В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Мужской разговор

Анатолий КАРПОВ: «Играя со мной в «подкидного», Жириновский начал жульничать — достал из рукава туза и был пойман за руку. «На то, — сказал, — и игра в «дурака»: не увидел — значит, дурак, увидел — умный»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 11 Июля, 2007 00:00
«Если говорить о турнирной истории шахмат, то в 94-м году я добился того, чего никому из гроссмейстеров прежде не удавалось: ни великому Алехину, ни тому же Каспарову.»
Дмитрий ГОРДОН

(Окончание. Начало в №27)

«Я СКАЗАЛ ЯКОВЛЕВУ: «ЛЮБИТЕ КАСПАРОВА? НА ЗДОРОВЬЕ, ПОСТРОЙТЕ ЕМУ ЗОЛОТОЙ ДВОРЕЦ, НО ПОЧЕМУ ЖЕ МЕНЯ ТРАВИТЕ?»

— На мой взгляд, ваше противостояние с Гарри Каспаровым тоже было острым и политическим. Вы вот вспомнили об Алиеве... Его заинтересованность в победе Каспарова объяснима: хотя по национальности тот полуармянин-полуеврей, все-таки родился и жил в Баку, и понятно, что член Политбюро, экс-первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана должен был его поддержать. Вмешался и Александр Николаевич Яковлев, который был главным идеологом перестройки... Так или иначе, в борьбе за шахматную корону столкнулись новое и старое, яркий, энергичный претендент и чемпион мира, которому вроде пора уже уступить дорогу молодым. Что вы при этом чувствовали?

— Много было и неприемлемого, и необъяснимого, и того, что я в принципе воспринять не мог... Каспаров как бы занял место Фишера — Корчного, западный мир его принял, он стал там любимцем. В Советском Союзе тем временем в Политбюро пришел Яковлев, но как бы его не поднимали на щит, сколько бы не называли архитектором перестройки и кем угодно, у меня к нему особое отношение.

В 85-м году — так получилось — меня начали активно прессинговать. Откуда дул ветер, я понимал, но... Дотянуться до Алиева было сложно — там, действительно, Азербайджан и все такое, а Яковлева я знал, когда он еще был послом СССР в Канаде, вот и пошел к нему на прием. «Александр Николаевич, — сказал, — вы любите Каспарова... На здоровье, постройте ему золотой дворец, но почему же меня травите? Ничего плохого я для страны не сделал, немало денег для нее заработал, славу принес — зачем же так?»...

Он снисходительно улыбнулся: «Ну что вы, Анатолий Евгеньевич, у вас превратное какое-то мнение — откуда оно взялось?». — «Вы курируете масс-медиа, — отвечаю, — включите телевизор, посмотрите любую газету. Все совершенно ясно и однозначно — жить тяжело...». Яковлев между тем свою линию гнет: «Нет, Анатолий Евгеньевич, вас кто-то настраивает. Все совершенно не так, вас и Каспарова мы одинаково уважаем». Я удивился: почему одинаково? Я в тот момент уже сколько раз был чемпионом мира, более четырех миллионов долларов в копилку родины положил, а Каспаров еще ни копейки!

Яковлев, правда, понял, что оговорился. «Мы к вам, — уточнил, — относимся с большим уважением, чем к Каспарову». Я обомлел: «Что-то не чувствую этого», а он: «Ну как же — вы в партию вступили в 79-м году, а Каспаров только в 81-м». (Смеется).

— Какой неприкрытый цинизм!

— Ну скажите: о чем после этого мне было с Александром Николаевичем говорить?

— Хорошо, а давление со стороны Каспарова вы на себе ощущали? Слышал, что едва наступала ваша очередь ходить, в Москве в зале Чайковского, люди, как сейчас говорят, кавказской национальности, начинали оглушительно кашлять...

— Это было в 85-м, во время решающих партий, а особенно в ходе последней. Экс-первый секретарь ЦК ВЛКСМ Евгений Михайлович Тяжельников случайно даже на инструктаж попал, который проводился для зрителей в одном из помещений.

— И в чем состояли инструкции?

— Болельщикам разъясняли, что делать: мол, когда Каспаров думает — молчите, а когда Карпов — можете кашлять.

— Но разве нельзя было их утихомирить?

— Как? Народ простудился!


«Каспаров как бы занял место Фишера — западный мир его принял, он стал там любимцем»



— О том, что Каспаров строил гримасы, вы уже сказали, но, если не ошибаюсь, в ход шли и другие средства воздействия на соперника... Еще лет 20 назад знаменитый мастер психологических этюдов Юрий Горный рассказывал мне, что у вас был парапсихолог Владимир Зухарь, а у Каспарова — Тофик Дадашев, и между ними велись чуть ли не какие-то телепатические бои...

— Они никогда не встречались, вернее, не состязались, кто сильнее, но в какой-то момент Зухарь стал помогать Каспарову, который ему хорошо заплатил... Меня, правда, это мало волновало, потому что я знал, кто он такой...

— Аферист?

— Нет, почему — профессор, психолог, занимался космической медициной. Меня он интересовал исключительно как специалист по проблемам сна...

— У вас разве была бессонница?

— А она у любого шахматиста в какой-то момент наступает. Зухарь рекламировал себя как уникального спеца, но когда в Багио пришло время действовать, а не рассказывать журналистам сказки о том, что он может, вышел пшик... Профессор «колдовал» двое суток: первую ночь провел за стеной, а на вторую сказал, что нужен контакт непосредственный, и напросился в комнату, где я спал. Промучился вместе со мной до пяти утра...

— ...пока сам не заснул?

— Мне еще тяжелее было, потому что слышал: он что-то нашептывает. Где-то в полшестого сказал ему: «Владимир Петрович, не мучайтесь, давайте попробую заснуть сам». На следующий день он оправдывался: «Анатолий Евгеньевич, у вас такая крепкая нервная система — мне ее не пробить. Могу научить вас гипнотическому сну и прочим премудростям, но сам ничего сделать не в состоянии».

— А это правда, что Дадашев пытался вас гипнотизировать?

— Об этом лучше спросить у него самого, тем более что он сейчас не молчит, не хранит секреты... Тофик, правда, рассказывает, что действовал исключительно на Каспарова, помогал ему сконцентрироваться, но я-то видел, что больше он работает...

— ...против вас. Он делал какие-то движения руками, что-то бубнил?

— Нет, он всего лишь пристально на меня смотрел. Такие вещи я хорошо чувствую, вообще на народ в зрительном зале внимание обращаю, и когда перед последней партией 85-го года вышел на сцену Колонного зала чуть раньше, сразу наткнулся на этот взгляд с пятого или шестого ряда (во время партии еще пару раз его ловил). Поначалу я не догадывался, с какой целью незнакомец буравит меня глазами, но сразу понял, что у него ко мне интерес непростой. Потом, когда увидел Дадашева и познакомился с ним, убедился в этом окончательно. У меня и сейчас перед глазами эта картина...

«СПЕРВА КАСПАРОВ ЛЮБИТ СЕБЯ И ТОЛЬКО УЖЕ ПОТОМ ИГРУ»

— Вне всякого сомнения, вы с Каспаровым войдете в историю как участники самого длинного, казалось, уже бесконечного финального матча за шахматную корону. Был даже такой анекдот: на очередной ход Каспарова Карпов ответил матом. Затянувшееся противостояние вас обоих привело в состояние «грогги», вы были худые, измученные, с нездоровым блеском в глазах... Чтобы прекратить этот шахматный клинч, потребовалось политическое вмешательство?

— Конечно — как раз в этом и состояло вмешательство Яковлева и Алиева. Они потребовали прервать матч при счете 5:3, тем самым украв у меня два очка. В каком бы состоянии я ни был, Каспаров тоже находился не в идеальной форме, а кроме того, он висел, как говорят, на крючке — сколько там, с 27-й по 48-ю? — 21 партию. Одна ошибка, и все — поединок закончен! Даже при том, что Каспаров две партии подряд выиграл, ему нужно было победить еще в трех, а мне — в одной. В результате у меня украли не просто два очка, а преимущество одного хорошего хода или одной ошибки соперника.


Гарри Каспаров никогда
не скрывал, что в лице Карпова боролся с советским режимом

— По этому поводу ходил другой анекдот: Карпов больше не хочет встречаться с Каспаровым — у него уже есть девушка. Вам это не надоело? Не хотелось все бросить: хватит!?

— Нет, почему? После этого я много чего в жизни успел, установил кучу рекордов... Если говорить о турнирной истории шахмат, то в 94-м году я добился того, чего никому из гроссмейстеров прежде не удавалось: ни великому Алехину, ни тому же Каспарову. В Линаресе, где играли 14 лучших шахматистов мира, — всю верхушку туда пригласили! — он с Шировым поделил второе и третье место, а я обошел их на два с половиной очка. А ведь, хотя я был чемпионом мира по одной версии, а Каспаров по другой, фаворитом считали его, поскольку он меня обыграл. В турнире, однако, Гарри Кимович еле-еле избежал от меня поражения.

У меня и позиция была лучшая, и он оказался в цейтноте. Просто мне уже ничего не надо было: мы встретились за два тура до конца, и ничья гарантировала мне первое место. Я где-то промедлил, предпочел сыграть надежно, и Каспарову удалось удрать, но отрыв от второго места в два с половиной очка — это рекорд. Впервые я сыграл, как сейчас принято говорить, на коэффициент Эло 3000 — такого в истории шахмат еще не было. (У Каспарова этот коэффициент 2800. — Д. Г.).

— Как же вы теперь с Гарри Кимовичем встречаетесь? Продолжается взаимная ненависть или установились нормальные рабочие отношения?

— С Каспаровым сложнее еще, чем с Корчным, потому что уважение в нем лишь к самому себе. У него приоритеты так выстроены: не шахматы и Каспаров, а Каспаров и шахматы — сперва он любит себя, и только потом уже, через себя, игру. Корчной же любит шахматы просто (хотя и себя в шахматах тоже).

— В последние годы Каспаров активно занимается политикой, резко и нелицеприятно критикует президента Путина, вообще современное устройство России. Это его убеждения или очередная роль?

— Может быть, убеждения, может быть, роль... Собственно, в этой роли Каспаров уже достаточно давно. Он является обозревателем американского журнала «The Wall Street Journal» и должен быть скандальным, необычным, неожиданным, чтобы его статьи читали... Как я понимаю, Каспаров получает там немалые гонорары (хотя я не заглядываю в его карман, меня это вообще не интересует)... Просто, если он будет занимать взвешенную, проправительственную позицию, это плохо отразится на тираже...

— Президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов, который руководит Международной федерацией шахмат (ФИДЕ), кажется мне фигурой загадочной... Этот молодой человек аферист, или такой страстный любитель шахмат?

— Вы знаете (пауза)... да, он любитель шахмат. Раньше я был против него категорически, а сейчас наши отношения несколько улучшились, вернее, значительно улучшились, когда я отказался бороться за пост президента ФИДЕ. Думаю, я представлял для Илюмжинова серьезную угрозу, поскольку многие события (в том числе и мой матч с Каспаровым) мир оценивает иначе. Словом, когда я отказался составить ему конкуренцию, он понял, что со мной выгоднее дружить, чем враждовать. Объединив усилия, мы можем много успеть, особенно в России.

Вместе с тем я всегда говорил, что Илюмжинов неоднозначен: он сделал для шахмат много плохого и много хорошего. Личное его участие в работе ФИДЕ большей частью я бы оценил положительно, а в том, что касается подбора кадров и руководства организацией в целом, он, на мой взгляд, сделал больше отрицательного. Чего стоит хотя бы так называемый «туалетный» скандал, который вспыхнул между Крамником и Топаловым, — он стал возможен лишь потому, что в матч на первенство мира был абсолютно неправильно подобран апелляционный комитет. Места в нем раздавались по дружбе или как подачка тем, кто в рекламной и в избирательной кампании обеспечил президенту ФИДЕ какую-то поддержку. Думаю, Илюмжинов впервые так остро ощутил, что люди должны профессионально соответствовать занимаемым ими постам, иначе они не только деньги Федерации съедают, но и подставляют самого его.

— Кстати, о деньгах. Ведущие шахматисты мира участвуют в матчах и турнирах с огромными призовыми фондами, а вот сами они богатые, состоятельные люди?

— Единицы. В шахматах разница между высшим уровнем и высоким очень велика, поэтому призовые в матчах и турнирах несоизмеримы: в первом случае — миллионы долларов, во втором — максимум 100-150 тысяч. Тех, кто выбивается на наивысший уровень, претендует на звание чемпиона мира, можно назвать людьми обеспеченными. Остальных — в лучшем случае средним классом.

— В советское время вы наверняка зарабатывали очень немного по сравнению с тем, что сдавали в казну. Что же шло лично вам и что государству?


С женой Натальей и дочерью Соней



— Разница была огромна, хотя шахматы находились в привилегированном положении — мы были визитной карточкой СССР в мире, и нас, в общем-то, так, как великих деятелей советской культуры, не обирали. За матч в Багио, например, я получил процентов 12, а 88 отдал государству.

— 12 процентов — это сколько?

— 60 с чем-то тысяч долларов.

— На то время? И как вы такой суммой распорядились?

— Куда эти деньги потратить, проблемы не было... Что-то обратил в валютные сертификаты, что-то отдал родителям. Они, в общем-то, не нуждались, и когда со временем стали эти сертификаты обменивать, матушка вдруг обнаружила у себя в загашнике еще пару тысяч. «Слушай, — говорит, — у меня же еще деньги есть». Я улыбнулся: «Хорошо, что ты спохватилась сейчас».

«ЧТОБЫ ПРИНЯТЬ В ПОДАРОК «МЕРСЕДЕС», ПОНАДОБИЛОСЬ РАЗРЕШЕНИЕ ГРОМЫКО»

— В конце 70-х годов прошлого века в Москве было всего три 350-х «мерседеса»: у Брежнева, у Высоцкого и у вас. Каково было ездить на такой машине по советской столице?

— Замечательно! Я, кстати, какое-то время даже сам сидел за рулем — это доставляло мне удовольствие. Тогда таких красавцев даже зарубежные послы не имели: я подъезжал к светофору и, едва загорался зеленый, отрывался от общей массы — благо авто на улицах было еще не так много.

— Да и украсть такой «мерс» не могли — куда бы его вывезли?

— Могли, наверное, но... Вдобавок на этой машине я чувствовал себя абсолютно безопасно, потому что ездил в основном между автомобильными потоками. Казалось, будто вся Москва для меня...

— Вас наши чиновники не укоряли: «Анатолий Евгеньевич, это нескромно — нельзя же так выделяться»?

— Нет, но история с моим «мерседесом» вышла забавная.

В Германии я выиграл открытый чемпионат, потом у меня были там выступления, и шахматная Федерация ФРГ, решив наградить по совокупности, заказала для этого на фирме «Мерседес» автомобиль. Я, помню, приехал, забрал его, а затем проинформировал о подарке нашего посла — тогда им был Валентин Михайлович Фалин. Он меня сразу предупредил о возможных проблемах. «Анатолий Евгеньевич, — сказал, — выиграть «мерседес» недостаточно — надо еще получить разрешение его ввезти. Тем не менее я считаю, что вы должны эту машину принять: как посол я вам позволяю». И добавил: «Позвоните мне через три дня — я отправлю запрос в Москву». Некоторое время я еще путешествовал по Германии, поэтому труда это для меня не составляло.


Анатолий Карпов, венгерская шахматистка Жужа Полгар и Михаил Горбачев

Как потом выяснилось, первый ответ из ведомства внешней торговли был отрицательный. Правда, решение принимал не министр Патоличев — у него был заместитель Кузьмин, который этими вопросами ведал. Тот с ходу отмел любые мысли о «мерседесе»: мол, нечего не только ввозить, но и вообще принимать подобный подарок. Фалин тем не менее оказался настойчивым. Когда я ему позвонил, он не признался, какой ответ получил. «Анатолий Евгеньевич, — попросил, — позвоните еще: что-то пока не ясно», хотя самому все было ясно предельно. Сам он тем временем направил телеграмму Громыко...

— ...вот молодец!..

— ...и лично Громыко дал добро: «Да, конечно! Какие вопросы?». Когда через день я снова позвонил Фалину, он меня обрадовал: «Все в порядке, с Москвой вопрос согласован».

— Анатолий Евгеньевич, сейчас, в век информационных технологий, живых шахматистов обыгрывают компьютеры. Вы не считаете, что игра с машинами не доведет до добра, что тем самым под вопросом оказывается само существование шахмат?

— Такие матчи, на мой взгляд, интересны — я лишь против того, чтобы компьютеры принимали участие в турнирах, поскольку некоторые люди играть с ними просто не могут. Кроме того, мы оказывается в неравных условиях, потому что в памяти ЭВМ заложена информация, собранная за всю историю шахмат, а шахматист пользоваться ей не имеет права. Значит, надо либо изъять эту базу данных у компьютера, либо и нам обеспечить доступ к ней в ходе партии. Я уж не говорю о том, что время необходимо выравнивать...

Оплакивать шахматы рано — нужно просто очень серьезно подходить к подготовке и играть с любым «Deep Though» или «Deep Blue», как на первенство мира. К сожалению, большинство гроссмейстеров видят в этих поединках лишь дополнительную возможность заработка и не понимают, что вредят своему будущему, дискредитируют шахматы слабой подготовкой и не очень мудрой игрой. Именно из-за столь легковесного подхода у простых болельщиков, а тем более у людей, далеких от шахмат, сложилось впечатление, что компьютер намного сильнее и умнее человека. Нет, это, к счастью, не так.

— Раньше миллионы советских людей чем-нибудь обязательно увлекались: один собирал значки, второй — спичечные этикетки, третий — открытки. Все филателисты Союза знали, что лучший среди них — Анатолий Карпов. Вы до сих пор собираете марки, ваша коллекция по-прежнему с вами?

— Должен вас немножко поправить. Может, меня и считали самым знаменитым коллекционером, но были люди, имевшие коллекции намного лучше. С тех пор прошло много лет, однако страсть моя не улеглась — я продолжаю собирать марки. Правда, при себе их не держу — народный артист СССР Евгений Райков научил хранить марки в банке. Я его совет оценил, хотя тогда, чтобы воспользоваться банковским хранилищем, нужно было получить специальное разрешение.

— Настолько ценна коллекция?

— Так просто спокойнее — мало ли какие люди вокруг... Конечно, мое собрание становится все раритетнее. Уже лет восемь, наверное, я вхожу в клуб 100 самых известных и самых именитых филателистов мира, созданный покойным принцем Монако. Именно через этот клуб познакомился с нынешним принцем Альбертом, и хотя в филателии он не разбирается, зато очень интересный человек, член Международного олимпийского комитета, неравнодушен к спорту. Жаль, в шахматы не играет и марки не собирает, но ведь это в Монако находится крупнейший филателистический музей мира. На одной из выставок я рассказал ему о своей коллекции и, по-моему, был для него главным экскурсоводом. Принц немножко окунулся в мир марок...

«С ЖЕНОЙ У МЕНЯ ПРОБЛЕМА — ДОЛГО ЕЗДИТЬ НЕ ЛЮБИТ»

— Когда в середине 70-х по телевизору, особенно в программе «Время», показывали, как прохаживаются между столиками шахматисты, у многих зрителей при взгляде на их изможденные лица и сутулые фигуры закрадывалось сомнение, что шахматы — это спорт. С другой стороны, специалисты твердили, что без хорошей физической подготовки ничего получиться не может. Говорят, вы очень увлекались бильярдом, даже с Горбачевым и с Ельциным играли. Не знаю, насколько это правда...

— ...абсолютная правда! С Горбачевым встречался давно: бильярдист он был несильный и вряд ли сейчас прибавил, а как играл Ельцин, честно говоря, не помню. Может, чуть посильнее, а может, на том же уровне... Я и играл, и продолжаю играть в бильярд неплохо. С кием в руках отдыхал, отходил от шахмат. Вообще, если наносишь красивый, результативный удар, получаешь эстетическое удовольствие, а кроме того, это еще и форма общения. Немало времени я провел за бильярдным столом с нашими лучшими хоккеистами: с Викуловым, Петровым, Харламовым — это доставляло мне удовольствие.

— Почти как у Высоцкого «Мы сыграли с Талем 10 партий...


Партия в «подкидного» с Владимиром Вольфовичем. «Когда Жириновский начал доставать из рукава туза (хотя делал это ловко), я его отловил»



— ...в преферанс, в очко и на бильярде»... Кстати, многие шахматисты хорошо в бильярде смотрелись: Петросян, Геллер, Полугаевский, Тайманов... Корчной тоже неплохо играл, но на уровень ниже.

— Хозяин известной сети казино рассказывал мне, что у них есть список нежелательных посетителей. «Конечно, — говорил он, — мы очень опасаемся шахматистов, потому что они в состоянии запоминать карты и вообще у них, как ни у кого, развито аналитическое мышление». Вы тоже в картах сильны?

— Силен, конечно, но казино не люблю. Даже не знаю, почему — наверное, атмосфера не по душе. Хотя я практически во все карточные игры играю, вплоть до «дурака», и во все — неплохо.

Ой, однажды в «подкидного» с Жириновским сразился — он мухлевать начал, и я его поймал за руку. Впрочем, это было не так сложно — он в рукава на всякий случай по тузу заложил. Когда мы садились за стол, Жириновский принес несколько запечатанных колод и предложил мне на выбор. Для меня так и осталось загадкой, все ли колоды были с сюрпризом, но когда вскрыл свою, обнаружил нефабричную упаковку. Это сразу навело на какие-то размышления, повысило бдительность, хотя я не думал, что Владимир Вольфович будет жульничать... «Странно, — сказал ему, — колода уложена не по-фабричному: что бы это значило?». Он отмахнулся: «Да нет, все нормально», но потом, когда стал доставать из рукава туза (хотя делал это достаточно ловко), я его отловил.

— Владимир Вольфович пытался оправдываться?

— Нет. «На то, — сказал, — и игра в «дурака»: не увидел — значит, дурак, увидел — умный».

— Сейчас, в канун юбилея Михаила Таля, много пишут о том, что у него была довольно беспорядочная личная жизнь. Вообще, такого рода интеллектуалы, будучи людьми не от мира сего, зачастую вели себя с женщинами несколько странно. Того же, скажем, Каспарова обуревали, знаю, нешуточные страсти, а как с этим у вас?

— Наверное, поспокойнее (улыбается), хотя проблемы существовали. Женат я второй раз — от первого брака у меня замечательный сын, он стал крупным специалистом в области компьютерной графики. Во второй семье растет прекрасная дочка — в этом году пошла в первый класс. Ей очень нравится учиться — что удивительно, честно говоря. Во время последних каникул она с нетерпением ждала, когда же снова пойдет в школу...

— Как вы думаете, тяжело быть женой шахматного гения?

— Очень тяжело (улыбается), но я ведь не только шахматами занимаюсь — веду еще и активную общественную работу, много езжу... Такой образ жизни накладывает много ограничений, хотя, если бы жена увлекалась туризмом, путешествия доставляли бы ей удовольствие, а так... У меня с Натальей проблема — не любит длинные поездки. Неделю-дней 10 еще может выдержать без Москвы, без России, а затем начинает грустить, причем короткие вылазки, но с большими переездами тоже ей в тягость. При этом мы с ней много проехали: были в Аргентине, Мексике, Соединенных Штатах, Китае, Малайзии, но эта сторона не очень ее прельщает.


Как и гроссмейстер, Президент тоже должен уметь играть и белыми, и черными, и вовремя сделать ход конем...

Фото УНИАН

Сейчас вся надежда на дочку, а поскольку Соня уже в том возрасте, который позволяет путешествовать, мы начинаем с ней познавать мир. Поэтому она и географию изучать стала, знает все европейские страны. Совсем вот недавно они были с Натальей в Варшаве. Жена организовала там выставку, посвященную одной из битв Наполеона, и Соня с удивлением обнаружила, что они едут в другую страну. «Варшава — это разве не Россия?» — спросила. Мы ей: «Сонечка, когда-то была Россия, но сейчас Польша».

Дочка поняла, что там другой язык, и в Варшаве везде представлялась Зосей (ей объяснили, что это по-польски Софья). В ответ поляки радостно говорили: «Ой, да у тебя польское имя!». Это ей очень понравилось. «Какие замечательные люди!» — сказала.

— Когда вы с женой познакомились, она знала, что вы и есть тот самый великий Карпов?

— Конечно.

— Это, на ваш взгляд, наложило отпечаток на развитие отношений?

— Думаю, нет, и в общем-то, все проблемы у меня — от постоянного недостатка времени. Больше внимания хотел бы уделять семье, особенно теперь... Вот растет дочка. Она очень интересный ребенок, мне хочется подольше побыть с ней, а ей — со мной, но так получается, что Соня мне говорит: «Папа, я тебя давно не видела, я стесняюсь».

— Вы чувствуете, что сын и дочь унаследовали ваши гены, ваши мозги, ваш интеллект?

— Я бы еще добавил: и отношение к жизни, наверное. По сыну я бы этого не сказал, а дочка... Она хоть и маленькая совсем, но с такими амбициями, с настолько серьезным подходом к делу... Увлечения у нее разные, но если Соня чем-то и начинает заниматься, сразу же заявляет, что будет лучшей: то ли балериной, то ли певицей. Если рисует, рисунок должен быть самым прекрасным, если в школе учится — должна получать только пятерки. Она во всем такая перфекционистка — стремится к совершенству, старается, чтобы никто ей не сказал: «Ты чего-то не можешь». Быть не первой — этого она, я думаю, не потерпит.

«СПАСАТЬСЯ БЕГСТВОМ? ПОКА, СЛАВА БОГУ, НЕ ПРИХОДИЛОСЬ»

— Вас, насколько я помню, всегда отличала активная гражданская позиция: вы были членом ЦК ВЛКСМ, народным депутатом СССР, председателем правления Советского фонда мира, да и сейчас возглавляете множество общественных организаций — от Международного комитета по наградам и премиям ООН до наблюдательного совета Фонда Рерихов... Пользуясь случаем, хочу поздравить вас с тем, что совсем недавно из рук Президента Ющенко вы получили орден «За заслуги» II степени. Это награда за огромную общественную работу в Украине — в чем она заключается?

— Вообще, первые награды по общественной линии я получил в 75-м или в 76-м году — оказался третьим после Гагарина и Брежнева советским гражданином, кто удостоился Большой золотой медали Парижа. За первый сеанс одновременной игры на Эйфелевой башне мне ее вручил нынешний президент Франции Жак Ширак, который был тогда мэром французской столицы.


С супругой украинского Президента Екатериной Чумаченко



Председателем Советского фонда мира меня избрали в 83-м году, а вскоре, к нашему общему несчастью, случилась чернобыльская катастрофа... Ну а поскольку на ЧАЭС у нас была комиссия содействия Фонду мира Украины, через нее мы сразу же получили информацию о том, что на самом деле стряслось. Очень быстро, еще когда масштабы несчастья были абсолютно засекречены, мы поняли, что произошла страшная трагедия, и уже 28 апреля, на второй после катастрофы день, Советский фонд мира перевел пострадавшим первые средства.

Потом я возглавил оргкомитет крупнейшего чернобыльского телемарафона. У меня были дружеские отношения с председателем Всесоюзного комитета по телевидению и радиовещанию Леонидом Петровичем Кравченко, и он выделил мне 24 часа (!) бесплатного (!) телевещания, причем с включением «Евровидения», с выходом во всемирную сеть. В результате всех наших финансовых и пропагандистских усилий была создана Международная гуманитарная неправительственная организация «Чернобыль-помощь», где с 89-го года я неизменный председатель. (Есть у нас и украинское подразделение, которое возглавляет Виктор Петрович Тупилко). С того телемарафона и начались программы помощи детям Украины, Белоруссии и России по линии скаутских организаций, а в 90-м году развернула медицинскую программу Куба...

Я проводил пресс-конференции в Организации Объединенных Наций, мы связывались с европейскими странами, даже в Японии побывали... Работа и сейчас ведется. Спасибо бывшему префекту Центрального округа Москвы Музыкантскому, который Международной организации «Чернобыль — помощь» выделил на очень льготных условиях помещение. Мы там создали центр экспресс-диагностики для чернобыльцев, которым до последнего времени активно пользовались и граждане Украины, но сейчас дорога стоит недешево, поэтому на встрече с Президентом Ющенко я поделился некоторыми соображениями...

Думаю, неплохо было бы создать и в Киеве центр, который проводил бы экспресс-диагностику, а потом в случае необходимости направлял бы чернобыльцев в Москву или в украинские клиники. Понимаете, если делать такие обследования в общих поликлиниках, у людей будут возникать вопросы: почему это чернобыльцы идут без очереди? А ведь это герои! Если бы не они, кто знает, как бы все обернулось!

Сейчас в МАГАТЭ и вообще в Европе можно услышать: «Вы преувеличиваете масштабы чернобыльской катастрофы — после нее у нескольких тысяч человек началась лучевая болезнь и 80 с чем-то погибло»... Называют какие-то смешные цифры: мол, не надо рассказывать, что Чернобыль имеет всемирное значение, но, к сожалению, это так... Не знаю, что МАГАТЭ там анализировало, но, скажем, только из моего родного городка Златоуста около 700 человек в мае-июне 86-го работали в зоне. Вообще же, через Чернобыль в первые месяцы прошло около 700 тысяч.

— В самое опасное время!

— Ну да! Помнится, когда еще Советский Союз не распался, к нам поступило заявление от команды судна Волжской речной флотилии. Они написали, что 83 женщины в их экипаже поражены Чернобылем и имеют серьезные проблемы со здоровьем. Мы ничего не поняли: где Волга и где Припять? Решили разобраться.

Выяснилось, что все речные пароходства Союза направили в Чернобыль суда, чтобы там их использовали как гостиницы, но если ликвидаторов меняли в первые дни после нескольких минут или часов, то об этих людях забыли. Несчастные женщины из Самары (тогда Куйбышева) два месяца провели на Припяти, в особо опасной зоне, и конечно, все получили большие дозы радиации.


Анатолий Карпов — Дмитрию Гордону. «В этом году 45 лет, как я впервые приехал в Украину. С тех пор прекрасно к этой земле отношусь и рад, что она отвечает мне взаимностью»

Мы, разумеется, выделили им медикаменты, помогли, но какова судьба этих женщин, не знаю, потому что прошло уже более 10 лет... Сомневаюсь, что МАГАТЭ учло этот волжский экипаж в своей статистике. Наверное, оно анализировало состояние людей, живущих сегодня в Чернобыле, но остались там единицы, а ликвидаторов сотни тысяч, они по всему миру разъехались...

— По большому счету, вы человек мира, но мне приятно видеть у вас на груди украинский орден...

— Это очень высокая оценка со стороны Украины. В этом году, кстати, исполнилось 45 лет, как я, тогда еще 10-летний мальчишка, впервые сюда приехал... С тех пор прекрасно к этой земле отношусь и рад, что Украина мне отвечает взаимностью... Дмитрий, а можно еще минуточку?

— Ну конечно!

— По поручению конференции ООН, посвященной детям ХХI века, я уже шесть лет веду программу профилактики йододефицитных заболеваний. Пользуясь случаем, хочу обратиться к гражданам Украины: следите за состоянием своего здоровья и за наличием в пище йода — это очень важно для женщин, для детей, для всех... Я обращаюсь и к политическим деятелям, и к правительству: Украина и Россия остались последними в моем регионе (а у меня под патронажем 29 стран Восточной, Центральной, Южной Европы и СНГ), где не приняты законы об обязательном йодировании соли. Их всячески блокируют, рассказывают нам небылицы о свободе выбора.

Когда я начинал программу, по статистике Украина и Россия были на том же уровне, что и Болгария, Казахстан, а сейчас мы плетемся в хвосте. Если в среднем по моему региону 52 процента населения от последствий йододефицита застрахованы, то в Украине их 30, а в России 29,8 процента, и какие аргументы бы в оправдание ни приводили, жизнь свидетельствует: нужен закон, мы вместе должны думать о здоровье нации.

— Последний вопрос... Вы вспомнили о сеансе одновременной игры на Эйфелевой башне, и я не могу не спросить: вы никогда не попадали в такую же ситуацию, как Остап Бендер, который спасался из Васюков бегством?

(Смеется). Пока, слава Богу, не приходилось...



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось