Эдита ПЬЕХА: «В Каннах мой номер на пятом этаже находился, и вот среди ночи Броневицкий полез туда по отвесной стене. Проснулась я от того, что рядом кто-то тяжело дышит, — открыла глаза, а это он: «Где Магомаев?». Я возмутилась: «Ты еще с ума сходить не перестал? Ищи!»

Часть II

«РОМАН С ГАГАРИНЫМ? Я ДАЖЕ МЫСЛИ ТАКОЙ НЕ ДОПУСКАЛА — ЭТО ЖЕ КОС-МО-НАВТ!»

— Задам вам прямой вопрос и на такой же надеюсь ответ. Из авторитетных источников мне известно, что у вас был роман с Гагариным — это правда?

— (Эмоционально). Дима, вы что, смеетесь? Единственно, мне посчастливилось побывать, так сказать, ношей на его плечах.

...Под Москвой есть дом отдыха «Переделкино», и там по линии ЦК комсомола на какой-то из праздников собрали всех космонавтов — еще бы, герои! Мы в волейбол играли: они — с одной стороны, артисты — с другой, и в один из моментов я рванула к мячу и здорово подвернула ногу. Упала, слезы... Гагарин ко мне подбежал: «Я проведу вас», а я наступить не могу. Короче, схватил он меня, как мешок, закинул на спину и донес до медпункта, где мне сделали перевязку и заморозили растяжение, ну, ну а пока нес, корреспондент газеты «Правда» Юрий Воронов сделал снимок, который обошел очень много изданий. Помню, кто-то из журналистов язвительно спросил: «Как же он вас нес на плече? Гагарин же маленький». — «Он, — ответила я, — космонавт!».

Кстати, до этого у нас уже была встреча в гостинице «Юность», которая считалась тогда самой модной. Мы довольно часто там выступали, и в зале обязательно присутствовали космонавты. После одного из концертов (в нем и Клавдия Ивановна пела — еще жива была) организовали какие-то посиделки, и вдруг меня спрашивают: «Вы любите бильярд?». Я развела руками: «Не знаю, с какой стороны к нему подойти». — «Да? А Гагарин хочет с вами сыграть партию». — «Вы что? — засмеялась. — Я ж не умею».

Все-таки уговорили меня: «Давайте попробуем. Это просто: берете кий, толкаете шар — и все». Юра так ловко мне подыграл, что получилось, будто я его победила.

— Гагарин, однако, вам нравился? Не сожалели, что ничего с ним не произошло?

— Я даже мысли такой не допускала — ну что вы! Это же кос-мо-навт — понимаете? Недосягаемый человек! Он для меня был такой же иконой, как те, на которые я, верующая, молилась...

Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

— Еще мне рассказывали, что на гастролях в Каннах среди ночи к вам в номер с криком: «А ну, где тут прячется Магомаев?!» — ворвался вдруг... Броневицкий, чудом получивший визу во Францию. Так все и было?

— (Смеется). С маленькими нюансами. Нас пригласили на международную ярмарку фирм грамзаписи, где вручали призы обладателям рекордных тиражей.

— От Союза были вы и Муслим Магомедович?

— Да, два исполнителя, у которых вышел не один миллион пластинок.

— Почему же супруг искал у вас Магомаева?

— Объясняю. Фирма «Мелодия» решила, что во Францию я могу поехать одна (хотя мне надо было там петь!), и визу на Броневицкого не оформили. Выяснив, в чем причина, я настояла, чтобы пусть и задним числом, но ситуацию как-то исправили — в результате Сан Саныч опоздал лишь на день или на два. Мой номер на пятом этаже находился, стена гладкая, но рядом проходил коридор, форточка была открыта...

— ...и ваш ревнивый муж полез по отвесной стене?

— Расстояние там небольшое, ему как-то удалось зацепиться, открыть форточку, но этого я не слышала. Проснулась от того, что рядом кто-то тяжело дышит, — открыла глаза, а это Броневицкий: «Где Магомаев?». Я возмутилась: «Ты еще с ума сходить не перестал? Ищи!». Сначала Шура не верил, что Муслима в моем номере нет, но, убедившись, что я чиста, успокоился. Да, таких ситуаций было немало!

— Открою вам небольшой секрет: об этом случае я и с Муслимом Магомедовичем говорил...

— И что же он вам рассказывал?

— Утверждал, что на вашей территории быть не мог, но благодаря знакомой телефонистке часто вел с вами долгие телефонные переговоры...

— Точно, была у меня телефонистка-поклонница, а Магомаев... Что вам сказать... Как-то в Харькове (еще до того, как я лед назвала неправильно) наши гастроли совпали: он в Опере пел, мы — в зале каком-то, но жили в одном номере...

— В одной, вы хотели сказать, гостинице?

— Да, ну, конечно, — видите, как можно оговориться? Не знаю, откуда у нас театральные костюмы взялись, — может, за кулисами их нашли... Сан Саныч, короче, мундир Наполеона надел, Муслим облачился в сюртук и причесался под Гитлера, а мне дали какой-то кафтан. Броневицкий тут же срежиссировал сцену: я прилегла, надо мной встал раздавленный «Наполеон» и рядом — торжествующий «Гитлер». Кто-то нас сфотографировал, и получился снимок, который назвали «Поверженная Франция» (фантазия у них была безграничная). После этого мы с Магомаевым подружились.

Помню, приезжаем с Шурой в Баку, и Муслим выходит на сцену с розами, а следом Бюль-Бюль-оглы...

«Я поняла, что любить и быть любимой мне просто не написано на роду. Мое счастье на сцене!»

— ...с еще большими розами?

— Нет-нет, он фиалки дарил, поскольку всегда старался подчеркнуть свою скромность — у них соперничество какое-то было. Ну а моя знакомая телефонистка, замечательная Анна Иннокентьевна, время от времени звонила мне и спрашивала: «С кем вас соединить?» — и чьи номера телефонов знала, тех и набирала. Раз я, не помню уже почему, с Муслимом поговорила, в другой раз — еще с кем-то.

— Ей, видимо, интересно было это послушать...

— Может, и так, но никакого романа у нас с Магомаевым не было.

— Тем не менее сватов, как вы утверждали в одном интервью, он присылал?

— Муслим это отрицает, хотя что тут такого?

«ВДРУГ В ДВЕРЬ СТУЧАТ ТРИ АЗЕРБАЙДЖАНЦА И С ПОРОГА: «МУСЛИМ МАГОМЕДОВИЧ ПРОСИТ ВАШЕЙ РУКИ». — «ВЫ ЧТО, — ГОВОРЮ, — СМЕЕТЕСЬ? Я ЖЕ ЗАМУЖНЯЯ ЖЕНЩИНА»

— Он мне сказал: «Какие сваты — мы что, в ауле живем? Если бы я захотел что-то ей предложить, лично сказал бы: «Дита, выходи за меня замуж»...

— В тот день в гостинице «Россия» отмечали его 30-летие и по такому случаю закатили шикарный банкет. В Муслима же все были влюблены: Светлана Моргунова, жена Роберта Рождественского Алла... Употреблять алкоголь я не могла, а там — так получилось! — мне водку дали. Несколько глотков сделала, чувствую: нехорошо — спазмы сосудов, и убежала к себе в номер. Вдруг в дверь стучат три молодых азербайджанца и с порога: «Муслим Магомедович просит вашей руки». Господи, мне так плохо... «Вы что, — говорю, — смеетесь? Я же замужняя женщина. Вон там мой муж сидит, обращайтесь к нему». — «Нет, он у вас просил»...

Мне было смешно нашу пьяную дискуссию вспоминать, и я это рассказывала как комический случай. Может, это была самодеятельность его друзей и Муслим ничего не знал... У него было очень много поклонников — и среди мальчиков, и среди красивых женщин, — но он искал свою судьбу и встретил: жаль только, поздно. Тамара — прекрасная женщина...

— Вашим вторым мужем стал курировавший Ленконцерт полковник КГБ Геннадий Шестаков...

— Это неправда, он всего лейтенантом был — старшим оперативным работником.

— Вы где-то сказали: «Водку он любил больше, чем меня» — это так?

— Такая уж у него судьба. Начинал как легкоатлет, бегун на средние дистанции, был чемпионом Хабаровского края, бил все рекорды, но наступил момент, когда из спорта пришлось уйти по возрасту, а дальше уже не заладилось. После армии его в КГБ направили, поскольку человек он физически развитый...

В свое время питерский мэр Анатолий Собчак присвоил Пьехе звание «Королева Санкт-Петербурга», а в прошлом году к 70-летию Эдита Станиславовна получила от Владимира Путина орден «За заслуги перед Отечеством» III степени

— ...а в органах Шестаков далеко не пошел...

— Там его научили пить, и он заливал свое горе: раньше был чемпионом, а стал никем. От природы он был очень смекалистым и неглупым, и водка, конечно, ему мешала. Я что есть сил лепила из него своего помощника, помогла ему поступить в театральный... Он заочно окончил экономический факультет и мог бы найти себе дело, но зеленый змий оказался, увы, сильнее.

— С вашим третьим мужем Владимиром Поляковым я познакомился, когда лет 13 назад брал у вас интервью. Исключительно словоохотливый человек, живчик, он уверял меня, что работал с самим Ельциным...

— Царствие ему небесное!..

— Ельцину?

— Нет, Володе.

— Как, разве он умер?

— (Вздыхает). Почему-то все мужья мои умирают..

Я, Дима, не могу простить, что он был лгуном, выдумщиком таким, что дальше некуда, и я, как это часто бывает, узнала об этом последней. Он покупал для меня песни, которые не сочинял...

— ...а говорил, что пишет их сам?

— Ну да... Когда все это собралось воедино, я сказала ему: «До свидания!».

— Но вы влюбились в него или замуж пошли потому, что хотелось опять опереться на мужское плечо?

— (Горько). Я опять себе все придумала. Он же целый спектакль устроил: год с лишним в любом городе СНГ мне на сцену от него выносили цветы. Понимаете, какой ход?

— Недешевое удовольствие!..

— ...но Поляков не за свой счет это делал — умел. Устраивая банкеты, например, приглашал людей, которые за все платили.

— Талантливым был по-своему...

— По-советски... В том плане, что ухитрялся выставлять и жить за чужой счет. Бог мой, как я могла попасться на эту удочку?

— Складывается впечатление, что, сменив несколько мужей, вы женского счастья так и не обрели...

— Мое счастье — на сцене, а значит, нельзя быть жадной и требовать от судьбы все сразу. Я поняла просто, что любить и быть любимой мне, как и моей маме, не написано на роду.

Несравненную Клавдию Шульженко Эдита Пьеха боготворила всю жизнь. «Если сердце поет, все запоет», — часто повторяла Клавдия Ивановна

— Помню в вашем исполнении потрясающую песню «На тебе сошелся клином белый свет»... На ком в результате он сошелся для вас?

— У меня еще такая была песня: «А ты любви моей не понял, и напрасно, и напрасно...». (Вздыхает). Каждому человеку полагается своя доля удачи — все сразу иметь невозможно. Осознав, как промахнулась, поверив в товарища Полякова (я же сама себе в лицо плюнула!), сказала: «Все! Только сцена и ничего больше!».

— Вы немножко наивная — правда?

— Не то чтобы наивная — доверчивая! Нельзя же, в конце концов, никому не верить...

— Он сладко «пел», говорил, что любит вас едва ли не всю свою жизнь...

— Были не только слова... Поляков утверждал, что он музыкант, хотя на самом деле чуть-чуть учился в музыкальной школе, на клавишах что-то перебирал — а я и поверила. Любовь слепа! Искала опору, которой так и не стал папа... Отец лишь один раз меня защитил: когда мне было четыре года и меня хотели незаслуженно наказать, заступился. Я чувствовала себя такой беззащитной и, когда увидела цветы, песни, которые Поляков якобы мне сочинял, подумала: «Наконец-то! Ровесник, да еще и на сцену не рвущийся, — вот кто мне поможет!». Рано радовалась — вскоре он повадился туда выходить. Я и не раскусила, что это самовлюбленность, желание везде быть при Пьехе.

— Я вспоминаю фильмы с вашим участием: «Судьба резидента», «Неисправимый лгун», «Бриллианты для диктатуры пролетариата» — у вас могла сложиться неплохая кинокарьера...
— Я все-таки больше любила петь и верила, что это мое призвание... Мне, кстати, предлагали драматическую роль в ленинградском Александринском театре — в спектакле «Варшавская мелодия».

— Гелю вы бы могли сыграть хорошо!

— Видимо, да, но я отказалась, и сейчас думаю, что напрасно. Игорь Олегович Горбачев, худрук, говорил: «Я в вас верю», но у меня был один ответ: «Боюсь, не смогу...». Просто в моем голосе посыла в зал нет — я привыкла использовать микрофон.

«В ЧЕМ ДЕЛО?» — СПРАШИВАЮ МУЗЫКАНТОВ. «ЭДИТА СТАНИСЛАВОВНА, У НАС НЕПРИЯТНОСТИ, И БОЛЬШИЕ»

— В Советском Союзе почетного звания народного артиста СССР удостоились на эстраде считанные исполнители: Утесов, Шульженко, Кобзон, Богатиков, Пугачева, Ротару и вы... Как вы узнали о присвоении?

— Мне же, представьте себе, дважды отказывали. Все думали, что уж по случаю 50-летия непременно дадут, но меня опять обошли, и это стало последней каплей... Я знала, что ничего не получу, — от Льва Николаевича Зайкова, бывшего мэра города, потом первого секретаря Ленинградского обкома партии, а впоследствии секретаря ЦК и члена Политбюро. Он попросил навестить его в канун моего юбилея и произнес: «Я в курсе, вы ждете звания народной артистки Советского Союза. Мы этого тоже хотим, но в обкоме есть человек, который вас очень не любит».

«Осознав, как я промахнулась, поверив в товарища Полякова, сказала себе: «Все! Только сцена и ничего больше!». С третьим мужем Владимиром Поляковым

— Кто?

— Дай Бог памяти — как-то на «л»... А, Лопатников! Он сказал: «Костьми лягу, но звания она не получит. Иностранка, которая внедрилась на нашу эстраду, не имеет права его носить». В общем, я была уже подготовленная к тому, что мне народной Союза не быть, а через месяц, когда отмечала двойной юбилей: 50-летие по паспорту и 30 лет на эстраде, — о том, что звание мне зарубили, узнали все.

Обычно указ о его присвоении оглашали в концертном зале — еще до того, как опубликовать в прессе. Вместо этого на сцену вышла моя почитательница из Житомира Валентина Чмут (бывшая врач, а сейчас уже пенсионерка) и прочитала очень грустные стихи: типа, как жаль, что одним росчерком пера решаются судьбы... Закончила она словами: «Именем советского народа мы вам присваиваем звание народной артистки СССР», и весь трехтысячный зал встал! Естественно, молва об этом облетела страну.

Обиду я проглотила и продолжала работать, гастролировать... 12 октября 88-го года у меня был заключительный концерт для наших летчиков в Венгрии, где-то под Будапештом. Приезжаю туда на машине, выхожу и вижу огромный щит, на котором написано: «Народная артистка Советского Союза Эдита Пьеха». У меня сердце сжалось...

— Представляю!

— «А где командир? — спрашиваю. — Пожалуйста, уберите этот плакат. Я народная артистка РСФСР, но не Союза. Почему? Давайте об этом не будем»... Он стал меня успокаивать: «Эдита Станиславовна, да плюньте! Для нас вы давно народная артистка СССР. Не дали чиновники — а мы их ошибку сегодня исправили».

После каждого концерта между тем устраивались посиделки, где ребята позволяли себе расслабиться. Тогда я еще могла немного сухого вина выпить — спазмы сосудов от алкоголя появились попозже (ангел сказал: «Не надо!».). В общем, легла я спать, и снится мне первомайская демонстрация: у меня в руках транспарант, а на нем что-то хорошее обо мне написано (правда, вспомнить слова не могла).

Вдруг просыпаюсь от жуткого грохота в дверь — вежливо входят мои музыканты, и такие лица у них странные... «В чем дело?» — спрашиваю. «Эдита Станиславовна, у нас неприятности, и большие. По радио только что передали...». Я подскочила: «Что? Что случилось?». — «Давайте-ка лучше сядем. Проснулись?». — «Да не томите же!». Тут Игорь Антипов — моя правая рука, первый помощник, ставит на стол бутылку вина, ребята достают бокалы... «Эдита Станиславовна, по радио передали, что вам присвоено звание народной артистки Советского Союза». И хором: «Пьем!». Это было 13 октября...

Когда возвращались из Венгрии — слушайте, нас надо было из поезда вынимать. На всех станциях вносили канистры с вином, поздравляли. Солдаты, офицеры — вся группа войск за меня радовалась. Не в моей натуре (такого в крови нет!) возить с собой кинокамеру, поэтому никто этого не снял, а жаль... Приезжаем на Витебский вокзал и видим перрон, запруженный транспарантами, — сбылся сон! Я еле к машине протиснулась...

Когда-то любимая овчарка Джулия раздробила Эдите Станиславовне колено. «Я два года сидела в железных оковах, стала есть все подряд, но, несмотря ни на что, надеюсь еще немного поиграть в Пьеху»

— Счастье — правда?

— В такие минуты и понимаешь, что стоит жить, что настоящее трудно дается. Да, пусть не с первого раза, но высочайшее звание я получила, а стало это возможно еще и благодаря тому, что моего недоброжелателя сменили... Помню, звонок из обкома партии — приглашает секретарь по идеологии. «Кто, Лопатников?» — спрашиваю. «Нет, Дегтярев». — «А по какой причине желает меня видеть?». — «Хочет побеседовать по душам».

Приехала, меня провели в кабинет... Он улыбается: «Я тоже философский факультет университета оканчивал. Вы, правда, учились заочно и чуть позже, потому что младше». Потом Дегтярев спросил: «Скажите честно, это вы организовали себе звание народной артистки Советского Союза?». Меня это так поразило: «Я? Как? Мне же дважды отказывали!». Он предложил: «Не хотите пройти в комнату, где мы получаем почту?». Я удивилась: «Там что, есть для меня конвертики?». Оказалось, не конвертики — мешки писем со всех концов Союза, и в каждом: «Почему вы обидели Пьеху? Она народная артистка СССР!».

— Фантастика!

— Дегтярев обвел бумажные залежи рукой: «На эти обращения мы не могли не отреагировать, но как вы их подготовили?». — «На чем мне поклясться, что не имею к ним ни малейшего отношения? (Перекрестилась). Вы-то неверующий, но я католичка. В прошлом году огромный зал узнал, что в звании мне отказано, а дальше — сарафанное радио. На сцене я 31 год, и в каждом городе есть люди, которые меня любят, — вот и все!». Он поднял вверх руки: «Вы меня убедили, спасибо, а то закралось, понимаешь, сомнение...».

«КАК ОКАЗАЛОСЬ, ФРАЗА ПУГАЧЕВОЙ ПРОРОЧЕСКАЯ: Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО УЖЕ ПОЧТИ ВЕЧНАЯ»

— В прошлом году вы широко, с размахом отметили 70-летие. Почему в отличие от подавляющего большинства женщин скрывать свой возраст не считаете нужным?

— Скрывать? А зачем? Лет с 30-ти я получала записки: «Вы ровесница моей мамы, которой исполнилось 40, — меня еще в детский сад не водили, а вы уже были известной артисткой». Однажды в ответ у меня вырвалось: «Вы поздно пошли в детский сад, а я рано начала выступать». С тех пор своих лет не скрываю.

— Иосиф Давыдович Кобзон специально прилетел в Санкт-Петербург, чтобы вас поздравить...

— ...он молодец!..

— ...но почему же не приехала и даже не позвонила Алла Борисовна Пугачева? Может, у вас какой-то конфликт произошел?

— Нет... Нет! У нее была очень хорошая мама, я гостила у них дома... Знаете, причину я привыкла искать в себе. «Может, — подумала, — надо было послать персональное приглашение?», но я никого не звала — иначе считала бы, что напросилась. Кто, в конце концов, хотел, тот и приехал: Иосиф, Вахтанг Кикабидзе, Рогожин Сергей, Хиль был со всей семьей, Тамара Гвердцители — всех и не перечислишь.

— Я просто помню фразу Пугачевой: «Вечная вы наша», брошенную в ваш адрес на одном из концертов с какой-то издевкой...

— (Улыбается). Как оказалось, это фраза пророческая: я действительно уже почти вечная. Никогда ни о ком плохо не говорю, но Пугачева сама придумала себе звание — Примадонна, а мне незачем что-то изобретать. Еще наш бывший мэр — покойный Анатолий Александрович Собчак — официально присвоил мне титул: «Королева песни Санкт-Петербурга» и вручил грамоту, подтверждающую это, так что иногда могу пошутить: «А я королева Санкт-Петербурга».

Дита с внуком. «Главное, чтобы Стас себя не потерял, чтобы уважал людей и для них старался»

— Со стороны Пугачевой к вам никогда не было зависти, ревности?

— Не знаю — у меня слишком много своих проблем, чтобы вникать еще и в чужие. Если честно, мне даже не было больно: если и огорчилась, то за Аллу, потому что люди истолковали это не в ее пользу. Так же мои почитатели восприняли и отсутствие Сони Ротару. Как моя мамочка говорила: что, у нее корона бы с головы упала, если бы телеграмму послала? Знаменитая французская певица Жюльетт Греко однажды сказала: «Je suis, comme jе suis». — «Я такая, какая есть». Не надо играть: мне кажется, если артист кого-то изображает, он утрачивает свою личность, теряет себя.

— Что бы ни говорила Пугачева насчет вечной, выглядите вы и впрямь потрясающе...

— Стараюсь...

— В чем же секрет вашей молодости?

— В свое время я услышала от кого-то из корифеев, что звание артиста дает не права, а обязанности. Знаете, Дима, я никогда ничего для себя не требовала, а если о чем-то просила, то в очень тактичной форме.

— Наверняка вы еще добрая...

— Да, но не добренькая — это низко.

Все, связанное со сценой, для меня свято: я даже не позволяю себе присесть в концертном платье на стул, потому что выхожу в нем к людям.

— У вас просто немножко школа другая...

— Я как-то спросила у Любови Михайловны Черниной (опереточной примы): «Скажите, благодаря чему вы так хорошо выглядите — вам ведь уже 60?». — «Деточка, — она мне ответила, — рецепт один: работать, работать и работать. И уважать публику!». То же самое говорила Шульженко, когда я удивлялась: «Какие у вас красноречивые руки!». Клавдия Ивановна уверяла: «Если сердце поет, все запоет. Не думайте ни о чем другом, уважайте публику — вы для нее живете».

«ШУЛЬЖЕНКО В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ МЕНЯ УЖЕ НЕ УЗНАЛА: АЛЬЦГЕЙМЕР СВОЕ ДЕЛО СДЕЛАЛ»

— Вы помните ее знаменитый юбилейный концерт в Колонном зале Дома Союзов, когда она, 70-летняя, кланялась зрителям в пояс?

— Да, я еще подумала тогда: «Вот бы и мне дожить до 70-ти и отпраздновать на эстраде полвека». Она ведь только-только накануне этих дат получила звание народной артистки СССР и жила очень бедно, в маленькой двухкомнатной квартирке на улице Усиевича. Когда я последний раз ее навестила, она уже никого не узнавала: Альцгеймер свое дело сделал. «Кто это?» — спросила у Шурочки женщина, которая за ней ухаживала.

Клавдию Ивановну я, как маму, боготворила. Разве забуду, как впервые услышала ее в Запорожье на 1 Мая, когда бушевала праздничная демонстрация и повсюду из репродукторов звучали песни? Я шла по улицам, глазела по сторонам, и вдруг до меня донесся удивительный голос. Я замерла. «Кто это?» — спросила, а мне: «Как, ты не знаешь? Это же наша Клавдия Ивановна, она всю войну для солдат пела».

Шел 59-й год, мы тогда работали бригадами: первое отделение было сборное, а во втором выступала «Дружба». Я столько всего о Шульженко узнала, а затем стала ходить на ее концерты и долго добивалась разрешения лично подарить ей цветы. Сначала меня не пускали, потом все-таки смилостивились, так что же вы думаете? Шульженко пригласила своего аккомпаниатора Додика Ашкенази и мне сказала: «Садитесь, я вам спою». Мне было неловко: «Клавдия Ивановна, я этого не заслужила. Единственно, чего хотела, — засвидетельствовать вам свое уважение и вручить ваши любимые розовые гвоздики».

— Великие были люди... Вы своему внуку о них рассказываете?

— Недавно такой казус был... В прошлом году я ему говорю: «Стас, у тебя и голос есть, и актерская жилка, но ты должен не вокальные данные демонстрировать, а проживать песню. Послушай Марка Бернеса, тебе пригодится». Он озадаченно на меня посмотрел: «Дита, а кто это?». Представьте теперь мою радость, когда 9 Мая вдруг мне звонят и говорят, что Стас спел «Темную ночь», да как хорошо!

Звездная династия в полном составе: Эдита Станиславовна с дочерью Илоной (крайняя справа), внуками Стасом и Эрикой

Я его номер набрала: «Стас, ты что, Марка Бернеса слушал?». — «Да, я перед тобой виноват, ты была права». Еще он взял по моей просьбе и всегда для меня поет «Чистые пруды» Талькова. «Теперь у тебя большой коллектив, — даю я ему совет. — Может, сделаешь, как твой дедушка, «Шаланды, полные кефали»? Будешь Костя-морячок с беломориной»... Он сразу в штыки: «Я не дорос». — «А ты попробуй». Где-то мой голос до него доходит, и я этим горжусь.

Не нужно уговаривать молодых, как когда-то Ленин, учиться, учиться и учиться: каждый должен сам понимать, столько еще неоткрытых им островов существует. Чтобы быть всегда актуальным артистом, надо уметь и к кому-то прислушаться, и посмотреть на себя со стороны... Не такая прическа, что-то еще не на уровне? Ты должен знать о себе больше, чем те, кто тебя не любит.

— Не сомневаюсь, что женщин интересует ваша диета, — вы ее соблюдаете или все едите подряд?

— Если заглянуть в мою биографию, всю досоветскую жизнь я сидела на строжайшей диете. Когда впервые стала питаться нормально, резко на очень много килограммов поправилась — никто меня не узнавал! Приехала на каникулы, а мама руками всплеснула: «Что это за поросенок откормленный? Что ты там ешь?». Я засмеялась: «Все! Два первых, два вторых, две плитки шоколада, сгущенное молоко» (она, кстати, даже не знала, что это)... «Нет, — сказала она твердо, — этому безобразию отныне конец». Месяц держала меня на зеленом салате и овощных супчиках...

Со временем я поняла, что не надо увлекаться съестным, а когда вычитала французскую поговорку: «Мы не живем для того, чтобы кушать, а кушаем для того, чтобы жить», стала есть только то, что очень мне нравится, и редко то, что очень-очень... Таким образом у меня постоянно было питание ограниченное, но умное и сбалансированное.

Сдержанность в еде не мешала мне быть здоровой, сильной и всегда в тонусе, бодрой. Плюс, конечно, движение: каждый день я проходила по шесть-восемь километров и потому поселилась в садоводческом товариществе за городом. Лес для меня — все, я по нему обожала гулять, пока среднеазиатская овчарка Джулия, которую подарил, кстати, Поляков...

— ...резко не потянула за поводок?

— Нет, понимаете... У нее ишемия сердца, и как-то раз после прогулки она легла и отказывалась идти домой оставшиеся полтора километра. Я хотела ее пожалеть, погладить, и тут другая собака начала с ней играть, теребить. Джулия — а в ней 80 килограммов веса — замахнулась, чтобы ее отогнать и своей головой, как кувалдой, попала мне случайно в коленку. (Вздыхает). Та вдребезги... У меня же еще с детства дефицит кальция: молока я не видела — его вкус только в Польше узнала, когда уже лет 9-10 было. Кости поэтому хрупкие, позади шесть переломов, но этот оказался прямо-таки роковым.

Я два года сидела дома в железных оковах (в таких шинах), стала есть все подряд, набрала лишние килограммы, но, несмотря ни на что, надеюсь еще «поиграть» в Пьеху, возродить ее ту, стройную.

— Вам и играть не надо, по-моему...

— Хочу тем не менее стать прежней: не худеть, а снова войти в форму. Пытаюсь тренировать ногу, чтобы опять ходить хотя бы по пять километров в день.

«ПЛАСТИЧЕСКИЕ ОПЕРАЦИИ АФИШИРОВАТЬ ТАК ЖЕ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО, КАК СВОЕВРЕМЕННОЕ ОБРАЩЕНИЕ К СТОМАТОЛОГУ»

— В 70-80-е годы женщины что есть сил вглядывались в телеэкраны: «Ну что Эдита с собой делает? Лицо все лучше и лучше!». Признайтесь, к пластическим операциям прибегали?

— Все и всегда нужно вовремя, не случайно поляки говорят: цо задужо, то не здрово — нельзя перегибать палку! В молодости моя природа или, выражаясь современным языком, генетика, работала на меня хорошо, а потом я пыталась понять, почему такая красивая Лоллобриджида, как удается чудесно выглядеть Софи Лорен. Искала и находила специальные книжки, выучила всякие упражнения для мышц лица... Понимаете, я отодвинула тот момент, когда понадобилась операция...

Ее надо сделать вовремя и так, чтобы никто ничего не понял. Так же, как своевременное обращение к стоматологу, эти вещи афишировать не обязательно, не надо кричать на весь мир: «У меня вставные зубы!», сделав их слишком белыми. Понимаете, все должно быть в меру: чтобы и тебе было приятно, и твоему окружению. Профессия тоже обязывает!

Эдита Пьеха — Дмитрию Гордону: «Мне приятно, что в Украине меня помнят! Щиро дякую! До побачення!»

— В вашем гардеробе, я знаю, десятки прекрасных платьев, и все светлых, пастельных тонов...

— Такая палитра тоже имеет свою историю, ведь я с четырех лет знаю, что такое траур. Когда хоронили папу, все было черным: накрытый покрывалом гроб, катафалк, попоны с золотыми кистями на лошадях — это первые, самые стойкие впечатления... Помню еще вокруг людей в черном, маму во вдовьем платье — в нем она год отходила... Потом умер брат, и опять дом погрузился во тьму, поэтому этот цвет — не мой.

Ну и, наконец, самое страшное совпадение... Я только отснялась в фильме «Судьба резидента», а там есть эпизод, где моя героиня Жозефина Клер танцует с разведчиком, которого должна соблазнить. На мне было маленькое черненькое платье для коктейля — мини и с крестом, вышитым бисером: так модельер захотела.

Как назло, что-то сшить к Новому году я не успела, а у меня тогда был закон: встречать его во всем новом. «Надену-ка это платье, — подумала, — я же его не носила, только в кино в нем снималась». Так и сделала, и наступивший 1971-й стал для меня годом сплошных потерь. Сперва похоронили отца Александра Александровича Броневицкого, затем умер кто-то из моих близких знакомых, а 3 августа не стало мамы.

— Вы ведь и замуж, по-моему, выходили в черном платье?

— Первый раз — да, просто другого не было. В общем, черному цвету я сказала: «Все! Больше никогда его в моей жизни не будет».

— У вас дома, насколько известно, живут собаки, которых, подобрав прямо на улице, вы спасли. Сколько же их всего?

— Сейчас пять, а было шесть — одна умерла. Только Джулию подарил Поляков, но и ее пришлось оперировать: обнаружили опухоль, ишемию сердца... Жизнь вдохнули, но бегает она с трудом, вот так (тяжело дышит). Остальное хвостатое племя — из подворотен. Один бомж, приблудившийся к нашему садоводству, дня три бегал по снегу, истекал кровью. Вызвали ветеринара, а тот руками развел: «Считайте, что пес уже мертв». Я: «Он так на нас смотрит — делайте что-нибудь!». — «Крови нет». — «А ее можно купить?». — «Да, но это дорого». За ценой мы не постояли, бродяга ожил, теперь дом сторожит, но приударяет за девушками — такой любвеобильный, что на неделю иногда пропадает.

Как-то я подобрала на стадионе маленькую собачку, а когда она выросла, мой садоводческий бомж до нее добрался, и эта красотка принесла от него 10 щенков. Всех раздали, а одного оставили: его тоже пришлось оперировать — какая-то опухоль. А как-то раз еду и вижу, что вот такусенького щеночка, перебегавшего дорогу, сбивает машина. Подобрала, конечно... Выяснилось, что ноги перебиты, но позвоночник цел. Четыре месяца он лежал, а теперь от моей кровати не отходит. Ему третий год, он мой личный охранник и ревнует буквально ко всем. Черный, очень смышленый, не крупный пес... Я смеюсь: «Броневицкий воскрес».

Был у меня и породистый миттельшнауцер, однако спасти его не удалось — умер от старости...

— Говорят, вы умеете хулигански свистеть.

— Почему хулигански? Публике я объясняю, что делаю это от избытка чувств, и она меня понимает...

— Свистите по-настоящему?

— Показать? (Залихватски свистит). Видите, очень просто.

— У нас с вами деньги теперь после этого будут водиться?

— Мама моя уверяла, что нет, но я махнула на них рукой. Конечно, не разбогатею — это мне не угрожает, но сколько судьба не пожалеет — все мои.

Свистеть я научилась в Польше: после Франции, где были затемненные окна, вой сирен и бомбежки (нас — будь здоров — бомбили на севере!), мы перебрались в Судеты. Три года я ходила во французскую школу, да и на улице говорила лишь по-французски (только дома — по-польски, но картавила: «г-г»).

Когда отправилась в польскую школу в третий класс, вновь нахваталась двоек. Это была проблема — мне девять лет, и самолюбие, чувство собственного достоинства, конечно, страдало. Как-то раз, озабоченная, я возвращалась домой, и вот представьте: солнце светит, небо голубое, жить хочется, а у меня двойка... Что делать? Подхожу к дому и вдруг слышу пронзительный свист — дружный, из нескольких глоток сразу. Поднимаю голову — стая голубей надо мной взлетает. Я остолбенела... Только голову опустила, опять свист. Бегом на чердак трехэтажного дома, люк открываю, а там мальчишки клетки с голубями распахивают.

Спускаюсь к себе в квартиру и говорю: «Мама, я тоже хочу гонять голубей и свистеть — это так здорово! Сегодня я первый раз поверила, что война закончилась. Правда, ее больше не будет?». Вот такое у меня воспоминание...

— И свистнули?

— Не сразу. Когда училась свистеть, мама меня одергивала: «У тебя никогда в жизни денег не будет». Я отмахивалась: «Сколько надо, столько и заработаю».

— Так в результате и вышло?

— Ну как... Как мама не бедствую, правда, недавно у меня спросили: «А вы деньгами пенсионерам помогаете?». — «Откуда они у меня? — я ответила. — У меня что, счет в банке?». Однажды был, так банк разорился. После этого я сказала себе: «Ну нет, уж лучше буду их тратить» — поэтому-то и садоводство мое разрослось.

Сначала в нем было шесть соток, домик и маленький гостевой флигелек, а потом все стали обзаводиться вторыми участками, и я тоже себе прикупила — поставила там гараж, а сейчас достраиваю павильон воспоминаний. В городе у меня есть подвал (власти Питера отдали его в бесплатную аренду), где все-все, связанное с моей творческой жизнью: концертные платья, туфли первые на платформе, записи, пластинки, сувениры от публики — много всякого, что напоминает о том, какой я была. Часть экспонатов хочу перевезти на дачу...

...Два года назад к нам приехал главный лесничий Всеволжского района, где находится мое садоводство, и говорит: «Вы тут с краю живете, и мы вам хотим сделать подарок. Отгородите себе леса столько, сколько хотите, — даем вам в бессрочную аренду, но без права застройки».

— Вот она, народная любовь!

— Сейчас у меня порядка 30 соток — я невеста богатая, только под венец уже никогда не пойду. А вот жить стало радостнее, потому что перед сном могу сделать пять кругов, не спеша, да и собаки бегают вдоволь. Я эту землю реанимировала, ведь с войны там остались окопы — в этих местах морячки насмерть стояли (рядом Невская Дубровка). До меня этот лес был завален всем тем, от чего люди предпочитают избавиться. Мусора я вывезла пять

КАМАЗов, но стоит мне за ворота выйти, кругом то же самое. Увы, все это очистить одной Пьехе никак не под силу, а народ не стесняется...

Я этот кусок леса оздоровила: когда по моей просьбе на территории насыпали нормальной земли, многие кусты стали расти... Хочется еще посадить деревья, а вообще получилось, как у мужчины: дерево посадила — и не одно, дом построила, дочь вырастила... Ну как вырастила? Помогла ей встать на ноги, а теперь внука и внучку поддерживаю...

«СТАС НАЗЫВАЕТ МЕНЯ БАБОН»

— Я хорошо помню, как вы впервые вывели Илону, нескладную еще, полненькую девочку, на телевидение... Кажется, совсем недавно она сделала первые шаги на эстраде, а сейчас молодые ребята, ровесники вашего внука Стаса, ему говорят: «Смотри, а твоя бабушка, оказывается, тоже поет»...

— Есть такое (смеется), но мне больше нравится, когда говорят: «Ваш сын — звезда». Сейчас он принял предложение ТНТ и ведет передачу «Космополитен» — что-то о вкусах, о моде... Так и написано: ведущий программы — младший Пьеха. Будто я отец, понимаете?

— Он же с трех до семи лет с вами ездил — в том же Киеве вы выводили его, маленького, в костюмчике, на сцену дворца «Украина»...

— Ой (оживляется), он такие сейчас интервью дает интересные... В русской версии журнала «Имена», например, — мне этот номер прислали! — Стаса спрашивают: «Вы с малых лет колесили с бабушкой по гастролям — чему там научились?». Он в ответ: «А я не учиться туда ездил, а хулиганить».

— Вам нравится, как Пьеха-младший поет?

— Я не могу сказать: нравится — считаю, что он на месте и подает надежды. Главное, чтобы Стас себя не потерял, чтобы верил: он нужен людям, уважал их и для них старался.

— Как внук вас называет?

— Обычно Дита, а иногда ласково — бабон: такое словцо придумал. Это Илонка, дочка моя, виновата: отца она называла Чуча, муж Женя у нее — Жаконя, Стасик — Шмоча, дочка — Клепа или Клека (от Клеопатра). Только меня называет мамой, но за глаза я Эдита...

— Последний вопрос... Правда ли, что народная артистка СССР Эдита Пьеха до сих пор не знает нот?

— Правда! Я, Дима, слухачка.

— И это вам не мешает?

— Поначалу неловко было в таком признаваться, потому что на советской эстраде ценилось образование, но что такое диплом? Как-то я вычитала точное определение: это справка о том, что у тебя была возможность чему-то научиться. Я очень многому научилась, копаясь в учебниках психологии, заочно оканчивая университет, но к музыке, то есть к нотной грамоте, меня не подпускали. Что-то играть мне было не суждено, но пела я сколько и как хотела.

Уши мои, как магнитофоны, все записывали — они мой рабочий инструмент. Правда, это палка о двух концах, потому что сейчас мне очень трудно находиться там, где музыка. Вчера вот на теплоходе, где нас поселили, долго играл ансамбль, и я не могла уснуть.

Обычно, чтобы как-то отвлечься, я кроссворды разгадываю... Скрипит холодильник — выключаю, капает вода — закрываю кран. В психологии это называется «повышенный порог звукового восприятия». Для музыканта инструмент — пианино, виолончель, а для меня — мой слух. Я его развивала (просто вынуждена была!) и достигла того, что на репетициях говорила: «А вот здесь гитара сыграла неверно». — «Откуда ты знаешь?». — «Так я же все слышу». Другого выхода у меня не было: музыке меня не учили, и выручала слуховая память.

— Если честно, я вами, Эдита Станиславовна, потрясен...

— Мне и самой выговориться хотелось, потому что судьба собеседниками обделила. Живу я в своей глуши, в садоводстве, с двумя женщинами. Веру — детдомовскую, интернатскую сироту — спасла в свое время от нищеты. Заметила, когда она выносила цветы, что руки у нее — сплошные раны, мясо. Узнала, что на заводе Козицкого бедняжка с кислотами дело имеет, вылечила ее и предложила: «Ты можешь жить у меня и помогать по хозяйству». Более 40 лет она провела в моем доме, но только спорт любит и ничего больше. Ни одной книжки в жизни не прочитала, семь классов образования...

Другая женщина — бывший директор детского дома, которому более 10 лет я помогала: шефскими концертами добывала для них все необходимое, чтобы облегчить сиротам жизнь. Этот детский дом стал в Ленинграде лучшим, но с тех пор много воды утекло... Лет пять назад она вышла на пенсию, и я ее приютила. У нее свой кругозор...

Поэтому, когда выпадает возможность поговорить с таким человеком, как вы, который хочет что-то мне рассказать и у меня что-то спросить, я дорываюсь, как в 55-м году, голодная, до буфета, и ем все подряд, то есть говорю больше, чем надо. Эта моя многословность вызвана недостатком общения: я не ходок по тусовкам...

— А вам это и не нужно...

— По-моему, их завсегдатаи скучны и пусты. Когда-то существовали салоны, где собирались по интересам, — это было любопытно, а сегодня куда-то ходить... Поэтому у меня немножко ограниченный круг.

— Спасибо вам за эту, как вы сказали, многословность, а можно я напоследок попрошу вас что-нибудь спеть — ну хоть пару куплетов?

— Сейчас? В два часа ночи? Дима, побойтесь Бога!

— Приятно, черт побери, сознавать, что в 70 лет великая певица поет своим голосом, без фонограммы...

— Своим? А разве можно чужим?

— Ого, еще как можно!

— Что ж вам такого исполнить? Боже, когда мне было девять лет, мы учили в бомбоубежище «Марсельезу»... Нас, правда, предупредили, что эта песня запрещенная: «Не вздумайте об этом нигде рассказывать, даже дома», и когда закончилась война, мы выскочили и во весь голос запели:

Allons enfants de la Patrie,
le jour de gloire est arrive.
Contre nous de la tyrannie
L’etendard sanglant est leve.

Это было красиво и по-детски непосредственно...

Когда недавно мне позвонили по случаю победы «Зенита» в кубке УЕФА и спросили: «Что для вас этот выигрыш значит?», я ответила, что опять ощутила себя девятилетней девочкой, вспомнила, как люди радовались, услышав, что войне конец. Весь Ленинград радовался победе своей любимой команды.

Я знаю множество песен, начиная с фольклора. (Напевает): «Пошла Каролинка до Гоголида»... Помню, в костеле у елки хором мы выводили:

Гды ще Христус роди
И на швет пшиходе,
Швента ноц ясненца...

Вокалисты поют диафрагмой, я тоже могу так, только надо настроиться... У меня установка — это тоже психологический термин! — на подачу звука в микрофон, поэтому голос немножко расслабленный. Тут микрофона нет, поэтому, видите, комплексы сказываются... Петь я могу и всегда это любила, но раньше меня затыкали: «Хватит!», а теперь пою только на сцене и с удовольствием, потому что знаю: в зале зрители, которым мое творчество нравится.

...Мне приятно, что в Украине меня помнят, и, кстати, в українськiй мовi много слов, общего корня с польскими. До зобачення! Как у вас говорят: до побачення! Щиро дякую! С надеждой на встречу в Киеве!

P.S. За содействие в подготовке материала, тепло и внимание благодарим киевский ресторан «Централь».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter