Хозяева жизни в прокурорских мундирах вызывают в украинском обществе чувство негодования, но их связями восхищаются, а достатку завидуют. Почему нет смысла слать проклятия донецким сотрудникам прокуратуры, которые получили статус участников АТО, рассуждает колумнист интернет-издания «ГОРДОН»

«У НИХ ВООБЩЕ ВСЕ НА МЕСТЕ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ СОВЕСТИ»

«27 донецких прокуроров» — звучит совсем как «26 бакинских комиссаров», которыми нам забивали головы в советской школе. Впрочем, на этом все сходство и заканчивается. Потому что бакинским комиссарам за сдачу Баку азербайджанским войскам благополучно отрубили головы (приговор в исполнение привел местный палач-туркмен). В то время, как наши герои сидят себе в своих кабинетах, и головы у них очень даже на месте.

У них вообще все на месте, за исключением совести.

«А что же общественность?» — спросите вы. Ну что общественность — возмущается, конечно. «Думаю, что следом пойдут прокуроры Луганской области, судьи Донецкой и Луганской областей, работники милиции, СБУ, МЧС, КРСДМСДПСДПС... и т. д., если их не остановить», — саркастически заметил председатель Киевского союза участников боевых действий в АТО и один из членов Межведомственной комиссии Андрей Мамалыга.

В социальных сетях тоже гвалт: «Мерзавцы, иуды, трусливое отродье! Всех пересажать!» — кричат простые украинцы. Иной раз недоуменно добавляя: «Ну что это такое: уже и Майдан случился, и общество вроде объединилось — так откуда же берутся такие упыри? Такое впечатление, что их нам из России засылают».

Должен вас успокоить, дорогие друзья: хозяева жизни в прокурорских мундирах — вполне себе украинское явление. А точнее, постсоветское, ибо в России и Беларуси ситуация примерно та же. Разве что диктат государства пожестче, но сама эта жесткость относится к политическим оппонентам самого государства и не распространяется на жизненные блага, которыми пользуется прокурорская каста.

«СМЕХ ПРОДЛЕВАЕТ ЖИЗНЬ»

«Нет, ну он больной, что ли, — столько золота нагреб!» — возмущались минувшей весной украинские телезрители, когда на экранах возникала пышная картинка домашнего интерьера экс-генпрокурора Пшонки. При этом сразу в нескольких семьях я слышал одну и ту же историю: маленького мальчика спрашивают, кем он хочет стать. Мальчик подбоченивается и важно отвечает: «Прокурором». В ответ взрослые дяди и тети заливисто смеются: смотрите, мол, такой маленький, а уже соображает!

Что ж, говорят, смех продлевает жизнь. Хотя, как по мне, здесь не смеяться нужно, а плакать. Вроде и объявили, что идем в Европу, и отстояли это свое право на Майдане — а все равно живем по закону советского блата и воспетого еще драматургом Островским купеческого принципа «Свои люди — сочтемся». Утром по-европейски причитаем о расстрелянных журналистах «Шарли Хебдо», об атаке на свободу слова, а вечером говорим в телефонную трубку: «Наталья Степановна! Как ваше здоровье? Ну, чудесно. Как ваш Димочка, доволен учебой? Нет, не стоит благодарности, мне было приятно помочь. Наталья Степановна, а вы мне не поможете? Тут моя Лариска приболела, нельзя ли, чтобы ваш завотделением ее посмотрел? Спасибо! И желательно, чтобы без очереди...».

Возможен ли такой разговор в Германии? Франции? Норвегии? Имел бы Димочка шансы поступить так, как он поступил здесь, в Болонский университет? И сколько продержалась бы Наталья Степановна, работай она в одной из больниц Цюриха?

Так что не надо скрипеть зубами и слать проклятия наверх, где «эти сволочи совсем обнаглели». Прокурор — он ведь не рождается в мундире и с погонами. Год за годом он живет в украинском обществе, впитывает имеющиеся правила общежития, и когда ему в кабинет в первый раз приносят взятку, он уже знает, как, сколько и за что.

«КТО МЕНЯ В ТОЙ НИЦЦЕ ЗНАЕТ? А ЗДЕСЬ... ЗДЕСЬ МЕНЯ ЗНАЮТ ВСЕ...»

И так поступают не только прокуроры, но и деканы, главврачи, заведующие столовыми, паспортными столами и военкоматами. Министры и замминистра — помните недавнюю историю с заместителем министра регионразвития Исаенко? Многих моих знакомых вдохновила история с принуждением этого чиновника к письменному отречению и последующей его отставкой. Но стал ли этот случай одним из множества примеров общеукраинской практики?

«Иван Иванович — уважаемый человек», — говорят о таких людях в нашем обществе. Их достатку завидуют, их связями восхищаются. Отдельные случаи злоупотребления могут, конечно, вызывать чувство негодования, но разве многие из нас возразили бы против того, чтобы их дети стали «иван ивановичами»? И если совсем уж начистоту: многие ли из нас возмутились бы «прокурорской истории», если бы один из 27 донецких прокуроров был связан с нами родственными связями?

Несколько лет тому назад, в эпоху позднего Ющенко, я спросил у одного высокого прокурорского чина: а почему он в отличие от своих друзей не поехал на летний отдых в Ниццу или Монте-Карло, а предпочел ведомственный санаторий с условным названием «Морская песня»?

«Ну, что вы, — отвечал, улыбаясь в усы, прокурор, — кто меня в той Ницце знает? А здесь... здесь меня знают все...».