Вице-президент Федерации футбола Украины Борис ВОСКРЕСЕНСКИЙ: «Председателю КГБ Украины Федорчуку его заместитель — знаменитый разведчик Радул сказал обо мне: «Это человек, который троячку достает первый, и если будут грузить муку, она к его рукам не прилипнет»

Есть люди, которые ждут не дождутся пенсионного возраста, чтобы предаваться заслуженному покою, жить личными заботами, а Борис Михайлович Воскресенский, несмотря на годы, одними воспоминаниями о славном прошлом тешиться не собирается. Для него по-прежнему главное не «вчера», а «сегодня» и «завтра». 11 лет он проработал начальником Главного управления спортивных сооружений. С 96-го года вице-президент Федерации футбола Украины. Автор книг о футболе, о киевском «Динамо», а также учебного пособия о спортивных газонных покрытиях. Заслуженный работник физкультуры Украины, мастер спорта по бегу, чемпион Украины и Вооруженных сил СССР. Награжден орденом «Знак Почета», тремя — «За заслуги», что в народе приравнивается к званию «Героя Украины». Юбиляр, на удивление, энергичен, азартен, трудолюбив. Встретиться Борис Михайлович предложил мне в его рабочем кабинете в восемь утра. Я зашел к нему, слегка зевая: такого раннего интервью у меня еще не было. Он же бодрый и оживленный, словно уже несколько часов на ногах. Нам бы таким встречать свое 70-летие!

«Бабушка сказала: «Борьку не брошу!» — и в рюкзаке принесла меня из приюта»

— Слышал, что вчера у вас было три совещания. Как вы это выдерживаете?

— Нормально. Мы же старой закалки. Жизнь держит. Есть слово: «Надо!». Мы не представляли, как можно не выполнить государственный план. Не справился — решение одно: исключить из партии, снять с работы.

— Над вами такая угроза нависала?

— Один раз было дело. Я тогда работал замом у академика Виктора Михайловича Глушкова в Институте кибернетики АН УССР, занимался строительством и хозяйственными делами. Чтобы поставить башенный кран, пришлось на время убрать газораспределительную станцию. А там было семейное общежитие, люди остались без газа, пошли жалобы. Вызывают меня на заседание Комитета народного контроля, голосуют: исключить из партии, снять с работы.

— Как вы это пережили?

По словам Бориса Воскресенского, в юности он «не соответствовал моральному кодексу строителя коммунизма»

— Тяжело. Вышел на площадь Калинина (нынешний Майдан) и думаю: «В фонтане, что ли, утопиться?». Пришел личностью, а ушел никем.

— Так сильно дорожили партбилетом?

— Прежде всего я дорожил своей честью и совестью, а потом уже «державними справами». Кстати, через сутки меня восстановили.

— В партию вы вступили, а вот в комсомоле-то, насколько я знаю, не состояли. Как умудрились?

— Наверное, в юности не соответствовал моральному кодексу строителя коммунизма. Мы шебутные были ребята, мягко говоря. После матчей киевского «Динамо» между пацанами обязательно были серьезные стычки. Мне морду набивали, я в долгу не оставался. Я что, святой? А вот это что? (Показывает шрамы).

— Вы в отца таким шебутным удались?

— Да я его и не помню почти. Он в 41-м ушел на фронт. Мама и бабушка взяли меня с сестрой и из Гурзуфа, где мы жили, поехали в Москву. Поезд наш разбомбили, и мы оказались в селе Захлюпанка Донецкой области, в оккупации. Перенесли там такие тяготы, что говорить страшно. Я до сих пор, когда что-то ем, лучший кусочек оставляю на потом. Помню, во время бомбежки убило коня в поле. Мы порубали его топором на куски. Разожгли костер, там же на месте и сварили. Сидели вокруг и смотрели голодными глазами на ведро, где булькала черная пена...

— Как выжили?

— Потихоньку надумали возвращаться в Крым. Пешком. Меня, истощенного, несли на руках. (У мамы были фотографии, где я, как маленький скелетик, — последняя стадия в концлагере). Когда силы иссякли, меня сдали в приют. Жизнью я обязан моей бабушке Марии Алексеевне Благовещенской. Через двое суток она сказала: «Нет, Борьку я не брошу!» — вернулась в приют, который был просто жутким сараем, и принесла меня в рюкзаке.

До Гурзуфа мы не дошли, остановились в селе Морское, откуда за несколько дней до этого вывезли крымских татар. Нам рассказывали, что неожиданно приехали американские «студебеккеры», крытые брезентом. Солдаты повыгоняли людей из глиняных и каменных домов, затолкали в машины. У многих даже мамалыга осталась на печах...

Борис Михайлович с Андреем Шевченко и Григорием Суркисом. «Если кто и заслуживает звания «Герой Украины», то это в первую очередь Григорий Михайлович, который своими неутомимыми действиями прославил нашу страну»

Мы зацепились в Морском до 51-го года. Спасались виноградом и крабами, начали ловить рыбу — это уже было довольно серьезное питание. А потом приехал из Киева дядя Трофим Иванович Гринченко. Он был начальником ГАИ Украины и душевным человеком: посмотрел, в каких условиях мы живем, и забрал нас в столицу.

— Ваш отец погиб на войне?

— Нет. Но так как он был татарином, его после возвращения с фронта сослали в Казахстан. Как потом выяснилось, отец всю жизнь нас искал, но безуспешно, потому что мы поменяли фамилию. Умер он в Евпатории — мы об этом узнали позже. Долгое время эта тема была закрыта, даже КГБ не докопался до истины. Мама говорила: «Пиши: отца нет». Мне переделали метрику, я стал русским.

— Где вы жили в Киеве?

— Долгое время — в каком-то бараке. Мама работала в конструкторском бюро по сельхозмашинам, получала 280 рублей. Когда я окончил семь классов, дядя привел меня, 14-летнего, к директору завода «Коммунист» (тогда он назывался «Почтовый ящик 483»). Я там был, как сын полка, — тощий, изможденный.

Получаю первую ученическую зарплату. Мне говорят: «Ты законы, традиции рабочие знаешь? Должен с первой зарплаты нам на стол выставить...». А на предприятии строгий режим. Я пошел в магазин, купил четыре бутылки водки, колбасы. На проходной: «Стоп! Что несешь?». За шкирку меня — и в комнату военизированной охраны, все отобрали. Допрашивали, угрожали: «Кому нес? Не скажешь — мы тебя уничтожим!». Я молчал, и меня отпустили: что с пацана возьмешь? А я стал у рабочих любимцем, потому что никого не заложил.

«В армии я очень «любил» подчиняться: за 15 дней получил 24 наряда»

— При такой работе вы еще и спортом увлеклись...

— Им тогда все молодые люди занимались. Это было как обязательная программа, как внутренняя потребность. Уже появились клубы — «Арсенал», «Большевик», «Ленинская кузня», «Коммунист»... Каждое предприятие, чтобы участвовать, к примеру, в первенстве Киева по футболу, должно было выставить восемь команд — первую, вторую, молодежную, юношескую, детскую... И в обязательном порядке предприятия проводили свои соревнования. Уверен, что тогдашний уровень чемпионата Киева среди предприятий соответствовал уровню нынешней профессиональной второй лиги, а то и первой.

— Почему вы выбрали именно бег?

Борис и Зинедин

— Как и все парни, я начинал с футбола. Играл в середине поля, с левой стороны. Приходилось много бегать. Это, наверное, с генами передалось. На меня обратил внимание Владимир Ефимович Козловский, заслуженный тренер Украины, которому я многим обязан.

А 20 декабря 1961 года, когда уже летали белые мухи, меня призвали в армию. Я пришел в военкомат с авоськой. Один был, больше призывников не заметил. Мне вручили конверт и сказали, куда ехать — в воинскую часть 25/750, возле Кабельного завода.

Там таких, как я, спортсменов, собрали со всей Украины тысячи полторы. Спали на трехъярусных кроватях. Я, естественно, наверху. Авоську мою забрали, а есть хочется. Еле дождался ужина, спешу в столовую. Меня останавливают: «Ты куда? Ты киевский?». — «Киевский». — «Иди отсюда! Самим жрать нечего. Ты, — говорят, — перелезай через забор и поезжай домой, там похаваешь. Мы тебя прикроем».

Когда появился дома, мама в обморок: «Дезертир! Тебя посадят!». — «Я прекрасный солдат, — успокаиваю ее, — меня в отпуск отпустили». Походил пару дней в гражданской форме, вернулся в часть. 29 декабря принял присягу.

— Быстро усвоили армейские порядки?

— Я отличный солдат был! Законопослушный. «Любил» подчиняться. Все как положено. И за первые 15 дней получил 24 наряда. Пришел приказ: срочно откомандировать меня в распоряжение штаба Киевского военного округа. Тут негодуют: как такого расп...я отпускать? Два-три дня это дело утрясалось. Короче, меня оттуда забрали.

23 февраля 1962-го — первенство Вооруженных сил СССР в Мукачево. Я занял третье место. После этого форму три года не надевал. Тренировки — два раза в день. Остальное время никто тебя не контролирует, не трогает. Думаешь: «Куда пойти? Что делать?». Когда были в Киеве, жили в Суворовском училище. А там кормили как на убой. Мы котлеты, шницеля тарелками ели. А чаи, компоты — сколько хочешь.

— Чем занялись после окончания службы?

— Учитывая, что Киевский военный округ выиграл первенство Вооруженных сил СССР, ведущим спортсменам дали 20 направлений для поступления в институт. Я попал в это число. Выбрал Киевский институт народного хозяйства. На экзамене все списал у соседки. Она получила три, я — четыре. В общем, поступил.

Мне было 27. Возникла тупиковая ситуация: либо дальше заниматься спортом, бегать за 150-160 рублей, а потом за такую же зарплату тренировать, либо заняться другим делом. Я выбрал второе. А многие предпочли первое, сейчас подходят ко мне и удивляются: мол, почему я такой «великий»?

Три богатыря: Олег Базилевич, Валерий Лобановский и Борис Воскресенский

— И где вам довелось поработать?

— До 71-го года я был замначальника производства на Заводе гражданской авиации. Потом меня забрали на авиационный завод, который не выполнял план. Первый секретарь Киевского горкома партии Александр Ботвин как-то сказал: «У вас на заводе бытует система коллективной безответственности». Я это запомнил навсегда.

Выкладывался и здесь. Через три года стал директором, но меня на этой должности не утвердило Министерство гражданской авиации, потому что у меня не было специального авиационного образования.

Ботвин предложил работать директором на плодово-овощной базе. Мало кто знает, что это огромное предприятие. Я сказал: «Не пойду! Вот я посылаю туда с завода 50 человек. Они сожрут там 50 килограммов мандаринов, или апельсинов, или огурцов — больше, чем переберут. Еще обязательно 50 килограммов украдут. Если посылать их туда каждый день и умножить количество человек на количество килограммов, то цифра получится ужасающая!».

В общем, я понял, что попаду там в тюрьму, и отказался. Друзья порекомендовали меня в Институт кибернетики к академику Виктору Михайловичу Глушкову. Было очень интересно работать с такой легендарной личностью, тем более что он мне доверял во всем (и, похоже, только мне одному), но, в принципе, и эта работа показалась мне тупиковой.

Видимо, я был в каком-то номенклатурном списке, потому что мне предложили работу в Главном управлении спортивных сооружений. Собеседование со мной проводил председатель КГБ Украины Виталий Васильевич Федорчук. Знаю, что перед тем он расспрашивал обо мне зама по режимам — знаменитого разведчика Николая Семеновича Радула. Тот сказал: «Это человек, который троячку достает первый, и если будет грузить муку, она к его рукам не прилипнет».

«Лобановский окружал себя исполнителями. Ему не нужны были рядом лидеры, советчики»

— Когда Лобановский еще был жив, в одном интервью вы дали ему жесткую, на мой взгляд, характеристику. Сказали, что он никогда не хотел видеть рядом с собой сильных, равных ему по характеру людей. Не терпел возражений...

— Я помню эти слова и могу их повторить. Это не придумано. Я назвал фамилии людей, которые заглядывали ему в рот. После этого Лобановский не разговаривал со мной полгода. При всем его уме он не понял, о чем идет речь.

Валерий Васильевич, не в обиду будет сказано, держал возле себя исполнителей, которые делали то, что им говорят. Он сам был лидером, и другие лидеры и советчики рядом ему не нужны были. Лобановский был жестким человеком. Его невозможно было переубедить, если ты не имел абсолютных доказательств.

— Вы потом объяснились?

С президентом УЕФА и легендой французского футбола Мишелем Платини

— Да, когда он приехал на теннисные корты после длительной командировки в Эмираты и Кувейт. Я думаю, так и должно быть. Логика его понятна: он главный, профессионал и твердо знает, что делает. Мы могли поговорить, подискутировать, но ему, простите, не нужны ваши идеи, какими бы замечательными они ни казались. У него были свои, и, руководствуясь ими, Лобановский достигал высоких результатов.

Сегодня говорят: если бы не Щербицкий... Да никто футболом из ЦК так, как описывают, не занимался! Первое, что нужно сказать: играть в киевском «Динамо» было престижно, и через руки Валерия Васильевича проходило огромное количество одаренных игроков. Второе — была огромная конкуренция в лице пяти московских команд.

— Вы видели великого тренера опустошенным?

— Да, это был момент, когда «Динамо» играло в Праге с «Дуклой» — матч за выход в финал Кубка кубков. 86-й год, 1:1. После игры я зашел в раздевалку. Он настолько напереживался, что не мог говорить. Сидел, опустив голову, упершись руками в колени. И воду пил как-то странно, не так, как обычно.

— Можно говорить, что украинский футбол состоялся в основном благодаря ему?

— А Ошенков? А Соловьев? А Севидов? А Маслов? Да, Лобановский отстроил, образно говоря, здание с пятого по двадцатый этаж. А кто заложил фундамент, сделал нулевую отметку? Кто воздвиг первые этажи?

Лобановский, человек высочайшей ответственности, колоссальных знаний, для меня был, есть и будет навсегда тренером номер один. Мало кто знает, откуда пошло знаменитое моделирование игры, которое он внедрил. От академика Виктора Михайловича Глушкова — основоположника информационных технологий в Украине и бывшем СССР. «Моделирование» — профессиональное слово кибернетиков.

Между первым и вторым

Лобановский попросил меня устроить с Глушковым встречу. Они говорили пять часов, я при этом присутствовал. Выходим, Валерий Васильевич спрашивает: «А что, Глушков в футбол играл? Тренером работал?». — «Нет, — говорю, — никогда». — «Откуда же он все знает?».

— О чем они говорили?

— Только о футболе. Валерий Васильевич уже тогда понимал, что без научно-комплексной группы дальше жить невозможно. И первый разговор был о том, что, готовя команду к игре, надо моделировать ее под предстоящего соперника. А для этого надо распечатать всех его игроков: кто что умеет, чего от него можно ожидать.

— Наш знаменитый тренер три года провел в Арабских Эмиратах и в Кувейте. Кто все-таки убедил его вернуться?

— Думаю, это высочайшая заслуга Григория Михайловича Суркиса, хотя Лобановского убеждали многие. И я, когда приезжал к нему, говорил: «Хватит здесь сидеть и смотреть футбол по телевизору! Пора возвращаться в Украину». Представьте себе его жизнь там. Четыре раза в неделю — тренировка по часу. На одно занятие приходит 20 человек, на другое — шесть. Что это за работа? Здесь же он чувствовал каждого футболиста.

— Его здоровье пошатнулось именно там, из-за климата?

— Думаю, да.

Борис Михайлович и Виктор Федорович

— Он тогда очень изменился за каких-то три года...

— Если бы меня за ногу привязали к одному месту, я бы изменился и за три месяца. Меня 100 раз тянули на высокие должности в различные органы — начиная с министерств и заканчивая Совминами и Госпланами. Я говорил: «Сдохну там». Я привык видеть овеществленный труд — то, что делаю своими руками. Для меня такой труд — футбол.

Что касается Лобановского, то я твердо убежден: он в те годы мысленно был здесь и ждал часа, чтобы вернуться. Хотя момент был, в общем-то, не очень удачный: команда находилась в руинах.

Я по своему опыту скажу: самое сложное — хорошо работать на предприятии, где все налажено, сбалансировано. Что и доказал, к примеру, Юрий Морозов в киевском «Динамо», когда Лобановский ушел тренировать сборную СССР. Он опустил команду — а это то же предприятие! — на 7-е место. Не смог руководить и управлять процессом, который опирался на систему.

Легче проявить себя там, где нет результата. Пришел на руины, что-то сделал — и сразу видно. Заметьте: берется за дело второй тренер, третий или появляется человек вообще непонятно откуда — и команда начинает играть. При наличии даже самых талантливых игроков я роль тренера оцениваю на 70 процентов. Сбалансировать игроков в один коллектив по всем параметрам, учитывая разный возраст, характер, мировоззрение, физические данные, — это сверхсложная задача!

— Борис Михайлович, мы успеем подготовиться к «Евро-2012»?

— Напишите: ведется огромная работа, и она будет выполнена. Этот вопрос даже не обсуждается. И враги народа те, кто говорят, что мы не успеем. Это подрыв экономической мощи и авторитета страны. Таких в 37-м расстреляли бы. И надо сказать: если кто и заслуживает звания «Герой Украины», то это в первую очередь Григорий Михайлович Суркис, который своими неутомимыми действиями действительно прославил нашу страну.

— Известно, что у вас в течение многих лет были очень хорошие и добрые отношения с семьей Владимира Васильевича Щербицкого. Могли бы вы рассказать какие-то интересные моменты об этом человеке и его семье?

— Не вижу в этом смысла. То, что было, — навсегда в моей памяти, в моем сердце. Пусть об интересных моментах рассказывают повара, охранники, помощники. Могу сказать единственное: до конца моих дней мои отношения с этой семьей будут близкими, душевными. Мы постоянно видимся, встречаемся и дружим. Пользуясь случаем, хотел бы искренне пожелать здоровья дорогой Раде Гавриловне и всей ее семье. И вечная память Владимиру Васильевичу, Человеку с большой буквы.

«Ружей плохих не бывает. Бывают плохие охотники»

— Предвкушаете день, когда пойдете на охоту, на рыбную ловлю?

— Для меня эти дни — на уровне советских праздников: Первое мая, День Победы... Я твердо убежден, что научиться ловить рыбу или охотиться намного сложнее, чем окончить высшее учебное заведение. Я никогда не поеду на платные озера, где разводят рыбу. Это все равно что ловить в аквариуме. А вот поймать рыбу в обычном водоеме или в реке — это уже профессионально.

«Я твердо убежден, что научиться ловить рыбу или охотиться — намного сложнее, чем окончить высшее учебное заведение»

— А какие у вас охотничьи трофеи?

— Волка одного убил — как ни странно, возле госпиталя ветеранов Великой Отечественной, добыл 310-килограммового кабана. Но для меня важнее процесс, чем результат. Настоящая охота на зверя — это своя сбалансированная команда, чужих нет. Если ты встал на «номере», даже глазами шевелить не можешь — должен застыть, как солдат у Мавзолея, на 20-30 минут. Если повел пальцами, как вот вы сейчас, то можете спокойно кашлять, качаться, пукать: зверя вам уже не видать. Попробуйте! Вы же не выстоите. У меня сын — охотник. Стоит на «номере» — не шелохнется!

— А вот Хемингуэй гордился, что льва убил...

— У Хемингуэя это, в принципе, сказки. Мы с вами поедем на сафари и убьем носорога. По этому поводу есть хорошая охотничья байка. Василия Ивановича Чапаева и Петьку за выдающиеся успехи на фронтах наградили поездкой в Африку, поохотиться. Звонят им из ЦК: «Ребята, возьмите Сенкевича, он будет писать и снимать». — «На хер он нам нужен?». — «Тогда не поедете». — «Ну хорошо, возьмем».

Прибыли в Найроби. Отправились в саванну, поставили палатку, пошли на охоту. Выходит слон. Петька вскидывает карабин. Сенкевич ему: «Ты что, Петька, дурак? Он же в Красной книге. Идут дальше — носорог! Сенкевич опять: «Он в Красной книге. И так несколько раз. Короче, этот мудак испортил им охоту. А жрать-то что-то надо. Какое-то село. Петька говорит: «Пойду курицу украду». Возвращается с разбитой мордой, без курицы. Видит: горит костер и Василий Иванович варит в ведре мясо. Петька говорит: «Не нравится мне этот Сенкевич». А Василий Иванович: «Не нравится — не ешь».

— Сколько у вас ружей? Они дорогие?

— Есть два-три любимых: на охоту на зверя беру одно, на утиную — другое. Но ружей плохих не бывает, бывают плохие охотники. Дорогое ружье, недорогое — это не показатель. Сидим мы как-то после утренней зари у костра. Наварили какую-то шурпу, едим. Идет сельский мужичок. Мягко говоря, плохо одет. Ружьишко неприглядное. И махонькая собачка миллиметров 250-300.

Спрашивает: «Ну що, пополювали?». — «Пополювали». — «Тепер я пiду». Пришел из болота через два часа, несет 12 уток. У него собачка все сделала. Подранков было много, а подранков без собаки не возьмешь. Они в кустах забьются, никак их оттуда не достанешь.

— Вы сказали, что сын у вас охотник. А жена?

БМВ с любимой супругой. «Я счастливый человек, мне хорошо уже 17 лет! Лина — искренняя, с ней легко. Она — моя зайка, чуть-чуть моложе меня — в два раза»

— Я счастливый человек, мне хорошо уже 17 лет! Лина — искренняя, с ней легко. Она — моя «зайка», «чуть-чуть» моложе меня — в два раза.

Нас венчал в Киево-Печерской лавре экзарх Западной Европы архиепископ Петр. Когда он прилетел из Кельна, встречать его помчались машины из Кабинета министров, из Верховной Рады, а он отказался к ним садиться: «Я к Борису приехал, что вы от меня хотите?».

Нашему сыну Борису 3 мая исполнилось 11 лет. От первого брака есть две дочери — Ирина и Татьяна, которых я тоже очень люблю. Кто-то что-то говорит о нас? Нельзя человека осуждать за то, что ему хорошо. Он живет один раз, и никто не имеет права запретить ему жить так, как он понимает. Если только это не связано с нарушением морального кодекса строителя коммунизма (смеется).

— А правда, что все ваши домашние животные — Борисовичи?

— Абсолютная. Есть две лайки — Гильза Борисовна и Патрон Борисович. Лина их зовет Ася и Чак. Есть кот, я зову его Мурка Борисович, а жена — Сеня Борисович. Мы с ними со всеми очень дружно живем. Зимой в доме поселилась большая муха, мы ее звали Мух Борисович. Когда садились за стол, всегда ему что-то вкусное подсыпали, но пришел как-то знакомый и прихлопнул бедолагу. Страшный скандал разразился из-за этого.

— Много у вас интересного было...

— Только не надо «было»! Жизнь вся интересная. Я ее люблю и не собираюсь ничего заканчивать. Если меня сегодня посадить дома или на даче, откинусь через месяц. Станок, который крутится, работает дольше. Поставьте машину любой марки в гараж на месяц, и она покроется ржавчиной. Жизнь продолжается!

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter