Петька, о котором не сочиняли анекдотов

Владимир ЛУГОВСКИЙ После премьеры, которая прошла 5 ноября 1934 года в петербургском кинотеатре "Титан", фильм Сергея и Георгия Васильевых "Чапаев" долгие годы не сходил с экранов. Было все: и толпы, осаждавшие кинотеатры, и транспаранты: "Мы идем смотреть "Чапаева", и катастрофическая нехватка копий, и необъяснимая надежда зрителей, пересматривающих картину снова и снова, что сейчас пуля пройдет стороной и Василий Иванович выплывет.

Петька из "Чапаева"

"Чапаев" собрал немыслимую по тем временам коллекцию наград: от первой премии 1-го Московского международного кинофестиваля в 35-м до Гран-при Всемирной парижской выставки в 37-м. "Нью-Йорк таймc" назвала его лучшим советским звуковым фильмом. Да что там американцы - сам Сталин благосклонно отозвался о картине. Кто бы об этом сегодня вспомнил, если бы этот фильм не разошелся на цитаты, не породил невероятное количество анекдотов? И согласитесь, появившемуся в начале 70-х Штирлицу далеко до Чапаева, Петьки, Анки-пулеметчицы... "Василий Иванович, а ты стакан водки выпить сможешь?". - "Смогу, Петька". - "А литр?". - "И литр смогу". - "Ну а ведро выпьешь?". - "Нет, ведро только Ленин может". Разумеется, создатели фильма сразу были зачислены в классики советского кино. Режиссеры Васильевы, исполнитель главной роли Борис Бабочкин были удостоены в 1941 году Государственной премии СССР. Не остался обойденным почестями и Алексей Кмит, сыгравший Петьку.

"ПОВЕРИЛИ СПЛЕТНЯМ, ЧТО КМИТУ НАЛИЛИ ПОД КОЖУ ВОСКА?"

К 61-му году, о котором идет речь, создатели ленты "Чапаев": ее режиссеры, актеры - стали легендой. И вдруг выясняется, что знаменитый Петька, Алексей Александрович Кмит, утвержден в нашей картине "Где-то есть сын" на роль Матроса. На другие пригласили народного артиста СССР, трижды лауреата Сталинской премии Николая Симонова и Светлану Дружинину.

Надо признать, что для Кмита роль Матроса была настоящим подарком судьбы. Фильм "Чапаев" остался далеким, сладостным воспоминанием, а в последующие годы он не сыграл ничего примечательного - как говорится, одну "полову". Поэтому приехал "Петька" веселый, окрыленный.

В кинофильме "Чапаев" снимался и Николай Симонов, сыгравший лихого комвзвода Жихарева. Встретившись с ним в гримуборной, Кмит обрадовался так, будто и не минула четверть века. "Привет, Коля! - воскликнул он и бросился целоваться. - Ну как поживаешь? А ты еще ничего, выглядишь молодцом! А помнишь?..". Увидев, что корифей не намерен предаваться воспоминаниям, мы поспешили выпроводить Кмита в костюмерную. Когда он ушел, Симонов поднял удивленные брови: "А кто это?".

Неизвестно, он и правда не узнал бывшего партнера или решил пресечь амикошонство. Но прославленный актер и далее избегал встреч с Кмитом - не жаловал балагуров. А Кмит отправился знакомиться со съемочной группой, с киностудией, и делал это весело, с доброжелательной шуткой. С каждым общался как с равным, но ни на минуту не забывал, что он живая легенда. Это чувствовалось в каждом его движении, в чуть ироническом взгляде.

В основном съемочная группа была с Ялтинской киностудии, только мы с режиссером Артуром Войтецким приехали на постановку фильма из Киева, а молодой оператор Юрий Ильенко - из Москвы. Обосновались мы в гостинице "Ореанда". Через дорогу- море, пляж. Здесь пожелал поселиться и Алексей Александрович. С Юрой мы некоторое время жили в одном номере. И в первый же вечер к нам пожаловал Кмит.

- Господа собираются ужинать? - весело воскликнул с порога. - Показывайте, где тут у вас приличная харчевня! Пошли! Пошли! Я угощаю!

Юре, наверное, не понравилась такая бесцеремонность - отказался, а я не стал делать из этого проблемы, повел "Петьку" в ресторан на первом этаже гостиницы. Нашлось укромное местечко за столиком на двоих, и, лишь уселись, Кмит непринужденно сказал: "Меня зовут Сей Саныч. Ленька остался в далекой молодости".

Я тоже назвался. Потом спросил в том же ироническом тоне: "Сей Саныч - это для оригинальности?". - "Нет. Для друзей".

Мы сидели друг напротив друга, и ему, наверное, показался слишком пристальным мой взгляд. Кмит иронически хмыкнул: "И вы туда же?". - "Куда?" - не понял я. "Нос рассматриваете? Поверили сплетням, что Кмиту сделали на носу операцию, под кожу налили воска, который зимой задубевает, а летом расплывается по всему лицу!" - и громко расхохотался.

В конце вечера мы уже перешли на ты.

Наверное, Кмиту скучно было вечерами одному сидеть в номере, и он стал заходить к нам каждый раз с предложением вместе поужинать или просто прогуляться. Я всегда принимал приглашение, а Ильенко преимущественно оставался в гостинице. В то время у него было хобби - живопись. Он дал себе зарок написать 100 портретов своей жены Ларисы Кадочниковой.

У Сей Саныча как-то с самого начала не сложились отношения с Юрой. Появляясь у нас, Кмит не мог удержаться, чтобы не заглянуть через плечо Ильенко на холст, чего тот терпеть на мог. Мало того, гость еще и отпускал какую-нибудь ироническую реплику. Юра в долгу не оставался, держался с классиком на равных - он смолоду умел дать отпор. Поэтому в критический момент мне приходилось уводить Сей Саныча из номера.

ТРУДНО БЫЛО ПРЕДСТАВИТЬ, ЧТО ЭТОТ ЛЕГЕНДАРНЫЙ АРТИСТ НЕ МОЖЕТ СЫГРАТЬ ЭЛЕМЕНТАРНУЮ СЦЕНУ

Однажды, прогуливаясь по Набережной, я обратил внимание на красивую женщину лет 30-ти. Она плыла над людским потоком с гордо поднятой головой, независимая и загадочная. Казалось, для нее не существовало ни этой улицы, ни окружения. Мысленно она витала где-то высоко, поднявшись над этой праздной толпой и южным городом. Но вдруг, поравнявшись с нами, подняла глаза и легонько поклонилась Кмиту:

- Здравствуйте, Алексей Александрович!

- Здравствуйте, Лидия Александровна! - мы остановились. -Давно приехали?

- Два дня назад, - ответила вежливо, но сдержанно.

- Где живете?

- В "Ореанде".

- Я тоже. Значит, еще увидимся. И мы разошлись.

- Кто такая? - спросил я.

- Понравилась?

- Нет слов!

- Не по Сеньке шапка! - ответил шуткой, понимая что такая женщина не для меня.

На другой день вечером Сей Саныч предложил поужинать в гостиничном ресторане. Войдя в полукруглый, ярко освещенный зал, Кмит направился к столу под пальмой в кадке, за которым сидела одинокая женщина. Остановился перед ней, весело поздоровался. Это была она!

- Можно возле вас? - игриво спросил Сей Саныч. И еще не заняв место, лукаво молвил:

- Разрешите познакомить вас с моим другом. Владимир Луговской!

Дама готова была подать руку, но, услышав мое имя, застыла. Подняла на Кмита глаза, сказала сухо, с укором:

- Не думаю, что эта ваша шутка остроумная...

Сей Саныч ничуть не смутился:

- Этого человека на самом деле зовут Владимир, а фамилия Луговской.

- Это правда? - все еще недоверчиво спросила Лидия Александровна.

- Если быть точным, не Луговской, а Луговский, - ответил я, не понимая, что так смутило незнакомку. Больше мы к этой теме не возвращались.

Кто эта женщина, я узнал от Кмита, когда мы вернулись из ресторана.

После окончания художественного института она приехала в Ялту отдохнуть, а заодно и пописать крымские пейзажи. Тогда же и встретилась с уже немолодым известным поэтом Владимиром Луговским. Юная художница стала его последней любовью. Умирая, поэт завещал ей похоронить свое сердце здесь, в Ялте, где они впервые были счастливы. С тех пор она каждый год приезжает сюда в день его смерти, чтобы возложить цветы. Конечно же, "сюрприз" Сей Саныча был для нее неуместным и болезненным.

Локальные съемки в Ялте закончились, и группа переехала в Казантип. Осень все чаще напоминала о себе, а у нас оставались не снятыми две большие летние сцены. Не было партнерши Старика и Матроса - главной героини Светланы Дружининой, - снималась в другой картине. Наконец приехала.

Начали с простой, по сути, информативной сцены - Матрос и Надя приходят к Старику за благословением. Диалог в основном вел Матрос. В авторской интерпретации это был сильный, уверенный в себе, немного развязный, резкий человек. Все эти черты были заявлены на репетиции. Но когда включили камеру, Кмит вдруг сник, преобразился до неузнаваемости, растерялся, начал путаться в тексте. Сам понял: не то получается, и попросил сделать перерыв. Спустился к морю, походил по берегу...

Объявили второй дубль. Начал сцену неплохо, но посреди диалога опять выпал из образа. Еще раз остановили съемку. И еще раз. Трудно было представить, что этот легендарный артист не может сыграть элементарную сцену. Посоветовавшись, Войтецкий и Ильенко решили отложить съемку этого эпизода на несколько дней, дать возможность актеру успокоиться.

Но на следующий день была запланирована другая сцена, когда Матрос и Надя вместе с молодежью приходят звать Харла-шу на свадьбу. И отменить ее было невозможно. Накануне привезли из Феодосии массовку, задействовали киевских актеров. Погода стояла солнечная, теплая, море покрылось серебристыми гребешками. Всю сцену решили снимать одним кадром: шумная свадебная компания вместе с новобрачными подплывает к дому Харлаши на фелюге. Все выходят на берег и крутой тропинкой в расщелине поднимаются наверх, где их ожидает Старик. Здесь на среднем плане и происходит диалог.

"ПОДСКАЖИ ИЛЬЕНКО ПО-ДРУЖЕСКИ: ПУСТЬ ОН ПОМЕНЯЕТ ТОЧКУ"

Но потрясение, пережитое Кмитом накануне, не прошло бесследно. На съемочную площадку он приехал опустошенным, усталым и разбитым. Еще бодрился, пытался шутить, но все остроты выглядели плоскими и жалкими. В глазах застыл страх. После нескольких репетиций его растерянность заметили все. Со съемкой решили повременить, надеясь, что артист успокоится. Но Кмит понял: его участие в фильме решается именно сегодня. Этой сценой. Нервы не выдержали, и он сам попросил начать съемку.

К сожалению, перебороть себя он так и не смог. Беднягу выдавала дрожь в руках. Он засунул их в карманы, но это не спасло - прерывалось дыхание, пересыхали губы, комкались слова.

Видимо, сказались длительные творческие простои, из-за которых артист теряет не только профессиональные навыки, но и веру в себя. Он стал бояться камеры, своей ответственности перед киногруппой, перед молодежью, для которой он был живой легендой, перед знаменитым партнером. Ведь и он, Кмит, не случайный человек в кинематографе. Однако после трех вымученных дублей стало понятно: этот артист роль Матроса не вытянет.

После съемки мы возвращались на базу автобусом. Кмит занял самое последнее место, повернулся к окну с отсутствующим видом.

В селе, выйдя из автобуса, сказал:

- Пойдем, Вольдемар, перед ужином пивка попьем. Заскочу лишь домой по рыбку.

Мы устроились за лавкой на ящиках, принялись разделывать тарань. Чтобы отвлечь его от черных мыслей, я вспомнил историю любви пожилого поэта и молодой художницы, с которой меня познакомил в Ялте Сей Саныч. Сказал, что хочу об этом снять фильм. Но собеседник слушал невнимательно, поглощенный своими мыслями.

- Дыхалка подвела... - неожиданно прервал он меня.

- В каком смысле? - не понял я.

- Да там... на съемке, - сказал Кмит, не поднимая глаз. - Понимаешь, подъем к хате очень крутой... Да и неудобный... булыжники, камни... Того и гляди ногу сломаешь... А я уже не в том возрасте...

У меня не нашлось утешительных слов, да он, наверное, в них и не нуждался.

- И далось Ильенко снимать этот кадр в расщелине! - раздраженно воскликнул Кмит. - Ведь могла же вся эта компания не на фелюге приплыть, а прийти со стороны села... спуститься с горы! Что, расщелина интересней?

- Думаю, интересней, - не захотел кривить душой я.

- Да глупость это! Смотря как выставить кадр! А главное, как сыграть! Если актер выходит на крупный план с высунутым языком, о каком творчестве может идти речь?! Это же надо понимать! А Ильенко актерской профессии не учили, его учили снимать! Ты подскажи Юре по-дружески, пусть он поменяет точку...

Подумалось: "Бедный-бедный Сей Саныч, он еще надеялся на пересъемку!".

А вечером собрались на совещание и единогласно решили, что актера нужно заменить. Чтобы это выглядело деликатнее, в группе объявили выходные, несколько актеров отпустили домой, в том числе и Кмита. Вместе с ним в Москву на поиски другой кандидатуры должен был вылететь и я. Сам Сей Саныч все понял, но старался не подавать виду, хотя это стоило ему немалых усилий. В Симферополе мы зашли пообедать в аэропортовский ресторан. Выпили. Однако настроение не улучшилось - в его глазах стыла безысходная тоска.

Расставаясь в Москве, я сказал беззаботно-легкомысленно: "Ну до свидания, Сей Саныч!". - "Не до свидания, а прощай..." - с нескрываемым укором, как предателю, ответил Кмит, и в глазах этого всегда веселого человека появились слезы. Повернулся и ушел в ночь, не подав руки.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter