Игорь КОЛОМОЙСКИЙ: «Порошенко — аморальный тип. Да, аморальный! Фигуру борца сумо мы модернизировали, в Петю Порошенко превратили... Теперь иголки в нее втыкаю»

(Продолжение. Начало в № 7)

«С Януковичем лучше нам сейчас не встречаться»

— Фигура вы сами по себе уже историческая...

— ...это вы сказали...

— ...но на одном пространстве вмес­те с вами (или вы вместе с ними) немало исторических фигур действуют, которые в учебники новейшей украинской истории уже навсегда вошли, и я охарактеризовать их вас попрошу. Итак, первый президент Украины Леонид Макарович Кравчук...

— Основатель современного украинского государства — с большим уважением к нему отношусь.

— Леонид Данилович Кучма...

— Страну с социалистической плановой экономикой в страну с рыночной экономикой он превратил. Хорошо это или плохо, все получалось или нет? Тут разные теории, версии и ответы возможны, но я считаю, что это выход в свободный мир был, то есть он не просто страну сделал, а ее модернизировал, во всяком случае, все возможности нормальной, цивилизованной, современной стать ей дал. Что из этого получилось, уже второй вопрос — не к Кучме.

— 10 лет президентства Кучмы — это время вашего расцвета?

— Ну да, мы как раз состоялись, но я бы по-другому сказал: наш расцвет на 10 лет правления Кучмы пришелся. Теми, кем вы нас знаете, мы не благодаря и не вопреки ему стали.

— Так получилось...

— Да, так получилось, просто мы в это время жили и лучший возраст наш к тому времени подходил, но я считаю, что Кучма, особенно первого срока, — это для Украины большой прорыв был. Все расцветало, все хорошо шло, и потом более-менее ничего было.

— Да и ВВП, когда он уходил, какой был? 12 с чем-то процентов...

— Да все в порядке было!

— Что о Викторе Ющенко скажете?

— Он — пример хорошего президента для Украины, такого, каким ему следует быть. Президент, так скажем, в сегодняшних своих полномочиях ограничен быть дол­жен, и Виктор Андреевич самоограничиваться старался, во всяком случае, ограничивать, пусть не всегда это у него получалось. Он Конституции, закону следовал и показывал, что в парламентско-президентской модели достойным президентом быть можно и при этом никого на ковер не вызывать, совещания, разгоны и прочее не уст­ра­ивать. Президентом в рамках полномочий, которые Конституцией приписаны, он был, и за них не вышел — это достойно, со знаком плюс, выглядело.

— Виктор Федорович Янукович...

— К сожалению, все в конце смазал.

— А так?

— Ну, ничего был, не хуже, не лучше. Да, симпатии к каким-то отдельным олигархам у него были, олигархическую модель он подхватил и развил, но в наших реалиях это нормально (поэтому Петр Алексеевич это славное дело продолжает и ничего не меняет). Концовка, однако, у Януковича явно смазанной была и, к сожалению, мы все в сегодняшней ситуации оказались.

— Я, уж простите, ваш телефонный раз­говор с Виктором Федоровичем слушал — он в интернете выложен...

— Это по мобильной связи мы разговаривали.

— Ну да, и я внимание обратил, с каким уважением он к вам относился,— на удивление!

— Так и я к не­му уважительно. Смотрите, наши человеческие отношения в порядке были, но действия его как государственного служащего, как президента оценивать, где правда, а где неправда, определять — это уже не моя как обывателя компетенция, а суда, который сейчас идет, правоохранителей... Что там на самом деле происходило, как было или не было, не знаю — у меня доступа к этим вещам нет.

— Если вы с ним встретитесь, руки друг другу пожмете?

— (После паузы). Когда? Лет через 10 или через 20?

— Через пять-10...

— Не знаю, от обстановки зависит.

— А сейчас?

— Сейчас лучше нам не встречаться.

«Зачем мы наших парней в Керченском проливе подставили, зачем вообще скандал раздули? Это глупая провокация с целью введения военного положения и переноса выборов»

— Что о Петре Алексеевиче Порошен­ко вы думаете?

— Он — действующий президент, поэтому здесь мы аккуратно должны формулировать, чтобы легитимно избранную власть не делегитимизировать.

— Как завернули, однако...

— Ну, вы же помните: когда он президентом становился, мы ратовали за то, чтобы все в первом туре решилось, — правильно? Для Украины второй тур большой головной болью стал бы.

— Конечно...

— Грубо говоря, если бы он в первом туре 45-46 процентов взял и потом три недели ждать надо было, это большая проблема была бы — три недели в стране нелегитимная власть. Его в первом туре избрали, и похоже, честно и справедливо. Соперники тогда не готовы были, поэтому в самом начале он плюсом, положительным фактором был, но произошло то, что и должно было произойти, то есть продержался он, по-моему, полгода, максимум год.

— А потом?

— А потом по наклонной вместе со своим рейтингом пошел.

— Почему?

— Ну, это дежавю, такая же ситуация в 2004 году у него была, когда вместе с Ющенко президентом он стал. Точнее, Ющенко стал, а Порошенко подумал, что и он с ним. То же самое: Ющенко поддержку 52 процентов жителей Украины имел, и через два с половиной года у него уже 14-16 было, а к концу — пять. Та же ситуация, посмотрите, сейчас: с 54 начал и своими законными пятью заканчивает.

— Петр Алексеевич тоже олигарх — логика его поступков для вас ясна?

— То, что президентом он стал и быть олигархом не перестал, для страны проблема.

— Вы его сейчас не понимаете?

— В том, что он делает? Ну, у него логика вынужденных решений во многом — я их не анализирую, просто оценку тому, что вижу, даю... Он аморальный тип. Да, аморальный! — потому что, на таком посту находясь, действия совершает, которые его статусу, его должности не подобают.

Порошенко и логику его действий я хорошо понимаю, а история с военным положением? Всем же, что к чему, ясно... Надо просто черту, такую китайскую стену, прочертить — между тем, как себя Россия ведет (вы же ничего нового не увидели? — она себя, как всегда, ведет!), и тем, как себя Порошенко повел... И на хрена наши корабли он туда послал? Мы сейчас говорить можем: «Это наш пролив, наше море», но мы же знали, что там, кроме нас, еще кто-то есть, а зачем наших парней подставили, зачем вообще скандал раздули? Если бы после инцидента военное положение ввести не пытались, я бы сказал, что это просто глупость, а так считаю, что это глупая провокация с целью введения военного положения была.

— По-вашему, Порошенко сделал это для того, чтобы свои президентские полномочия продлить и выборов избежать?

— Безусловно.

«По отношению к Порошенко слова «любите — не любите» неупотребимы. Я его не уважаю»

— Чем дольше историю ваших отношений с Порошенко я наблюдаю, тем сильнее у меня впечатление, что даже не бизнес и небольшие деньги причиной тому, что вы его не любите, стали, а какая-то очень глубокая личная вражда. Что же между вами на самом деле произошло, откуда такая взаимная, уж не знаю, ненависть — не ненависть?

— Ну, не знаю...

— Но это вы его не любите или наоборот?

— По отношению к нему эти слова «любите — не любите» неупотребимы. Я его не уважаю, я к нему неуважительно отношусь, причем я же искренне все рамки приличия соблюдать старался. Допустим, после того, как он избрался, никогда к нему по имени: Петя, Вася или еще как-то — не обращался, только Петр Алексеевич, на вы: как положено. Особенно на рабочих каких-то совещаниях, в кабинетах. И за их пределами, даже тет-а-тет Петром Алексеевичем его называть старался, на вы общаться.

— Ну вы же из культурной семьи...

— Я должное его статусу отдавал, но просто так это разочарование за полгода буквально накопилось. Все война! — война отношения испортила.

— Вы сейчас нехорошие чувства к не­му испытываете?

— Плохие. В каком плане? Разочарование — ну, не оправдал...

Мы же понимаем, что Украина в 2014-м и в 2019-м — это две разные страны. Разобщенность общества опять же: всем все до одного места, никакого подъема патриотического, и поверьте: если у нас снова что-то захватят, такого подъема, как в 2014-м, уже не будет.

— Разуверились люди...

— И это он сделал, то есть Порошенко все на себя взял: он у нас один победитель, один главнокомандующий, один военачальник и один герой, но, к сожалению, в 2014-м военные успехи неуспехами оказались.

— В женевском офисе, в кабинете, у вас фигура борца сумо стоит, на голове которой мешок, и вы мне сказали, что это Петя Порошенко...

— Да!

— Зачем вам Петя Порошенко в кабинете, если вы к нему так плохо относитесь? Вы удовольствие испытываете, на него глядя?

— Ну первоначально это просто борец сумо был (смеется), а потом мы уже его модернизировали, в Петю Порошенко пре­вратили (смеется).

— Вы на него смотрите — и что?

— Фигурки делаю, а потом в них иголки втыкаю (смеется).

— Ага, то есть мысленно втыкаете...

— Ну, так, иногда.

— А откуда у вас эта фигура?

— Кто-то в день рождения подарил. Это, кстати, произведение современного художника, швейцарского или какого-то там — просто имени его не помню, и оно даже каких-то денег стоит.

— До национализации «Приватбанка» все: и банкиры, и политики — в один голос говорили, что Коломойского ни один президент, ни одна власть не тронет, потому что он такой монстр, как «Приват», создал: мол, если захочет, одним махом всю банковскую систему Украины парализует...

— То есть из героя врагом станет? Хорошая перспектива!

— Тронули. Скажите, это вы не такой всесильный или те, которые на «Приват» посягнули, сильнее оказались?

— Просто те, кто обо мне вами пересказанное говорили, преувеличивали (улыбается).

— Но сами вы разве не понимали, что это действительно монстр, на которого войной пойти сложно?

— Мне кажется, «Приватбанк» вообще не монстр — условия существования банковской системы таковы, что это исключено, потому что регулятор есть. Если регулятор соответствующее решение принял, на следующий день он временную администрацию заводит, та банком управлять начинает — и никакого монстра нет, это миф, то есть все в вопрос контроля, управления упирается.

В чем монстр? Допустим, красные кнопки нажать можно, весь банк отключить, так завтра его включат, но надо же отчет себе отдавать: а чем ты занимаешься? а кто пострадает? 20 миллионов вкладчиков? То есть их всех в заложники взять? Но это уже покруче Усамы бен Ладена будет.

— Когда эта история с «Приватом» произошла, что вы чувствовали?

— Дело в том, что она не в один день произошла, а как-то тянулась, тянулась, тянулась. Кстати, она, так скажем, несколько ложек дегтя в отношения с Порошенко внесла — это одна из причин, но я считал, что «Приватбанк» — системная структура, которая в 2014 году точно так же на защиту Украины встала, то есть много чего полезного сделала. Да, в связи с тем, что курс доллара вверх шел и люди деньги снимать начали, ей (учитывая, что она самая крупная, системная) какая-то помощь нужна была, но когда Нацбанк Гонтарева возглавила, она с ведома Порошенко эту помощь неохотно оказывала. У них тогда уже план «Приватбанк» забрать был.

— Вы понимали, значит, к чему идет...

— Ну конечно. С самого начала, с 2014-го.

«МВФ — это же не панацея от всех бед, а служба реаниматологии, то есть умереть она не позволит, но и выздороветь не даст»

— Вы считаете, что Украине не кредиты МВФ нужны, а дефолт, — почему?

— Смотрите, Украине прежде всего концепция и стратегия необходимы — концепция взаимодействия с внешним миром в плане экономического развития, экономической модели и взаимоотношений с внешними кредиторами. МВФ — это же не панацея от всех бед, а служба реаниматологии, то есть умереть она тебе не позволит, но и выздороветь не даст.

— И кредиты же тут разворовываются — так ведь?

— Из реанимации все равно сначала в интенсивную терапию, затем в терапию переводят, потом курс лечения назначают. МВФ лечением болезни не занимается — он только узкие текущие задачи решать может: навскидку, по стандартным рецептам. Допустим, они цену газа для населения видят: «А-а-а! Что у вас так дешево? А ну поднимите!», то есть как они говорят: «Я кредитор, да? Вы у меня деньги получить хотите? Хорошо, а куда их потратите, что с ними сделаете?...

— ...Вот наши условия...».

— В принципе эти вопросы логично звучат. «Почему газ населению по 100 долларов вы продаете, если 300 он стоит? А чего электричество по каким-то ценам продаете? А чего это, а чего то?» — но это же политические вопросы, поэтому политик для себя решить должен, что делать он будет. Мы же, в принципе, цену на газ для населения можем не повышать, это не неизбежно, это наши обязательства перед МВФ, но кто их взял, пусть и выполняет.

Повторяю: МВФ на определенных узких местах нужен. Тимошенко, когда кризис был, общалась с ним и работала, — в конце 2008-го и в 2009-м. Ну, поработала и закончила, кризис нормально прошла.

— Ясно, а дефолт Украине нужен?

— Еще раз: дефолт — это следствие той модели, которую ты выбираешь. Греции вот дефолт нужен? По идее, если обычного пересiчного грека спросить, что он ответит? «Конечно, нет», а если ему скажут: «Правительства кредитов на 500 миллиардов набрали, их возвращать надо — ты лично участвовать в этом согласен?». Он опешит: «Не-не-не! Лучше дефолт объяв­ля­йте, лучше мы тогда долги возвращать не будем». Это, кстати, к вопросу о возврате долга — помните, когда-то Выдрин мне фразу приписывал...

— «Долги слабые отдают»...

— Да, слабые (смеется), так вот, я считаю, что мы сильными должны быть — деньги взять и... Я же не предлагаю их не отдавать, дефолт — это не аннулирование долгов. Мы же не советское правительство в 1917 году, которое сказало: «Мы царские долги отдавать не будем».

— Кому я должен — всем прощаю...

— Да. Технический дефолт — это невозможность в данный момент деньги вернуть. Давайте разберем, что в 2014 году случилось. Казна пустая была?

— Да...

— Нам чем платить было?

— Нет...

— Почему же дефолт мы не объявили? — это же не страшно.

— А кредиты тогда как разворовывать?

— Секундочку! Мы всем показали, что денег у нас нет, об этом все знают, все корсчета, золотовалютные резервы видят — Национальный банк отчитывается. Ну так прямо заявите: «Нам отдавать долги не­чем» — и МВФ приходит. «Мы, — говорит, — столько-то миллиардов тебе дадим, чтобы ты по этим долгам расплатился». — «Ну хорошо, давай». — «Но за это ты то, другое, третье должен...». — «С какой стати? Я же под это не подписывался, казну не разворовывал, поэтому, если нам помочь не хотите, значит, дефолт мы объявим, а деньги вернем тогда, когда они у нас будут». И к каким-то техническим деталям перейдем. Там правило есть, как при объявлении дефолта себя ведут. На моей памяти Аргентина раз 100 это проходила — там каждые 10 лет какой-то кипиш случается, и ничего страшного. Когда-то я в Аргентине был — они прекрасно живут, нормально себя чувствуют, поэтому из контекста ничего вырывать нельзя. Если дефолт — да, какие там плюсы, какие минусы, смотреть надо, но, по большому счету, ничего страшного в этом нет.

«Тимошенко? Нет, она политик, сука! Может ли она президентом стать? Так ни хрена себе! — у нее самые перспективы и есть»

— Характеристики выдающихся государственных деятелей продолжим. Павел Иванович Лазаренко...

— Ну, это давно уже было...

— ...я его уже не помню...

— Да, особо не помню. Сколько уже лет прошло? Как губернатор, правда, в порядке он был. В то время, когда только становление государства начиналось, невзрачный какой-то председатель колхоза при­ехал — это первые впечатления были, а потом на фоне других губернаторов нормально выглядел, ого-го был! Даже в первые вице-премьеры, в премьер-министры попал...

— Ну, куда он попал, мы говорить не будем...

— Ну, не повезло. Ни у кого такой печальной судьбы, кстати, нет — видно, что-то не так пошло...

— ...на каком-то этапе...

— Может, ошибкой его отъезд был, уезжать не надо было. Не знаю, сложно говорить.

— Юлия Владимировна Тимошенко...

— Мое отношение к ней сегодня очень отличается от того, которое в 2009 году бы­ло. Человек за свои убеждения все, в том числе и тюрьму, прошел, куда ни за что попал.

— А в 2009-м к ней плохо вы относились?

— Хуже, чем сегодня.

— В тюрьму она сознательно пошла? Ведь если бы уехала...

— Нет, уехать она не могла, она до конца здесь оставалась...

— Но ей же советовали...

— Ей некуда ехать было.

— В ту же Германию разве не могла?

— Ну так на пятый день о ней забыли бы — не-не-не!

Нет, она политик, сука! Политик украинского масштаба, который стремится...

— Вы на ее месте тоже в тюрьму пошли бы?

— Если бы политиком ее уровня был? Ну конечно.

— Да?

— Да. Слава богу, что я не политик, а у нее другого пути не было.

— Вы ее классической «черной вдовой» в политике назвали — что это значит?

— Это когда было, в 2009-м? Надо контекст посмотреть. А, вспомнил: я имел в виду, что у мужчин, с кем она о сотрудничестве договаривалась, которые рядом с ней были, все время сложности, неприятности возникали, но ничего страшного, сейчас Тимошенко уже не вдова — сама по себе.

— Кстати, политические перспективы у Юлии Владимировны есть? Первый пост в стране занять она может?

— Президентом стать? Так ни хрена себе! — у нее самые перспективы и есть. Она фаворит (повторю: фаворит!), и ничего не меняется — все опросы сегодня показывают, что рейтинг ее уже 25 процентов. Я, правда, считаю, что 30...

«Аваков — спаситель Харькова, а значит, и Украины. Ахметов 30 процентов ВВП страны контролирует»

— Министр внутренних дел Арсен Аваков что за фигура?

— Достойнейший человек, спаситель Харькова, а значит, и Украины, потому что столицей всей этой истории — не знаю, как то, что там затевалось, назвать собирались...

— «ХНР»?

— Нет, Донецко-Криворожскую республику или еще что-то в этом роде создать хотели, и столицей ее Харьков должен был стать — как в 1918 году.

— И вы считаете, что он спаситель Харькова?

— Ну конечно. Они ж везде ездили: одни — в Луганск, другие — в Донецк, Аваков в Харьков поехал. Он на этот бред посмотрел и команду «Огонь!» дал — и ровно за два часа все вопросы решили. Это то, что в Донецке и в Луганске сделать должны были.

— Мнение о Ринате Леонидовиче Ахметове как о человеке и бизнесмене у вас какое?

— Ничего плохого о нем сказать не могу — состоявшийся человек, самый богатый в Украине.

— Богаче вас?

— Думаю, да.

— Вы с сожалением это говорите?

— Без — человек свою жизнь прошел, прожил...

— Отношения у вас хорошие?

— Хорошие. Он всегда, к любой власти, подстроиться умеет — где-то фаворитом бывает, где-то нет, но позиции свои сохраняет и 30 процентов ВВП страны контролирует...

— Вы в этом уверены?

— Да, а еще 50 процентов ее валютной выручки — все у него нормально.

— А вот Ахметов не уверен, что 30 процентов...

— Ну хорошо, пусть 35 тогда — я его обрадую (смеется). Если уже точно считать, то на уровне 30, не меньше и половину, повторяю, валютной выручки. Я не в курсе, на чем мы в «Приватбанке» руку держали, а он точно на красной кнопке ее держит, то есть в состоянии в стране любой кризис создать, причем все лишь тогда об этом узнают, когда кризис разрастаться начнет. Он, правда, этого делать не будет: имею в виду только что может — это в его возможностях.

— Мне кажется или нет, что Ринат Лео­нидович некую аллергию у вас вызывает?

— Нет, абсолютно — он по правилам живет и играет, тех правил, которые ему на­званы, придерживается.

— Он правильный, кстати? 

— Ну, у него свой комплекс системных ценностей есть — не знаю, разделяю я их или нет, но, по большому счету, он в порядке.

— В одном из интервью вы его «проворным человеком» назвали...

— Я своего мнения не поменял...

— Проворный — это какой?

— Ну я же сказал, что он к любой власти подстроится. Смотрите, у него тоже черные и белые полосы чередовались, в 2005-м непростая ситуация была.

— ОМОН в доме по кроватям топтался, слушайте!

— В том числе, а потом нормальные были годы, а при Януковиче вообще расцвет. В 2014-м неприятности случились, но он тоже как-то перестроился, мимикрировал, приспособился. Выстраивать с людьми отношения намного лучше, чем я, умеет — один Ляшко чего стоит!

— Важное признание! Когда вы с ним встречаетесь, о чем говорите?

— Да о чем угодно — тем для разговоров у нас много, нам не скучно.

— Чувство юмора у него хорошее?

— Нормальное, он в полном порядке.

— И анекдоты вы друг другу рассказываете?

— И анекдоты, и шутим, и веселимся.

«Рабинович, шестерку на руках имея, выиграл, отблефовался»

— Виктор Михайлович Пинчук что за человек?

— Со своей харизмой, с цельностью какой-то, с принципами, от которых не отступает.

— Днепропетровск рулит?..

— Ну что он к рулению какому-то стремится, сказать не могу. Многие говорят, что Пинчук теневой какой-то олигарх... На что-то влиять он не прочь, но жизнь за это влияние отдавать не будет.

— У вас в отношениях разные периоды были...

— Нас все время, как на волнах, бросает.

— А что поделить вы не можете?

— Да мы как-то то делим, то не делим, то еще что-то...

— Но умный он, глубокий?

— Думаю, да.

— Вы его, мне кажется, не любите, или я ошибаюсь?

— Да нет у меня такого — я к нему уважительно отношусь, а слово «любовь» — это громко сказано.

— Главный, как считается, спонсор Майдана — Дмитрий Фирташ...

— С ним я слабо знаком, просто слабо. Несколько раз встречались, никогда даже никаких глубоких бесед не вели — ну так, чтобы полчаса о том о сем поговорить.

— Сергей Левочкин?

— Больше хитрецы, чем ума. Хитрость превалирует, а не разум, хотя в уме ему не откажешь — в этом смысле данные у него очень неплохие, но сиюминутная какая-то хитринка все закрывает.

— Хитрость между тем это же проявление ума...

— Или наоборот — проявление не ума.

— Но вы согласны с тем, что в политических процессах он очень искушен и искуснее остальных их выстраивает?

— Да нет, я вообще искусным политиком его не считаю, и посмотрите: за пять лет он ничего в Оппозиционном блоке не выстроил. Общую платформу с Ахметовым организовать не смогли — более того, еще и Рабиновича родили, к которому потом вы­нужденно со спущенными знаменами (хотел сказать: штанами) пришли (смеется). В итоге — как это называется? — «Оппозиционную платформу — За життя», или «Оппозиционную платформу — Лехаим» имеем: ну так они же Рабиновича сами соз­дали, в список Оппозиционного блока взяли, затем конфликт с ним устроили. Три года конфликтовали, друг на друга огромное количество грязи вылили, и пос­ле этого флаги спустили, туда пошли. Почему? Потому что с Ахметовым договориться не смогли, и вообще ничего у них не получается.

— Так Вадим Зиновьевич — молодец?

— Рабинович — да! Как раз он из ничего...

— ...пулю слепил...

— (Смеется). Шестерку на руках имея, выиграл, отблефовался.

— Виктора Медведчука как охарактеризуете?

— Мы с ним давно не общались — по-моему, последний раз в 2014 году по телефону говорили. Ну так, нормально мы с ним.

— Влиятельный он?

— В данный момент? В России, может, и да, а здесь, в Украине, — нет. А в чем его влиятельность?

— Ну как? Полномочный представитель Путина...

— Так это же неформально.

— Столько телеканалов у него...

— А что там тех телеканалов? Маленькие.

— И все равно... То есть всерьез вы его сегодня не воспринимаете?

— Сколько процентов у Медведчука было бы, если бы социологический опрос провели? Электоральный потенциал у него какой?

— Думаю, что как такового его нет...

— Мы ведь о Мед­ведчуке как о политике говорим? Если потенциал в электоральном плане у него нулевой, то...

— ...а влияние?

— А влияние ни к чему не приложишь — что такое его влияние?

— Но если он един­ственный, кому Путин в Ук­ра­ине сегодня доверяет?

— Да какая разница!

— Это не влияние?

— Это отрицательное влияние, токсичность в какой-то мере: открыто на контакты с Медведчуком пойти, я считаю, — для любого политика сегодня минус.

— Вы с кем-нибудь из олигархов дружите?

— С Боголюбовым. Я со всеми в нормальных отношениях — ни с кем не воюю. С тем же Новинским лажу.

«С Филатовым мы не общаемся. Хам»

— Вы Олега Ляшко вспоминали, и я не могу не спросить: за что он вас «пархатой мордой» назвал и убить угрожал?

— Не знаю. На него же никто внимания не обращает...

— Почему?

— Ну какой смысл? Фейк стопроцентный!

— Но талантливый?

— Да, способный, однако со своим потолком, и вот Ринат Леонидович, по-моему, сейчас убедился, что у него потолок есть, ибо дальше он не растет.

— Не Жириновский?

— Не-не-не. У Жириновского, кстати, тоже электоральный потолок 13 процентов. Кроме одного всплеска, по-моему, в 93-м.

— Ну, немало...

— Долгожитель — тут ничего не скажешь.

— И талантливый какой...

---

---

— Чешет, как по написанному.

— Причесывает... Ляшко так не может?

— Может, но...

— ...не чешет...

— ...не все время, не часто — ему эту энергию долго собирать надо. Нет, яркие выступления бывают — вот, например, сейчас скандал учинил...

— ...из-за военного положения?

— Да-да-да! Петр Алексеевич чуть с ума не сошел — от этого не ожидал... Ринату Леонидовичу трубку, наверное, оборвал (смеется).

— Видите, что такое независимый по­литик!..

— Да-да (смеется), он независимый...

— Почему с Корбаном и Филатовым вы рассорились, которые в 2014 году в Днепропетровске рядом с вами были?

— Мы не рассорились, они своеобразные люди, так скажем. С Корбаном отношения мы поддерживаем — не скажу, что такие же теплые, как в 2014-м, но нормальные и уважительные, а с Филатовым просто не общаемся.

— Почему?

— Хам.

— Вам хамит?

— Нет, просто манера поведения мне не нравится.

— Но вам хамил?

— Нет, потому что мы не общаемся. Он заочно хамить иногда пытается, но я на это внимания не обращаю.

— Когда Корбана задержали и в тюрьму посадили, мне показалось, что вы как-то не сильно его защищали. Показалось?

— Показалось.

— Защищали?

— (Кивает). Защищал.

«Откуда Ярош взялся, не понимаю, а Парасюк — национальное достояние, которое кому-то одному принадлежать не может»

— О лидере «Правого сектора» Дмитрии Яроше не могу не спросить — это ваш человек?

— Нет, и им никогда не был.

— С ним у вас хорошие отношения?

— С 2014 года — никаких.

— И где он сейчас, вы не интересуетесь?

— Вообще не знаю. Ну, «Правый сектор» — это же одноразовый какой-то проект был, а Ярош уже вроде и не там, по-моему, его оттуда убрали.

— Там уже не поймешь...

— Ну да, такая организация — они же из чего-то трансформировались...

— Ярош — интересный парень?

— Я не понимаю, кстати, откуда он взялся и как на Майдане себя проявил, точнее, откуда взялся, знаю. Из УНА-УНСО, там длинные истории. «Белые Молоты» какие-то были, а потом вдруг «Правый сектор» не­ожиданно появился, причем два месяца на Майдане его не было или никто о нем ничего не слышал.

— И кто его организовал, вам известно?

— Не знаю — может, спецслужбы какие-то. Думаю, украинские, не российские. Возможно, те работники СБУ, которые в то время не у власти были.

— Володя Парасюк — ваш человек?

— Парасюк быть чьим-то не может — он национальное достояние, которое кому-то одному принадлежать не может. Периодически я с ним общаюсь...

— Парасюк ход революции переменил — мы же это понимаем, да?

— Не переменил, а просто покруче, чем Петр Алексеевич, на броневик встал. Порошенко это 1 декабря сделал, а он — 21 февраля.

— Он, согласитесь, изначальный сце­нарий Майдана полностью поломал, и мне говорят, что это с подачи Коломойского сделал...

— Знакомы мы с ним тогда не были.

— Мне слышать приходилось, что папа Парасюка вроде как начальником охраны принадлежащего вам санатория «Буковель» был — якобы эту ситуацию с Володей Коломойский создал, и Парасюк на сцене Майдана отнюдь не слу­чайно появился. Ответьте, да или нет?

— Ну, я не знаю, кем его папа был и был ли он в охране «Буковеля», но до того, как что-то произошло, я его не знал, не видел и о нем не слышал. Потом уже, когда губернатором был, Береза нас познакомил.

— Парасюк, однако, карты конкретно спутал, правда?

— Не спутал, а просто новый импульс Майдану придал, и, в общем-то, его пламенная речь тогда Януковича уехать заставила.

— Он это, на ваш взгляд, сам сделал или кто-то за ним стоял?

— Мне некий Игорь Кривецкий рассказывал, как это все происходило. Парасюк, в общем-то, какой-то заминкой и паузой воспользовался, на трибуну вышел и речь выдал, причем ее содержание чуть ли у Кривецкого с Тягнибоком не подслушал, когда те обсуждали, но это байки. Чувак просто сказал: что вы, мол, там про ультиматум, про меморандум рассказываете? Чтобы до 10 утра Януковича не было, или на штурм с оружием мы пойдем.

— Роль личности в истории?

— Помните, некий матрос Железняк с его «Караул устал!» был — тут что-то похожее.

— С Михаилом Бродским вы до сих пор дружите?

— Дружбой это назвать трудно — иног­да общаемся. Периодически... (Улыбается).

— То, что обещали, если он похудеет, вы ему отдали?

— Это уже старая история — мы после этого 10 раз ссорились и мирились.

— Но отдали?

— Он мне отдал, но мы договорились, что поднимать это в прессе не будем...

— ...кто кому отдал и сколько...

— Поверьте, что я не внакладе был.

«Что Зеленский — проект Коломойского, Петр Алексеевич говорит. Зеленский — это проект Зе-лен-ско-го лично, и пусть не рассказывают, что за ним некие высшие силы или заговор масонский стоит»

— Ну, что вы всегда не внакладе, я, вообще-то, не сомневаюсь. Как и когда с Владимиром Зеленским вы познакомились?

— С Владимиром Зеленским? (Задумался).

— Хотите сказать: «Я с ним не знаком»?

— Не-не-не, просто и не припомню уже, как. Точно не на концерте — на какой-то, наверное, частной вечеринке, где он выступал.

— Он вам понравился?

— Да, в порядке — я считаю, что сильнее его только Ургант.

— По-вашему, Ургант сильнее?

— Во всяком случае, в 2012 году мне так казалось. Там на каком-то мероприятии Ургант был, Зеленский, Галустян, Светлаков, еще кто-то...

— Ну, хорошие все ребята...

— Да, все красавцы, но номером один Ургант был, а Зеленский — на втором месте. Сейчас, правда, Зеленский, наверное, прибавил — с Ургантом и посоревноваться может.

— Мысль Зеленского на президентские выборы повести в голову кому пришла?

— Так он сам все придумал!

— Злые языки, однако, говорят, что это ваша идея...

— Не-не-не, и фильм «Слуга народа», как сейчас выясняется, он уже тогда с даль­ним прицелом задумал, но никому об этом не говорил.

— Даже вам?

— Ну почему даже мне? — я же у него ближайшим консильери каким-нибудь или приятелем не являюсь... Мы не часто общаемся.

— Многие между тем говорят, что Зеленский — это проект Коломойского...

— Ну, не все — это Петр Алексеевич говорит, и сейчас его порохоботы этот фейк рас­пускать будут.

— Давайте им скажем: да или нет? Это проект Коломойского?

— Нет, конечно, Зеленский — это проект Зе-лен-ско-го лично, и пусть не рассказывают, что кто-то за ним стоит: некие высшие силы или опять какой-нибудь заговор масонский. Ничего подобного — этот человек сам все придумал, сам реализует, еще и все в секрете держал. Три года — с первой серии «Слуги народа» — выдержал.

— То есть Владимир уже тогда план имел?

— Да, в том-то и дело. Я сейчас всю ту историю анализировать начал и к выводу пришел, что он уже тогда все задумал, а когда об этом его спрашиваю, он скромно глаза на ширину плеч разводить начинает.

— Вы Зеленского финансировать будете?

— Возможности кого бы то ни было финансировать у меня нет.

— «У меня денег нет», да?

— Ну, я же судом ограничен. Не знаю, когда апелляция рассматриваться будет, но это не раньше апреля произойдет — до того времени извините... Вот симпатизировать, поддерживать, какие-то возможнос­ти ему давать (то, что со мной связано), если это чего-то стоить не будет, могу, то есть жизнь положить не готов, а так — ну, пожалуйста: любая поддержка советами, фанами и тому подобное... Я как самый луч­ший болельщик, но точно так же за Тимошенко болею.

— Вот так?

— Больше вам скажу: Вакарчук пошел бы — я бы и за него болел, даже за Ляшко болею.

— Да вы что?!

— За всех, кто Петра Алексеевича в первом туре опередит. Если это у пяти человек получится, я счастлив буду, и желаю ему, чтобы свое почетное шестое место он занял. Ющенко на выборах 2010 года какое занял — пятое? Я вот хочу, чтобы Порошенко на шестом оказался.

— Так не желаете, чтобы Петр Алексеевич даже во второй тур прошел?

— Кстати, если он во второй тур попадет, у него, я считаю, все шансы с админресурсом выиграть появятся, и кто знает, с чем еще мы столкнемся, сколько жизней он готов будет ради того положить, чтобы у власти остаться.

— Жизней?

— Ну а разве жизни 24 человек на трех кораблях он не положил? А куда он их дел?

— Моряков наших посадят, как думаете?

— Посадят или освободят — какая разница — от Порошенко это уже не зависит и вопреки ему сделано будет. Посадят, освободят или еще что-то произойдет — он это сделал: их в Керченский пролив погибать отправил. Не от него же зависело, начнут русские корабли по ним шмалять или нет, но он знал, к кому моряков посылает, — их в клетку с тигром отправил. Или ты не в курсе, что тигр кусается? Так сколько он еще людей для того, чтобы у власти остаться, положит? Поэтому лучше уже в первом туре для него все закончится — в 2014-м в первом туре все в плюс решилось, так пусть теперь уже в первом туре в минус пойдет.

— Если бы у вас сейчас деньги были, вы бы и Зеленского, и Тимошенко финансировали?

— Деньги у меня есть — отсутствует воз­можность их тратить. Вы понять должны: freezing order (приказ о заморозке) у меня ничего не забрал, не отнял и не конфисковал — он в тратах меня ограничил. Понимаете, почему это сделано? Чтобы, если вдруг завтра я проиграю, тот, кто дело выиграет, это себе забрать мог, а если я все потрачу, прогуляю, пропью, в политику вбухаю...

— ...но вы же не проиграете...

— Нет, приказ суда нарушать я не буду — за это тюрьма полагается.

— Если бы у вас возможность ваши деньги тратить была, вы их сегодня и в Зеленского, и в Тимошенко вложили бы?

— Слово «вложили» мне не нравится — это не бизнес-проект.

— Пожертвовали?

— Скажем так, я какую-то помощь оказывать мог бы — не только им: думаю, что и Гриценко помогал бы.

— Сколько же вам на кандидатов в пре­зиденты не жалко?

— Ну это неверная постановка вопроса — надо было бы столько давать, сколько для победы необходимо!

«Порошенко, я считаю, для России — лучший вариант, но прогноз мой на второй тур таков: Зеленский и Тимошенко, причем сегодня фаворит — Тимошенко»

— Хорошо, известный политтехнолог Алексей Ситников сказал: «Чтобы на выборах президента Украины победить, от 100 до 250 миллионов долларов иметь нужно» — вы с ним согласны?

— Нет.

— Меньше?

— Намного.

— Ну сколько?

— От 50 до 100, причем ближе к 50 я склоняюсь. Ну вот смотрите... Задачу на две части разделить надо, чтобы во второй тур выйти или чтобы на выборах победить, сколько необходимо?

— Давайте считать, во сколько выход во второй тур обойдется, — это важнее...

— Чтобы во второй тур выйти, в районе 50 миллионов надо, но это если на старте узнаваемость у тебя не меньше 90 процентов. Я считаю, что из кандидатов только у Гриценко узнаваемость ниже и еще у Бойко, пожалуй, — у Порошенко узнаваемость отличная, у Тимошенко, Зеленского и Ляш­ко под 100 процентов.

— И у Ляшко под 100?

---

---

— Да, но он столько над этим работал... Все его выходки — это же (смеется) для повышения узнаваемости.

— Как вы думаете (или, может, вы знаете?), кого из кандидатов в президенты Ахметов, Левочкин, Фирташ, Пинчук и Медведчук финансируют?

— Пинчук никого.

— Или всех по чуть-чуть?

— Левочкин — Бойко. У Ахметова, я знаю, Ляшко давний проект, а так, наверное, всем остальным поровну помогает.

— Фирташ?

— Фирташ на Бойко ставит, а вот Медведчук — не знаю. Сейчас в какой-то мере Бойко финансировать будет, а так... Ну, разговоры про то, что он где-то Тимошенко спонсирует, ходят, но я в это не верю.

— А Путин на президентских выборах в Украине кого финансирует?

— Да никого... Ну, может, Бойко как-то, Медведчука, и так разбрасывать может, но думаю, что и Порошенко им не чужой. Порошенко, я считаю, для России — лучший вариант.

— Для Путина? Лучший вариант?

— Ну конечно.

— Почему?

— Потому что, если Порошенко останется, то и конфликт на Донбассе никогда не закончится, а Путину его окончание невыгодно, ибо это к вопросам по Крыму приведет. Ну то есть зачем Донбасс затевался? Чтобы внимание от Крыма отвлечь, и если эта история закончится, то... А шо мы тогда имеем?

— И что, отношения у Путина и Порошенко хорошие?

— Публично плохие, а так, по-моему, ничего. У них связующее звено есть — Мед­ведчук: ну и все, этого достаточно. Мед­ведчук — связной между Путиным и Порошенко, и никого другого нет, Бойко — то так. Все же понимают, что у него не больше 10 процентов.

— Даже меньше, я думаю...

— Ну сейчас, после объединения с Рабиновичем, что-то из этого, может, получится.

— При сегодняшних раскладах Зеленский президентом стать может?

— Теоретически да — вопрос, или он во второй тур попадет.

— Ваш прогноз на второй тур сегодня каков?

— Зеленский и Тимошенко.

— И кто из этой пары президентом станет?

— Сегодня, я считаю, фаворит еще Тимошенко.

— Еще?

— Еще!

— А завтра?

— Не знаю.

— Кто бы президентом ни стал: Тимошенко или Зеленский, — вам при любом из них хорошо будет?

— Мне и при Порошенко, по большому счету, неплохо.

— Вот так — в конце концов, выяснили...

— Да, при Порошенко нормально, жизнь у меня особо не поменялась. Ну «Приватбанк» забрали — обидно, конечно, неприятно, а с другой стороны, баба з воза — кобилі легше. То мы его поддерживать должны были, а так государство это на свои хрупкие плечи взвалило, но, думаю, когда государству надоест, оно к нам вернется... Потому что басни про продажу какому-то инвестору смешно звучат.

В итоге, особенно после последних событий в Лондоне, думаю, вообще разговор об этом назрел. Вопрос только, с кем разговаривать, — там же много чего наворотили... Они, может, уже давно бы все обратно и отдали, но ответственность за потраченные государственные средства кто понесет? Вот и будут решение туда-сюда перекладывать, поэтому эта каша варится. Опять же политические дивиденды кто с этого срубит, а кто потеряет?

(Окончание в следующем номере)   

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter