"Что делать?" и "Кто сделает?"

Виталий КОРОТИЧ 28 Апреля, 2005 00:00

Мне часто вспоминается один из героев классической английской прозы, который был чужд романтического мышления. Когда в его присутствии всплескивали руками от предчувствия житейских неудач или тревожились об изменениях планетного климата, он переводил беседу в сферу сугубо конкретную вроде рассуждений о меню ближайшего ужина или раздумий о том, брать ли зонтик при выходе на улицу сегодняшним утром.

У нас таких героев недостает и в литературе, и в жизни, а они необходимы. Еще в позапрошлом веке философ Владимир Соловьев отмечал, что у нас охотно задают безразмерный вопрос: "Что делать?", почти никогда не связывая его со вполне конкретным "Кто сделает?".

Термин "реальная политика" мы тоже употребляем нечасто, потому что он связан с ясным пониманием своих достоинств и недостатков, возможностей и шансов в любой ситуации. Чем-то вроде стойкой традиции стало у нас умение посмеиваться над разными немцами-перцами с их регламентами и прилежным следованием букве закона. В книге о боксерах Кличко я писал, как, гостя у братьев в Гамбурге, удивлялся, увидев, что даже собаки в Германии переходят улицу только на зеленый свет. В ответ мне пришло несколько читательских писем с ироническими пассажами по поводу заорганизованности разных западных фрицев, их тупого образа жизни, который, мол, совершенно чужд нам, романтичным и свободным славянам.

На самом деле, это серьезная проблема. Мы не умеем и, кажется, не желаем относиться к добру или злу холодно, спокойно и трезво, уважать прописанные в наших же законах правила. Зато собственные недостатки мы охотно романтизируем и почти что возвели на пьедестал. Из прошлого в легенды вросло немало безудержных драчунов и выпивох, совершавших главные подвиги как бы по наитию, а не по обдуманному и просчитанному плану. Так и с нашим сегодняшним "движением в Европу". С одной стороны, мы верим в него, стремясь к законности, рыночной экономике и гражданскому обществу. С другой - мечтая о порядке, далеко не всегда хотим ему подчиняться. Тоскуем по единой морали и национальной идее, не умея даже сформулировать толком ни того, ни другого. Соединение мечты со списком конкретных действий по ее осуществлению - занятие скучное, и оно не пользовалось у нас популярностью никогда. Это как раз и есть дистанция между двумя вопросами, заданными философом: "Что делать?" и "Кто сделает?".

В советские времена нас организовывали вокруг нереальной, но постоянно внушаемой бредовой мечты о скором построении общества всеобщего равенства и справедливости. Народу было рекомендовано сосредоточиться на возведении этого самого светлого будущего, а тем временем его руководители строили для себя светлое настоящее, от борьбы за которое многие из них не отвлекаются до сих пор. Невзирая даже на то, что в стране вроде бы сменился общественный строй. Бюрократия же у нас никогда не была не то что побеждена - даже приручена. Наши лидеры постоянно оказывались слабее наших чиновников и во все времена то ли сливались с ними, то ли попадали от них в зависимость. Слегка подраненная при Сталине, бюрократия воспрянула с середины прошлого века и уже ни разу не выпустила из рук державные вожжи. Чиновники разрешают нам мечтать, романтизируя окружающий мир, но всю конкретность этого мира стараются контролировать без нас.

Остается ждать и надеяться. С того самого момента, когда отмеченная еще бывшим киевлянином Михаилом Булгаковым "разруха в мозгах" сменится массовым и конкретным пониманием задач и возможностей, у страны и ее народа станут вполне реальными внешняя и внутренняя политика. Понимая, кто в доме хозяин, мы сможем обустроить свой дом.