«Поэт-правдоруб» Игорь ИРТЕНЬЕВ: «Дай Бог, чтоб дальше нас вела, преграды огибая ловко, рука железная ху...ла и мудрая боеголовка!»

Будучи представителем иронического направления в современной русской поэзии, Игорь Иртеньев всегда критиковал как политику Кремля вообще, так и политику Владимира Путина в частности. «Для России Путин — трагедия. Этот человек заведет страну в историческую яму», — заметил как-то Иртеньев.

— Игорь Моисеевич, в интервью нашему изданию вы сказали, что «уже 12 лет изучаете персонажа по имени Путин, точнее, поносите российского президента» и вам «трудно подобрать такое негативное определение, которое не подошло бы российскому президенту». Не боитесь делать такие заявления?

— Это уже вопрос привычки — не стоит забывать, что я много лет работал в разных программах Шендеровича, задача которых заключалась в критике российского руководства, в том числе и самого высшего. Как видите, пока жив.
Когда я сказал, что изучаю Путина, это, конечно, была шутка. Просто у меня довольно большое количество текстов посвящено именно этому персонажу, фигуре, президенту — не важно. Из этих стихотворений можно было бы даже сделать небольшую книжечку, но пока передо мной такая задача не стоит.

— Будьте любезны, что-нибудь из последнего на эту тему.

— Да чтобы челюсти свело
Тому, кто распевает это.
Наш Путин вовсе не ху...ло.
Он весь дитя добра и света.
И мне как патриоту в лом,
Да и обидно за державу,
Когда его кругом ху...лом
Налево кличут и направо.
Возводят на него хулу —
Страны кормилу и поилу,
А ведь не каждому ху...лу
Такое вытерпеть под силу.
Да кто доверил бы ху...ле,
Когда бы не было в том прока,
Сидеть безвылазно в Кремле
Уж почитай четыре срока?
Дай Бог, чтоб дальше нас вела,
Преграды огибая ловко,
Рука железная ху...ла
И мудрая боеголовка!

— На какую тему вы никогда не стали бы острить?

— Там, где речь идет о гибели людей, юмор неуместен — на тему катастрофы малайзийского самолета шутить невозможно ни в каком виде.

— Как вы считаете, кто повинен в этой трагедии?

— Совершенно уверен, что кто бы его ни сбил, это было случайностью. Пока нет результатов экспертизы, я могу только предполагать, но, скорее всего, это дело рук тех, кого в России называют ополченцами, а в Украине — сепаратистами, и смертельная ракета ушла в небо с территории так называемой «Донецкой республики». В том, что это было сделано с российской территории, сильно сомневаюсь (зачем, если для этого есть «ДНР»?), а уж версию о целенаправленном ударе исключаю вовсе. И в том, что официальный Киев к случившемуся никакого отношения не имеет, уверен на 99 процентов.

Гибель гражданского самолета — трагедия, на мой взгляд, абсолютная, ведь летевшие в нем люди не имели никакого отношения к событиям в Украине. Приходилось слышать мнение, что она может стать переломным моментом в этой войне. Я такой возможности не исключаю.

— Как получилось, что мы воспринимаем смерть людей не как трагедию, а как статистику?

— Весь ХХ век нас к этому готовил: на его счету огромное количество жертв двух мировых войн и техногенных и природных катастроф. Поначалу массовая гибель людей кажется страшной, но со временем это чувство притупляется.

Лет 15 назад шла совершенно чудовищная, взаимоистребляющая война двух огромных африканских племен — тутси и хуту. Но поскольку это происходило в Африке, то находилось на периферии нашего сознания. Здесь же все происходит по соседству, в близкой (слово «братской» мне никогда не нравилось) нам стране, с которой мы переплетены огромным количеством связей. Поэтому эта война для нас (к сожалению, для небольшого количества российского населения) — огромная боль, стыд и позор.

Кстати, на этой неделе мы сядем в поезд «Москва — Киев», чтобы ехать к нашим друзьям на одесский лиман. Должны были лететь самолетом, но поскольку прямой рейс отменили, придется сначала добираться поездом до Киева, а потом — автобусом до Одессы. Там время в пути — всего часа четыре.

Приходилось слышать, что после трагедии 2 мая Одесса потеряла свой статус веселого и беззаботного города — столицы «Юморины».

— Для кого — для Украины или России?

— Я в данном случае не разделяю, Одесса — всеобщее достояние. Бог с ней, с «Юмориной», она своим чередом выродилась много лет назад — после отъезда за границу людей, которые стояли у ее истоков. Сейчас это мероприятие стало попсовым и абсолютно бессмысленным, поэтому я не сильно печалюсь по поводу его кончины. Но сама Одесса, которая была, наверное, самым веселым городом на всей территории бывшего Советского Союза, в этом смысле, конечно, поблекла.

— Ну, сейчас не до веселья даже самому веселому городу...

— В конечном счете все зарастает. Я не политик, но мне кажется, что уже появились большие шансы на окончание войны. Всех тех, кого Россия переправляла в Донбасс через границу, как теперь говорят, сольют. Сильно сомневаюсь, что Гиркин и Бородай вообще останутся в живых, с ними — в наших традициях! — благополучно разберутся.

Меня беспокоит другое: период врастания в мирную жизнь будет очень долгим. С одной стороны, у многих жителей Донецкой и Луганской областей, пусть и не по своей вине оказавшихся в зоне антитеррористической операции, которую по российскому телевидению называют карательной, есть свой — и большой! — счет к центральной киевской власти. Должен пройти довольно продолжительный период, прежде чем эта рана зарубцуется.

С другой — сегодня многие мои друзья в Украине, несмотря на то что являются этническими русскими и говорят на русском языке, находятся на стороне законной власти, считают эту страну своей, стояли за ее идеалы на Майдане, теперь же готовы за нее сражаться. Не меньше времени потребуется и на то, чтобы русский и украинский народы, между которыми вбит большой клин, снова начали смотреть друг на друга без вражды. Боюсь, я до этого не доживу.

— Сколько лет нужно, чтобы прекратить вражду?

— Трудно сказать... Например, между русскими и немцами вражды уже нет. Тогда страшная война людей сильно тряхнула, но три поколения, которые выросли с тех пор, знают о ней только по фильмам и книгам. И при виде немца сейчас ни у кого не возникает желания с ним как-то разобраться, как и у немца при виде русского.

Все народы между собой рано или поздно мирятся. Не говорю уже о том, что все народы изначально слегка друг друга недолюбливают, этот антагонизм в крови, существует на уровне анекдотов — между бельгийцами и французами, немцами и поляками, русскими и украинцами.

— Что, на ваш взгляд, в новейшей истории отношений России и Украины стало точкой невозврата?

— Аннексия Крыма. В послевоенной истории не было такого, чтобы одна страна присоединяла к своей территории часть другой. Косово, на которое так любят ссылаться, получило автономию, но ведь частью Албании не стало. Пусть бы Крым превратился в еще одну непризнанную республику — их в мире хватает, но оттяпывать себе его было нельзя. И все-таки надеюсь, что точкой невозврата это не станет, со временем — возможно, даже при жизни одного поколения — все наладится.

— Вы были одним из немногих представителей российской интеллигенции, кто протестовал против аннексии Крыма. Вы считали, что это нецелесообразно прежде всего с экономической точки зрения?

— Да с любой! Количество «минусов», которые Россия получила в связи с присоединением Крыма, не идет ни в какое сравнение с парой-тройкой хилых «плюсов», которые она приобрела. Мы рассорились со всем миром. Будем теперь дружить с Венесуэлой и Индией.

— Вы забыли о Китае.

— С китайцами не так просто — они на все смотрят с прищуром.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter