Лайма ВАЙКУЛЕ: «В 12 лет мама к гадалке меня привела, и та сказала, что моей профессией разъезды будут — сначала по стране, а потом по всему миру и что в СССР политический переворот будет. Мы вышли и посмеялись...»

(Продолжение. Начало в № 15)

«Стиви Уандер меня за талию взял и налево повел»

— Цитирую вас: «Руки Стиви Уандера, — вы сказали, — руки Раймонда Паулса мне напомнили: очень мощные и сильные». При каких обстоятельствах руки Стиви Уандера вы узнали и что о руках Паулса вам известно?

— Так получилось, что, когда 15 мне было, Раймонд пение мое прослушал (что он позади, я не знала) и вот так мне по плечу стукнул (показывает)...

— Пианист...

— Да, я это очень хорошо запомнила, а со Стиви Уандером мы на «Новой волне» финальную песню пели. Он ее не знал — он ведь слепой, что вокруг происходит, не понимает, поэтому я подошла и шепнула: «Можете на меня рассчитывать — я рядом с вами постою». Песня закончилась, аплодисменты раздались, все артисты в курсе были, что уходить направо надо, и вдруг Стиви почувствовал (интуиция, видимо, подсказала), что их, этих аплодисментов, хватит, за талию меня взял и повел, и это так было... Все думали, что я слепого человека веду, но это неправда — он меня вел! Я вырваться не могла, так он меня взял — и налево повел, не направо...

— Знал, что делает...

— (Смеется). Наверное... Я просто приятно пахну, у меня духи хорошие...

— Пишут, что у вас с молодым человеком по имени Сергей отношения, и газеты даже фотографии печатают, на которых он тоже вас куда-то ведет...

— (Хохочет). Он постоянно меня ведет, я всегда с ним...

— Так это бойфренд ваш или коллега?

— Это мой друг, который прически мне делает и гримирует. Смешные случаи, с этим связанные, например, в Казахстане, были, во время съемок программы «Большие гонки», где я капитаном была. Один казахский участник спросил: «Сфотографироваться с вами можно?». Я: «Конечно!». — «И с мужем», — и на Сережу показал. Ну, мы посмеялись, Сергей «Я не муж!» — сказал, а он: «Ну, мы-то телевидение смотрим...».

— Мы, казахи, в курсе, кто муж, кто не муж...

— Да-да (смеется). Ну, я разрешила: «Ладно, сфотографируйся!» — в таких случаях легче согласиться, чем убедить, что это неправда.

— Мне рассказывали, что раз в год вы эротические танцы устраиваете и мужчин раз­деваете...

— Ну, это слишком громко сказано... На самом деле, закрытая вечеринка была, где мы просто отвязывались и моим объектом Валентин Юдашкин был...

— Ну, модельера грех не раздеть...

— Да, и он знает, как это быстро сделать можно.

— Говорят опять-таки, что вы к однополой любви лояльно относитесь...

— Мне совершенно все равно — с кем хотите спите!

— Лишь бы войны не было...

— Между прочим, да.

«Если бы отсутствие детей проблемой для меня было, то и дети были бы»

— Детей у вас нет — их отсутствие когда-нибудь проблемой для вас было?

— Если бы было, то и дети были бы. Приятельница моя говорила: «Ты не представляешь — я в книжке вычитала, что люди, у которых детей нет, в прошлой жизни хорошими родителями были, и им это еще раз проходить не нужно!». И так это воспринимать можно, но на самом деле это снова судьба — так сложилось.

— Вы где-то признались, что, если бы на это благословение получили, хоть целый детский сад усыновили бы...

— Да, это правда.

— И что бы вы с этим детским садом делали?

— Ну, домашние обычно меня урезонивают: «Лайма, у тебя для собак столько времени, сколько они хотят, нет», так что дети — это невозможно, и мой духовный отец, мою профессию зная, хорошо это понимает.

— Любой творческий человек, какой-нибудь высоты достигший, по определению одинок: вы одиноки?

— Мы все одиноки, и вы тоже (улыбается). Люди в одиночестве рождаются и умирают, и все проблемы и боль мы должны испытать сами. Просто, когда рано утром просыпаетесь, чтобы депрессия к вам не пришла, не валяться в постели надо, а быстро вставать и делами заниматься.

— Чтобы никто не пришел...

— Да, и чтобы не думать, что вы одиноки (улыбается).

— Собак у вас много?

---

---

— К сожалению, только две.

— Это правда, что одна из них вашу маму искусала, после чего вынуждены были животное усыпить?

— Это раньше было — речь о моей первой собаке, ротвейлере. Она всех кусала, но когда зуб на маму заимела, это уже слишком было. Я бы, конечно, собаку никогда не усыпила, но, к этому вопросу философски подходя...

— ...поскольку мама дороже...

— Разумеется, и я каждый раз у мамы прощения просила. Она отвечала: «Не надо, ничего не говори, я знаю, как ты ее любишь».

Благодаря этому животному я все живое вокруг полюбила (люди — это отдельная история: имею в виду живое, чего до того не замечала). Представить себе не могу, как бы без этой собаки, Кенди, жила — такой мелкой, глупой была бы... Мы с ней так близки были, она каждый мой жест понимала — психологом просто от рождения была. Первый раз в три недели она укусила, и ничего сделать нельзя было. Я просто ответственность на плечи родных переложила — всего лишь на полтора часа...

— Памятник вы ей на могиле поставили?

— Могилы у нее нет — ее усыпили и сожгли. Наверное, все должно было так ужасно произойти, чтобы я поняла: за свою верность мне она такую «благодарность» от меня получила. Мы в ответе за тех, кого приручили, и я должна была выход найти, собаку изолировать, она не должна была никого обижать, но это сегодня я понимаю, а тогда...

— Говорят, не только собаки на своих хозяев похожи, но и наоборот — если так рассуждать, на какую похожи вы?

— На сенбернара — я спасатель.

«Красивой я никогда не считалась, в детстве гадким утенком была»

— В одном из интервью вы признались: «Однажды таблетки наркотического свойства я приняла — уснула и двое суток спала». Что за наркотик по­пробовали?

— Ой, если бы знала... Мода такая была — на таблетки. Мне лет 16-17, наверное, было, мы с девчонками по городу шатались, и мальчишка был, который всегда...

— ...при себе имел...

— Да. Все в курсе были, что он крутой наркоман, знаться с ним прикольно было: «Ой, он такой центровой, классный!» — это та ошибка молодых людей, которая к разным несчастьям приводит. Ну, он всем девчонкам отсыпал...

— ...с барского плеча...

— ...да, и я выпила. Мне повезло, что на проверке, на «прослушивании» уснула — и потом дома очутилась, потому что могло мимо пройти, и я бы потом еще и еще пробовала... Хотя всякую всячину мы и курили... Хорошо, что все эти проверки, приемы неудачными были и к рвоте приводили (смеется) — намного хуже тем, у кого организм это воспринимает: они подсаживаются, и теперь, если мы напиваемся... В принципе, к алкоголю тяги у меня тоже нет, но бывает, что на какой-то гулянке больше своей дозы принять могу, и следующего дня для меня уже нет, я думаю: «Если 40 лет тебе и каждый день ты пил, всего 20 прожил!». Всем своим друзьям советую: «Сильно не выпивайте — вы следующий день потеряете, а мы так мало живем: жалко!».

Ребятам, которые наркотики употребляют, сказать хочу: «Не делайте этого, больше половины своей жизни угробите! Весь свой век в иллюзиях вы проживете, а это несчастье огромное: лучше уж выпивать — тогда хотя бы половину упустите».

— Когда мужчины на телеэкране или на сцене вас видят, они абсолютно уверены в том, что вы очень красивая женщина...

---

---

— (Смеется). Ну, камера потому что...

— Вы разве красивой себя не считаете?

— Я никогда об этом не думала. Красивая, некрасивая... Мне победить важно было — это мое в жизни предназначение. Может, детский сад так повлиял — красивой я никогда не считалась...

— ...но в детстве же эффектной девочкой были?

— Наоборот — гадким утенком!

— С такими-то глазами?

— Это сестра у меня красавицей была, а я — нет. Может, потому, что всегда хулиганила. Новое платье, что на меня мама наденет, меня никогда не интересовало, а сестра, что у нее не такое платье и не такое пальто, всегда переживала. Для меня это бессмысленное колыхание воздуха было, я даже не понимала, чего она так расстроена.

«Рецепт красоты — это наши мозги: от них и внутреннее состояние, и все на свете»

— Красоту иметь, согласитесь, полдела: ее сохранить важно, а с таким бытом, как у гастролирующих артистов, это очень сложно. Вы вот говорите: «Когда гастроли начинаются, днем я сплю, а ночью переезжаю или вообще не сплю. На сценах, которые часто годами не моют, самым пыльным воздухом на свете дышу — руки после концерта черные, хотя к полу не прикасаюсь. Вода в гостиницах нефильтрованная, ем в самолетах»...

— В самолетах уже не ем (улыбается)...

— И как же в таких условиях красоту сберечь?

— На самом деле, мы из того состоим, что пьем, едим и чем дышим...

— ...к сожалению...

— Вот я и имею то, что имею (смеется).

— «Рецепт красоты, — вы однажды сказали, — мужчину в постель!»...

— Что вы?! — такого я точно сказать не могла. Рецепт красоты — это наши мозги.

— И внутреннее состояние...

— Ну да, от мозгов и внутреннее состояние, и все на свете. Мне кажется, только глупый человек черты лица видит: все остальное — в глазах, в тебе самом, можно ли с вами время хорошо провести, интересны ли вы... Как это по-русски? (Смеется). А, гигиена, вот!

— Запах и все остальное...

---

---

— Быть аккуратным и дураком не быть — вот что очень важно!

— В отличие от многих женщин вы не скрываете, что вам 65...

— Они правильно делают, что скрывают: это страна такая. Когда я в Америке говорила: «Женщине столько лет, на сколько она выглядит», все удивлялись: «Лайма, а разве в этом какая-то проблема есть?» — и тогда я поняла, что возрастной проблемы на Западе вообще нет...

— Ну да, там бабушки с маникюром в 90 лет машину водят...

— ...и никто их grandmother не называет. «Бабушкой» быть она не может, у нее имя есть, она женщина, а из Америки приехав, я снова с этим столкнулась: «А сколько лет?», «А когда родилась?»... Интересно, как люди раньше знали, кому сколько лет, если считать не умели? Конечно, они рано умирали, но все равно — у них ведь тоже браки на небесах были: как это происходило?

Меня всегда к людям постарше тянуло: так меня воспитали, и слова «старый человек» произнести не могу — только «взрослый».

«Интересный разговор со взрослым человеком на секс с юным я никогда не променяю»

— Сейчас тяги к людям младше у вас нет?

— Нет, они тупые. Понимаете, интересный разговор со взрослым человеком или с компанией таких красавцев я никогда...

— ...на секс с юным не променяю...

— Да, никогда!

— Как к пластическим операциям вы относитесь?

— Отлично — если человек чувствует, что что-то ему мешает, от комплекса он избавиться должен. Мне кажется, это интересная профессия, я неплохим хирургом-пластиком была бы (мочку уха трогает)...

— Сразу до уха дотронулись...

---

---

— (Смеется). Да-да, я с удовольствием этим занималась бы, другое дело, что кому-то себя доверять очень страшно. Я пока ни у кого такого эффекта, чтобы спросить: «Где ты пластику делала?», не видела: это все время повторяю, пусть тренируются (улыбается).

— Себя вы не доверяете?

— Пока нет. Может, и я того встречу, кто расскажет мне, что и как для меня лучше, но поскольку авторитетов для меня нет, все равно подумаю...

— Ваша идеальная фигура — это результат диет или маме с папой спасибо?

— Да ну прямо там идеальная! (Хохочет).

— Но есть все, что хотите, ни в чем себя не ограничивая, вы можете?

— Нет. Наверное, везунчики такие бывают...

— ...Людмила Марковна, например...

— Да, такие счастливые люди есть, но мне думать о том, что я ем, надо, и потом, это, кроме всего прочего, еще и философия. Я уже вам говорила, что состоим мы, увы, из того, что едим, что пьем и чем дышим.

«У артистов преимущество есть: старше вместе со своим зрителем мы становимся»

— Многие на постсоветском пространстве женщины, да и мужчины, на не­мощных, беззубых, не­счастных стариков насмотревшись, старости панически боятся. Кстати, Валера Леонтьев тоже этого не скрывает...

— Да вы что? Глупости!

— Вы не боитесь?

— Нет, старше стать бояться не стоит, потому что с возрастом вы мудреете, свои плюсы у вас появляются. Конечно, немного несправедливо, что душой ты красавцем становишься, а внешне — менее привлекательным...

— Тело, увы, не поспевает...

— Да, но, с другой стороны, у нас, у артистов, преимущество есть: старше вместе со своим зрителем мы становимся. Моя публика тоже не молодеет, так почему бояться надо? Мы на одном языке говорим, они уже меня понимают, мне с ними интереснее. Если молодые примкнут — ну пожалуйста, ума-разума набирайтесь, а если нет — до свиданья, вы мне не нужны (улыбается).

— Это, Лайма, второе наше интервью — первое я еще весной 90-го года у вас брал. До раз­вала Советского Союза полтора года оставалось, и вы мне тогда сказали, что безумно политикой интересуетесь, что вам за всеми этими процессами наблюдать нравится...

— Хорошее было время! (Улыбается).

— Сегодня политика по-прежнему вас занимает или это ушло?

---

---

— Естественно, я знать должна...

— ...что, где и как...

— Ага, ориентироваться должна в том, что в мире происходит, а иногда бывает, что телевизор вообще не смотрю, отключаю — эмоций отрицательных не хочу, и потом, зритель, который это смотрит, не всегда... Как бы получше выразиться? Никого обижать не хочу... Он разобраться не может...

— ...тонкостей не понимает...

— Да, и не потому, что люди глупые, а потому, что не допущены. Это как про меня: больше, чем я позволю, вы никогда не узнаете — то же самое в политике. Это настолько серьезная вещь, настолько глубокая, там столько подводных, причем не самых чистых, течений, что говорить: «Вот этого политика я люблю, а того нет» — большая ошибка.

Помню, в предвыборной кампании участвовать должна была (не важно, чьей) и такая окрыленная была, песню новую записать хотела и к поэту, автору текстов Сереже Патрушеву в Москве пошла...

— С бывшим директором ФСБ, тоже Патрушевым, не путать...

— Нет-нет, это полная противоположность (улыбается). Он еще в то время голодал, я зашла, темно было... Вот, мол, говорю, я в этом концерте в поддержку выступить собираюсь, а Сережа: «Лайма, ты этого делать не должна — ты же его не знаешь!». И я подумала: «А ведь действительно, этот политик только по лозунгам мне знаком, но как человек неизвестен, так как за него ручаться могу?». Эти слова пищей для размышлений стали.

«Горбачева я обожаю и каждый Новый год за него тост произношу, потому что он свободу мне дал»

— Все эти 28 лет после распада СССР до Ук­раины, Грузии и других бывших советских республик из России голоса доносятся: «Эх, вы... Пло­хо в Со­ветском Союзе вам было? Как же вы там теперь выживаете?». Ну а Латвия как выживает? Выиграла она от того, что из состава СССР вышла, или нет?

— Ну это же смешно — «Эх, вы...» говорить: такое ощущение, будто Боженька на небесах сидит и спрашивает: «Эх, вы, ребятки... Как вы там?». Ни вы, ни я, никто в этом не виноват, и ничья это не заслуга — так случилось, и, мне кажется, самое ужасное, что может быть, — это назад оглядываться.

Конечно, я счастлива, что это произошло, я Горбачева обожаю и каждый Новый год за него тост произ­-ношу, потому что он свободу мне дал. Ничего дороже свободы нет, этого люди не понимают, и, чтобы вспомнить, еще раз по носу (сжимает кулак) получить нужно. Да, мы равны были — ни у кого ничего не было, мы даже мечтать не могли о том, чтобы поехать и посмотреть, как водопад в Канаде или джунгли в Южной Америке выглядят...

— ...да как Болгария выглядит, извините...

---

---

— Именно! Мы, словно зверьки запуганные, были, и до сегодняшнего дня нашего человека за границей видно: он всего боится. Мы так привыкли, а свобода — это прекрасное чувство! На ваших детей посмотрите, на поколение внуков — они свои права, языки знают, они — люди мира, и это такое счастье, а несчастье — когда тебе «Ты не прав», «Ты не соображаешь», «Нельзя» постоянно твердят. Вот что самое ужасное, и не зря в японском языке слова «нет» нет.

Тем, кому сегодня хуже, сказать хочу: «Никто в этом не виноват, виновных не ищите. Вернуть все нельзя, и потому смысла назад смотреть нет — только вперед нужно и думать: «Что я сегодня сделать могу?». И нет смысла так, как у нас в Риге, делать, когда камни кидали... Зачем разрушать? Да, протестуйте, но без камней! — я за цивилизованный протест.

Хорошо, конечно, когда молодые люди в политической жизни участвуют — ну, насколько они могут, понимают и знают, потому что это их будущее.

— Проблем в Латвии из-за того, что в России работаете, у вас нет? Никто из националистически настроенных ребят не упрекает: вот, мол, русским продалась?

— У меня — нет, и еще раз повторю: человека обидеть настолько, насколько он обижается, можно. Им со мной об этом говорить неинтересно, потому что я не раб. Я задолго до того, как Советский Союз развалился, во всех странах, тогда еще советских республиках, выступала, и сейчас, после того, как политическая платформа поменялась, ни свою публику, ни друзей...

— ...ни свою родину...

— ...предавать не собираюсь — у меня такого чувства нет! Я с глубоким уважением к России, Украине, Казахстану, Узбекистану, к Аджарии, Абхазии — ко всем — отношусь: я везде бывала, везде пела, и конечно, если узнаю, что где-то авария, а где-то трубы прорвало, переживать буду. Неважно, в Украине это произойдет, в Грузии или Прибалтике.

«Один сумасшедший даже статью напечатал, что Лайма — агент Америки, Израиля и России. Мата Хари такая...»

— Это правда, что в Латвии вам кто-то сказал, что вы агентом то России, то Америки, то Израиля являетесь?

— Да, один сумасшедший был (отмахивается) — он сейчас, между прочим, в Думе.

— Далеко пошел!

— Естественно. «Широко шагает Азербайджан» — в советское время такой плакат был.

— И приписка к нему: «Широко шагаешь — штаны порвешь»...

— Да? Ну, остроумные какие-то ребята написали, а тот сумасшедший даже статью напечатал, что Лайма — агент Америки, Израиля и России. Мата Хари такая, а фамилия у него Сержант...

— ...соответст­вующая...

— Я тогда сказала, что такой сержант никогда генералом не станет.

— Вы косметической фирмой «LaimaLux» владеете...

— (Кивает). Сегодня я уже представитель компании Goldwell, у меня свой салон есть.

— «В отличие от Пугачевой, — вы обмолвились, — у меня все всегда получается: и творчество, и бизнес, и не обворовывает никто»...

— Про Пугачеву, конечно, добавили — видимо, кто-то о ней спросил, а я ответила.

— Бизнесом между тем заниматься вам нравится?

— У меня люди есть, которые этим занимаются, — профессионалы.

— Идеальный вариант...

— Каждый человек своим делом заниматься должен, поэтому у меня есть те, кто в этом толк знают.

«В 10 метрах от нашего здания стреляли — очень страшно было. После этого салюты я не люблю»

— Вы всегда со вкусом одеты и как-то признались: «Японские вещи, японский мужской дизайн люблю» — мужские вещи вам нравятся?

— Да, и не зря почти все ведущие дизайнеры — геи. Думаю часто: «Как же женщин ненавидеть надо, чтобы мужчинам так много внимания уделять!». Какие у них штучки всякие бывают, которые дамам просто необходимы! Мне кажется, эти дизайнеры просто нам мстят (смеется).

— Вы известная гонщица и когда-то рассказывали мне, что по юрмальской трассе на своей «девятке», как сумасшедшая, гоняете...

— Да... (Смеется).

— Ну, трасса осталась, а «девятки» уже нет — вместо нее, знаю, «мерседес» был, который как-то угнали...

— Было такое.

— Вы сказали, что «угонщиков не нашли, но они наказаны — их отравили»...

— Я их заколдовала — экстрасенсы порчу на них навели (улыбается).

— А еще вы рассказывали, что в 16 лет на юге в настоящую перестрелку попали и двоих ваших друзей в тюрьму посадили...

— ...и двоих подстрелили.

— Насмерть?

— Нет — ранили.

— Что это за ситуация была?

---

---

— Ну, к этой истории обычно я не возвращаюсь... Мы с концерта ехали и в аварию в горах попали, а в машине, с которой столкнулись, милиционеры были. Драка началась — я ее в окно видела: музыканты мои сильнее оказались, и милиционеры стрелять стали. Один, вернее, стрелял — и перед моими глазами один, потом другой падал...

— Как в кино, да?

— Я в таком переплете два раза оказывалась: второй раз — в Латвии, в начале 90-х. У нас штурм МВД был, и мы с Раймондом Паулсом как раз напротив этого здания находились. Старая Рига, расстояния там небольшие, в 10 метрах от нашего здания стреляли — очень страшно было. После этого салюты я не люблю...

— Все остальное время мужчины падали, но не от пуль, а от вас...

— Пусть они лучше на своих ногах стоят (улыбается).

— Это правда, что вы стихи пишете?

— Говорить об этом я не могу, потому что они не стоят того.

— И читать их не будем?

— Нет (смеется).

— Я слышал, что вы третью книгу уже пишете, а предыдущие две о чем?

— Это я просто баловалась, болтала. Третью, как и первую, и вторую, в своей голове пишу — журналисты просто очень хотели, чтобы я это сказала, и я сказала.

«Самые острые ощущения — детские, юношеские. Со временем ощущение счастья короче»

— В 12 лет мама к гадалке вас привела...

— ...ага...

— То, что вам нагадали, сбылось?

— Сбылось. В то советское время предположить, что моей профессией разъезды будут, — сначала по стране, а потом по всему миру, невозможно было...

— ...а гадалка это предрекла?

— Да, и что в СССР политический переворот будет... Мы — я, мама и сестра — вышли и посмеялись: «Всем нам одно и то же она напророчила, ха-ха-ха!».

— Лайма в переводе с латышского — «счастье», а вы счастливый человек, имя с вашим внутренним ощущением совпадает?

---

---

— Со временем ощущение счастья короче...

— ...но острее...

— Можно и так выразиться, однако, на самом деле, самые острые ощущения — детские, юношеские. Вот когда по-настоящему счастье испытываешь, оно бесконечное, а сегодня — только мгновения. Когда взрослеешь, ты неотъемлемой частью земного шара становишься, и все, что справа и слева происходит, на тебя влияет, это — как маятник, который качнулся и тебя задел. Как радоваться я могу, если, к примеру, в Украине не в порядке что-то?

— Как певица, которая свой талант и голос в лучшем советском варьете шлифовала, вы ярой противницей фонограмм являетесь. Сколько раз я в концертах вас видел — столько это экспромт был, классное живое выступление, на предыдущие не похожее, и поскольку наше интервью к концу подходит, хотел бы попросить вас что-то а капелла исполнить...

— На каком языке?

— На любом — демократия...

— Вот именно! (На латышском поет):

Viss nāk un aiziet tālumā,
Viss nāk un aiziet tālumā,
Viss nāk un aiziet tālumā,
Un sākas viss no gala...

Это о том, что все приходит и уходит, а потом опять начинается...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter