский был придворным
подхалимом,
Есенин пил сильнее, чем Языков.
Слагая мелодические строки,
Кузмин щипал мальчишеские щеки,
Оскар Уайльд был просто ...с,
Тургенев — трус, и что уж там о Блоке
И Пушкине, и весь иконостас
На обозренье выставлял пороки.
А все же мы гораздо лучше вас.

Голодарь (по мотивам Кафки)

Все, Сенцов не голодает, хоть почти что умирал. Все от радости рыдают — федерал и либерал. Веселее — патриотам: не сумел залезть на крест! Ждал-то Нобеля, чего там. Не дождался, куру ест! Не терял полгода в весе, в окруженье медсестер ел питательные смеси... тоже мне голодомор! Мир не знал таких историй: террорист на 20 лет переехал в санаторий для разгрузочных диет...

Праздник хамам, радость хамкам, упоение, азарт: доктор Хайдер и Лоханкин так и прыгают в глазах. Да и сам я рад, не скрою: поделом, не пробуй впредь! Не позволили герою как герою умереть. И чего тянули, кстати? Уподобили б мешку, привязали бы к кровати, в рот засунули кишку — лопай первое-второе, диетический обед. Тут поэма без героя. Для героя ниши нет.

Сладко гнить в болоте плоском, не имея образцов, — потому своим упорством нас не радовал Сенцов: он мешал хранить лицо вам. Вы в нем видели врага. Вы в сравнении с Сенцовым не смотрелись нифига. Приглядимся к нашей лаже, с нашим Путиным, Шойгу, — да и скажем: я не гаже, я не хуже их могу!

Дружно врем. Не держим слова. Терпим все. Забыли честь. А посмотришь на Сенцова — и припомнишь, кто ты есть: да никто. Пустое место. Червь, ползущий на убой, что за вялый марш протеста упивается собой. Упоенно лижешь ручку, в жадный рот хватаешь МРОТ, случку, пенсию, получку... Нет уж, падла! Пусть он жрет! Пусть он будет несерьезен, не железен, не здоров — словно Золотов, Рогозин, Дебоширов и Петров. Мы в судьбе своей бараньей и покорности свиной не хотим напоминаний о возможности иной.

Я и сам, признаю снова, созерцая нашу тишь, рад отчасти за Сенцова: надо жить, а там, глядишь... Лишь одно меня тревожит в череде унылых лет: город выстоять не может, если праведника нет. Сам Господь берег Гоморру и соседний с ней Содом — не сдавал голодомору, не пытал огнем и льдом, не растаптывал до пыли и не сбросил в пустоту, — ибо праведники были. Их не стало — и ту-ту!

Где теперь Содом с Гоморрой? Поминаний даже нет. Жанр прощания с Матерой — главный жанр последних лет. Ни к чему мечтать о чуде обитателям Москвы. Правда, праведники — люди неприятные, увы. В простоте не скажут слова, остальным грозят сумой... Ничего у них святого, кроме святости самой. Вечно им чего-то надо. Резкий голос. Хмурый вид. Но без них — прокол, досада! — этот город не стоит. Окружи себя френдами, спрячь от глаз любой косяк — нужен все-таки фундамент, твердый все-таки костяк. Так-то Бог простил бы снова, филантроп и эрудит, пощадил бы за Сенцова, — а теперь не пощадит.

Где начнется? Хоть с Мегаса, хоть с Приморья, хоть с гэбни: эрогенных точек масса — полыхнет, куда ни ткни. Тут довольно будет слова — так и грохнет, не щадя: от Петрова, от Беглова, от истерики вождя... Заорем на всю планету, погружаясь в нашу гать: где тут праведник?!

А нету. Скрипаля не предлагать.

Дуэльное

Хоть Бог и запретил дуэли, — и вряд ли их введет режим, — но вы настолько... (надоели), что мы, пожалуй, разрешим. Друзья «Орленка» и «Зарницы» чтут офицерство лет с пяти; вы переходите границы — и мы готовы перейти. Раз вы по собственной же воле стремитесь к этакой беде, и если не хотите боле триумфа в собственном суде, и раз вы бьете наших деток, и ни один из вас досель не пострадал ни так, ни этак, — то почему бы не дуэль? Ведь даже Пушкин, русский гений, был боевит, что твой сармат; нужна лишь пара уточнений, чтоб представлять себе формат, а то ведь вызов неформальный.

Задел Навальный вашу честь, но, так сказать, сидит Навальный. Выходит, вы хотите сесть?

Хотя вы воинский начальник, и грудь в наградах от и до, и в карате отнюдь не чайник, и, разумеется, в дзюдо, — но раз вы вызвали сидельца, то, рассуждая по уму, чтоб изувечить это тельце, вам предстоит сойти к нему.

Хотя бы ради поединка — сойдите к узникам на миг; ей-богу, славная картинка — глава Росгвардии средь них. Пусть против силы выйдет сила, пускай ответит, троглодит. А то выходит некрасиво: вы не сидите, он сидит...

Но ради чести и гражданства, раз вам не хочется в тюрьму, вам можно выхода дождаться и ночью встретиться ему. Какой восторг, какие фотки для юных блогеров Москвы: Навальный — шасть из-за решетки, а тут как раз стоите вы, при всем параде, словно в раме, в фуражке, в тельнике, всерьез, грозя руками и ногами его по заднице того-с. Ногою, с маху, в полукружья, потом рукою между глаз... Однако в выборе оружья свободен вызванный как раз, хоть он и мыслящий инако, и враг, и плут, и гниль, и прель... Иначе это будет драка, а совершенно не дуэль.

Мы знаем, вы, конечно, вправе, сперва навесив всех собак, в свободной нашей сверхдержаве его мутузить просто так, хоть впятером, без всяких правил, усердно, дружно, горячо, — Песков же вам уже подставил свое надежное плечо! Мы знаем, что Навальный — бяка. Вольно ему из кожи лезть! Но, повторяю, это драка. Тогда, пардон, при чем тут честь? Избить Навального из мести вы, разумеется, вольны; мы и не ждем особой чести от новых символов страны, как от осинок — апельсинок, как жирных пенсий — от сумы...

Но вы сказали: поединок. Сказали это вы — не мы. Навальный вам не «Pussy riot»: мужчина, весящий под сто. Пускай оружье выбирает — хоть огнестрельное, хоть что.

Оно, конечно, вы — начальство, но за домашний свой арест он сам неплохо накачался и «Доширак» исправно ест. Противник, думаю, достойный. Вы славно завершите год: рэп-батл «Оксиморон и Гнойный» на этом фоне отдохнет. А то, серьезно, взяли моду — при одобрении отцов на безоружную свободу спускать с дубинками бойцов! Чуть кто-то выйдет — сразу нате: и по мозгам, и в автозак... Ей-ей, дуэль в таком формате надоедает на глазах. Вопрос уже насущно вылез: я сам за власть и за режим, но если вы вооружились, давайте всех вооружим? Иначе это не дуэли и называется не так, а как? «Россия в беспределе». «Позор». «Бесчестие». «Бардак».



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось