Все меняется к лучшему?

Виталий КОРОТИЧ

Когда-то я написал, что Украина — центробежная страна, поскольку она, как центрифуга, расшвыривала своих детей по всему свету и нечасто оглядывалась, пытаясь понять, где и как они устроили свои жизни. Наверное, это от размашистости, от многомиллионности. А может быть, еще от чего-то.

Скульптор Александр Порфирьевич Архипенко — из украинцев, чей след на многие десятилетия был потерян его отечеством, его даже умышленно затаптывали, хоть в прошлом, XX веке, не было, пожалуй, скульптора, которого бы считали своим учителем столькие корифеи. Помню, как в модных некогда воспоминаниях Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь» я наткнулся на упоминание о том, что молодой Илья Григорьевич переночевал в парижской мастерской у Архипенко и наутро испугался, увидев вокруг непонятные изваяния. «Почему это так странно?» — вопросил бывший киевлянин Эренбург у бывшего киевлянина Архипенко. «Именно потому!» — ответствовал тот, не пожелав объяснять непонятливому земляку смысл своих изысков.

Архипенко вообще мало что объяснял — ему некогда было. Он дружил с Пикассо, Малевичем, Экстер и другими классиками нового искусства, легко переезжал с места на место, не привязываясь к городам и странам. Нежно и часто вспоминал лишь об Украине, где его к тому времени вычеркнули из всех советских реестров. Когда он ехал в Америку, где затем осел на долгие годы, то предоставил для визы паспорт уже несуществующей тогда Украинской Народной Республики.

Архипенко всегда помнил о своих корнях. В отличие от Советской Украины, которая искореняла его с директивным остервенением. Разыскивая в свое время украинские следы великого скульптора, я узнавал чудовищные подробности — вплоть до того, что записал рассказ, как в послевоенном Львове тогдашний украинский замминистра культуры лично расколотил молотком обнаруженную в музее архипенковскую лепнину. Впрочем, и в эмиграции беглые суперпатриоты не разрешили Архипенко делать вашингтонский монумент Кобзарю. Гениальный шевченковский бюст его работы установлен лишь в провинции, под Нью-Йорком.

Я искал следы Архипенко по всему свету, любовался его работами во множестве музеев — от Вашингтона до Тель-Авива, собирал альбомы, изданные на всех языках мира, кроме украинского. Наконец, решился и лет 35 лет назад в журнале «Вітчизна» опубликовал большую статью об Архипенко. Еще заканчивалась хрущевская «оттепель», и фокус удался, дело было сделано. Но в издательстве «Мистецтво» (восторженную рецензию написал Микола Бажан) книгу рассыпали.

Некий Говдя (надо же, какие у этих орлов были выразительные фамилии!), который заведовал тогда Музеем украинского искусства в Киеве, сочинил донос в ЦК о том, что такого-сякого Архипенко нельзя издавать в очаровательно соцреалистической Украине.

Этим доносом всемирный авторитет Архипенко плюс академическое мнение Бажана были перечеркнуты мгновенно. Ничего не поделаешь, изрядно постаревшая книжечка моя об Архипенко вышла только через 20 лет. В 1988 году.

Рассказываю об этом сейчас, потому что верю в перемены к лучшему.