Никас САФРОНОВ: «Когда в Лондоне меня познакомили с Леонардо ДиКаприо, он изумился: «Как вы похожи на моего отца!». Я обнял его: «Сынок, не хочу тебя больше обманывать. Я и есть твой папа!»

«Подумываю о том, чтобы в старости уйти в монастырь»

— Никас, у вас в роду в 12 поколениях были священники. Как думаете, на вашу судьбу это повлияло?

— Естественно. Любой ребенок сознательно либо подсознательно впитывает информацию о профессии, образе жизни родителей. Если мама учительница, будешь более грамотным и ответственным, если папа актер — артистичным, склонным к эпатажу, возможно, с литературными способностями.

Последним священником в роду был мой дед: в 1920 году его репрессировали. Но, несмотря на безбожное время, папа — он был военным — надеялся, что я стану священнослужителем. Как видите, мечту его я пока не осуществил, хотя надеюсь, что в правильном направлении двигаюсь: построил церковь, часовню, курирую две школы, помогаю еще одной — для незрячих детей.

Бывает, прямо под дверь моей квартиры приходят какие-то люди, просят денег. Если сумма приемлемая, даю. Когда 200 долларов, когда 300... Не задумываюсь, на что просят, правда или выдумка то, что они о себе рассказывают. Неправда — значит, Бог им судья. Но обычно это все-таки правда: чего только не случается в жизни... В последнее время подумываю даже о том, чтобы в старости уйти в монастырь.

— Так вы же вроде жениться хотели — в третий раз. И хату в Украине купить.

— Одно другому не мешает! (Смеется). До монастыря хотелось бы еще в миру пожить. И почему не в Украине, например, где-нибудь на Полтавщине? Моя первая жена — француженка, вторая — итальянка, а третья, возможно, украинкой будет.

У меня с детства два любимых типа женщин — украинский и еврейский, библейский.

— Кстати, а чем вас, верующего, заманили в «Дневной дозор», да еще в ту сцену, где показан банкет темных сил?

— Знаете, Аня, мне кажется, много чести об этом фильме говорить: он посредственный, хотя Первый канал вложил в него огромные деньги, да и режиссер неплохой.

Это как раз та история, когда на распиаренную картину люди слетаются, словно мухи, а на самом деле это вовсе не мед... Я верю в хорошие гороскопы, в сказки, даже в проклятие фараонов, но не в картины, высосанные из пальца!

А снялся потому, что кино — неплохая реклама. К тому же сценария не читал и даже первой части «Дозора» не смотрел: некогда мне, замотанному делами человеку. Режиссер Тимур Бекмамбетов позвонил, сказал, что в небольшом эпизоде надо просто сыграть самого себя, и попросил пригласить друзей — известных личностей. Я позвал Вилли Токарева, Юрия Лонго... Николаю Дроздову тоже звонил, но он, к счастью, не смог, а то бы и на него тень упала, а он очень верующий...

На съемочной площадке меня попросили поздравить мальчика (сына главного героя картины Антона Городецкого и надежду темных сил. — Авт.) — от себя, без заготовленного текста. Ну, я и поздравил пацаненка, пожелал, чтобы рос здоровым, был удачливым, чтобы ангел-хранитель и Господь его оберегали... Потом все это, естественно, вырезали, получилось, что я и мои друзья — сборище «темных».

— То есть вас просто подставили...

— Разве в первый раз? Вот тележурналист Александр Гордон меня перед съемкой шантажировал! Вы смотрели программу «Гордон Кихот»?

«Я стараюсь не нервничать, когда меня подставляют»

— Не до конца, но тучи комментариев на форумах читала. Вас величали и Хлестаковым от искусства, и человеком без чувства юмора, и ульяновским Растиньяком...

— Приехали ко мне две девочки с Первого канала, отсняли сюжет, а уже потом, на прощание, сказали: «Это первая часть программы Александра Гордона». Я говорю: «Спасибо большое, передайте ему мой альбом, но в студию я не пойду. Не хочу, да и канал ваш меня не жалует». Назавтра позвонил сам ведущий. «Никас, — говорит — все равно я сделаю о вас сюжет. Такую грязь найду, что вам и не снилось! А согласитесь участвовать, буду более-менее объективен, хотя поклонником вашего творчества не являюсь». Как после такого не прийти? Но не знаю, что было бы хуже.

Меня сразу же попытались на всю страну выставить лжецом. «Никас, в одном интервью вы сказали, что ваши работы есть в Эрмитаже...». — «Да, — отвечаю. — Хотя точно не знаю, сколько». — «А вот Пиотровский — директор Эрмитажа — утверждает, что ни одной нет!» — и показывают его ответ на запрос Первого канала. Что мне делать?

Никасу позировали актрисы, певицы, политики, олигархи, жены политиков, жены олигархов и просто чужие жены... Со своей любимой моделью Софи Лорен

Позвонил секретарю, мы выяснили, что в Эрмитаже четыре мои работы: две расписные тарелки и два «бисквита» (так называются фарфоровые статуэтки) — женщина-кошка и мужчина-лошадь. Я их в студии на Ломоносовском заводе делал. Уточнить-то уточнили, но уже после съемок. А на передаче ко мне начали цепляться: «Все он врет, этот Сафронов!». Я попросил Александра дать правдивую информацию хотя бы в подстрочнике. Он клятвенно обещал, но, конечно, не дал: задача была другая...

— Говорят, художника может обидеть каждый. Вас легко вывести из себя?

— Я стараюсь сдерживаться, не нервничать, когда меня подставляют. По-настоящему волнуюсь только за родных людей. Один из братьев любит выпить, и сделать с этим ничего нельзя: ему 56 лет, сложившийся человек. «Зачем ты пьешь?» — спрашиваю. «Скучно...». Помогаю как могу, двухкомнатную квартиру ему в центре Москвы купил, ремонт сделал. Прошу: «Закодируйся!». А он: «От этой кодировки дураком можно стать!». — «Да ты и так не умный, раз пьешь! — возмущаюсь. — То оберут тебя до нитки, то челюсть сломают, а мне потом хорошую больницу искать!». Ничего не слушает, а ведь мог бы жить, как люди. Он, кстати, тоже художником был.

— Чем снимаете стресс?

— Ничем не снимаю. Просто переживаю.

— Я знаю, вы росли в многодетной семье...

— Нас у родителей было шестеро. Старшего брата, к сожалению, уже нет в живых, у меня остались три брата и сестра.

— Самую первую свою работу помните?

— Мне лет восемь или девять было, когда нашел кусок гипса и сделал из него средневековый замок — как настоящий, с бойницами. Всем понравилось. Сейчас, если бы посмотрел, увидел бы всего лишь детскую поделку, а тогда ею гордился.

Лет в 10 пошел с братом — самым старшим — к его девушке в гости. И пока они на кухне чай пили, я в комнате книги рассматривал. Очень понравился альбом Микеланджело, особенно черно-белое распятие. Помню, я тогда подумал: «Как бы хорошо это раскрасить!». Пришел домой и цветными карандашами нарисовал распятие на двери в детскую комнату.

— Ругали, небось?

— Нет, в нашей семье это поощрялось: отец и мама были верующими.

Учитель, видя, как я помогаю рисовать девочкам-отличницам, поручал оформлять стенгазеты, красный уголок, но неизменно ставил четверку, говорил: «Пять не могу, потому что работы незаконченными сдаешь». А девочки пятерки получали... О том, чтобы художником стать, я даже не думал. После восьмого класса поехал в Одессу — в мореходку поступать.

— Это же за тридевять земель от вашего родного Ульяновска! Неужели так сильно моряком хотели стать?

— Пиратом! С 11 до 15 лет прочитал о них все, что было написано и переведено на русский язык, после чего решил: буду поступать в мореходку! Но, отучившись год, понял: не мое. К тому же тетка (она врачом работала) собралась по контракту на три года в Сибирь и предложила пожить в ее ростовском доме. Представляете, что для меня значила возможность наконец побыть одному! Конечно, тут же согласился.

Переехал в Ростов и только потом подумал: «А что я буду делать? Не пойду же на завод». Взял свои школьные рисунки и отправился поступать в Ростовское художественное училище. Почти все в комиссии сказали: «Нет!», лишь один педагог предложил: «Способности у парня есть, давайте возьмем хоть на месяц-два. Не будет справляться — отчислим». И уже через год однокурсник купил мою картину — на всю стипендию!

— Стипендия приличная была?

— 28 рублей. Это мой первый гонорар.

— И вы твердо решили: «Быть мне художником!».

— Ничего подобного! На третьем курсе ушел в армию, причем добровольно. К молодой соседке парень военный ходил: красивый, стройный, в форме, фуражка набекрень, ремень носил пониже пояса — свободно так... В общем, глядя на него, и я вдруг в армию захотел. Пришел в военкомат, говорю: «Хочу в ВВС». Военком: «А ты кто?». — «Да в художественном учусь...». — «Художник, значит? Ну, тогда оформи нам уголок и осенью пойдешь, куда просишься». Я целое лето работал, а на призывном пункте узнал, что служить буду не в ВВС, а в артиллерии. Так расстроился! Хоть меня и утешали: мол, это не совсем артиллерия, ракетные войска, причем элитная часть — связь.

«Когда в армии сжигали мои рисунки, было такое чувство, что это я горю на костре инквизиции»

— Служба хоть не разочаровала?

— С самого начала заставляли делать дембельские альбомы! Однажды я даже взбунтовался: «Чего это другие письма любимым пишут, в шахматы играют, а я рисую, как проклятый?». Мой протест не восприняли всерьез, только в туалет с зубной щеткой стали отправлять... Я было объявил голодовку, но один сверхсрочник сказал: «Скорее всего, тебя комиссуют... Только из-за этого стресса ты годам к 40-ка станешь импотентом. К тому же волчий билет получишь, за границу век не выпустят».

Я, в принципе, знал, что после ракетных войск меня и так никуда не выпустят, но лелеял радужные надежды, поэтому голодовка благополучно закончилась. Впоследствии даже грамоту получил — «За отличную службу».

Маленький принц Дмитрий Медведев...

— А правда, что ваши армейские рисунки попросту сжигали?

— Да, потому что я на боевом дежурстве рисовал, а этого делать нельзя.

— Вы расстраивались, наверное?

— Было такое чувство, что это я горю на костре инквизиции...

— Пытались утраченное восстановить?

— Нет, конечно. Не все в жизни можно вернуть, да и нет смысла делать копии — в творчестве надо идти вперед.

— Вы пишете картины по ночам...

— ...чтобы никто не мешал. Обычно в 12 ночи иду в мастерскую и работаю до рассвета. Сегодня лег аж в 10 утра. Три часа поспал — поехал на встречу. Вернулся — ко мне люди пришли. Бывает, за день человек 100 принимаю.

— Доводилось читать, что самая дорогая ваша картина — пейзаж, который ушел за 945 тысяч долларов. Это так?

— За 985 тысяч. Но я, к сожалению, из этих денег только 25 тысяч получил. Организаторы аукциона в Гонконге, прежде чем выставить картину на торги, спросили: «Во сколько вы ее оцениваете?». Я сказал: «Тысяч в 25». — «Хорошо. Даже если купят дешевле, скажем, за 15, свою сумму вы получите». Кто ж знал, что будет почти миллион долларов?

— Как вы считаете, что, помимо таланта, помогло вам стать известным и востребованным художником?

— В первую очередь профессионализм и, конечно, то, что я обязательный. Да, в некоторых моментах несерьезный — могу опоздать на встречу (хотя в Москве с ее пробками это неудивительно), но в рабочих вопросах очень пунктуален. Делаю все четко, вовремя, чтобы заказчик остался доволен. Немаловажную роль играет и умение общаться с людьми. В агентах, которые бы меня раскручивали, не нуждаюсь — все делаю сам.

От «доброжелателей» иногда слышно: «Да что он там пишет? Вот «Черный квадрат» Малевича — это искусство». Но самое смешное и парадоксальное то, что задолго до Малевича такое уже писали. Причем не один художник! Например, в 1882 году Пол Билхорд нарисовал черный прямоугольник, который назывался «Ночная драка негров в подвале». В 1884 году Альфонс Алле создал красный квадрат — «Сбор красных помидоров на берегу Красного моря». А в 1888-м он же выставил белый холст, подписав: «Процессия бледных девушек в снежную бурю». Однако Билхорду и Алле меньше повезло с популярностью, чем Казимиру Малевичу, который написал аж 13 «квадратов» в 1924 году, но датировал их 1902-м.

Олег Кулик, который даже не рисует, а использует фотоколлажи, что только ни делал, чтобы привлечь к себе внимание: и в клетке сидел, и кусался, и лаял, и бегал по снегу голым, и кричал петухом... В результате стал культовым художником. Кстати, он передо мной благоговеет, хотя люди искусства обычно друг друга обгаживают.

Меня, например, стараются облить грязью даже те, кто когда-то хвалил и давал путевку в жизнь... Один художник так меня не любит, его аж трясет! А когда люди спрашивают, что же он сам такое исключительное создал, показывает свой единственный «шедевр» — плохо нарисованную свинью, истыканную ножом.

В общем, я с коллегами мало общаюсь. Но меня не это печалит, а то, что Третьяковская галерея в раздел современного искусства купила... фотографию «Целующиеся милиционеры на фоне берез». За 50 тысяч евро!

— Бывают минуты, когда отсутствие людоедов ощущается крайне болезненно? Ваш Альфонс Алле, кстати, сказал.

«Вас, Джордж, я нарисую на фоне Белого дома, а вас, Владимир Владимирович, на фоне Кремля...»

— Аня, ну что вы! Я все же понимаю, что мир искусства инфантильный и женственный, поэтому многие художники ведут себя, как женщины.

— То есть как?

— Завидуют, сплетничают.

— Я гляжу, Никас, вы порядком устали от женского внимания!

— Как раз нет, я им не избалован. На женщин времени не остается. Какие-то сумасшедшие под домом караулят, но при чем тут я? У меня есть Маша — большая красивая девушка из Пензы. Иногда она меня спящим видит, иногда — я ее, когда утром возвращаюсь из мастерской. Были актрисы, певицы... Две, три, четыре, а может, пять. Увлекался, встречался, расставался — они потом обижались и другим рассказывали, что я непостоянен. Так ко мне ярлык Казановы и приклеился.

— Видела фото, где на вас нет ничего, кроме мокрой тряпки вокруг бедер... Как поддерживаете спортивную форму?

— Никак. Спортом не занимаюсь, могу раз в полгода поплавать в бассейне или летом в море. А поджарый, потому что трачу много энергии — вечно что-нибудь таскаю, переставляю: то картины, то рамы, то мольберт. Вот и вся моя физкультура.

— На диете сидите?

— Ем что хочу или что нахожу в холодильнике в мастерской, правда, не всегда без последствий. Вот сегодня с утра выпил две бутылки пива, чуть не отравился угрем копченым... Зато бывали случаи, когда те, кого я на портретах «сокращал», садились на диету — чтобы стать такими же красивыми, как на картине. А одна американская миллионерша купила две мои работы из серии «Женщины-кошки» и обратилась к пластическому хирургу, чтобы сделал ее похожей на кошку — изменил форму носа, губ, ушей... Где-то глубоко это желание в ней сидело, но только увидев мои работы, она поверила: женщина действительно может быть кошкой!

«Портрет — это аванс за хорошее отношение ко мне»

— Я заметила, что на портретах вашей кисти — сплошь красавицы и красавцы.

— Каждый заказчик приходит с добром, и я не могу не ответить взаимностью. Моя задача — вывести на холсте лучшие качества человека. Считайте, что портрет — это своеобразный аванс за хорошее отношение ко мне. Ведь если говорить человеку: «Ты негодяй!», он таким и будет... В роду у меня, как вы уже сказали, по отцовской линии было много священников, а по материнской — целители и врачи. Так что я заряжен добром.

— Владимир Путин в образе Франциска I — тоже аванс?

— Наверное. Франциск I был уважаемым королем, патриотом, дружил с Леонардо да Винчи, и хочется дать премьер-министру (тогда еще нашему президенту) посыл и дальше работать на благо России.

— По слухам, вы любите читать сказки...

— Кто-то читает то, что модно, а я — то, что дает философию для работы и жизни. Как одна китайская сказка: пошел сын-студент к отцу-студенту, вместе они направились к деду, который тоже учился. Вся жизнь — учеба, разве не так? К тому же в сказках добро всегда побеждает зло.

— Вы верите?

— Да, я наивный. Верю. А вы разве нет?

«Когда я надышался винными парами, мне уже было все равно какая у султана ориентация»

— Я тоже всему верю, но хочу проверить: вы писали портрет Юлии Тимошенко или еще нет?

— Кучму, когда он был Президентом, писал, Януковича в бытность премьером — тоже. Но пока — ни Ющенко, ни Тимошенко, хотя переговоры ведутся. Может, это и состоится, однако прогнозы давать не хочу. Ваша премьер-министр — яркая личность, любому художнику интересно с ней поработать. Мне кто-то рассказал, что у Юлии Владимировны, когда она стала премьером в первый раз, спросили, кому из художников она хотела бы позировать. «Если и буду, то только Никасу Сафронову!» — якобы ответила она. Так это или нет, не знаю, однако мне польстило. Я пишу людей, невзирая на их политические взгляды. Важен образ, типаж. Как правило, это люди, нашедшие свой миллион. Мне были бы интересны Ленин и даже Сталин, не приведи Господь...

— С кем из знаменитостей было проще всего работать?

— Да со всеми легко. Мадонна даже предлагала: «Может, поживете у меня несколько дней?». Я отказался: была в ее словах какая-то двусмысленность... Тина Тернер маленького роста, поэтому просила, чтобы ей во время сеанса подкладывали подушки — сидела передо мной, как принцесса на горошине. Наталья Дмитриевна Солженицына после того, как я передал ей портрет мужа, позвонила и сказала, что я точно угадал его состояние и что руки он сложил именно так, будто все дела на этой земле уже закончил. А через две недели Солженицына не стало... Интересная история с Леонардо ДиКаприо вышла. Хотите расскажу?

— Еще бы!

— Меня с ним познакомили в Лондоне. Он изумился: «Как вы на моего отца похожи!». Ну, я сразу среагировал, обнял: «Все, сынок. Хватит скрывать от тебя правду. Я и есть твой папа!». Лео рассмеялся и сразу согласился позировать. Оказалось, его отец тоже художник и предки их родом из России. Портрет уже готов. Выставлю цену — 50 тысяч евро, но когда ДиКаприо согласится ее заплатить, просто подарю картину...

Все знаменитости позировали хорошо, плохо — жены некоторых олигархов и политиков. Ох и взбалмошные тетки попадаются! Будто их с помоек повытаскивали! Слышали фразу: «Политики — что голуби: когда они внизу, едят у вас с рук, а когда наверху — гадят вам на голову»? Так и их жены: приедет из провинции вроде бы неплохая девочка в поисках богатого человека, а как только найдет, сразу кардинально меняется.

— Когда Мадонну упомянули, я вспомнила, какую странную «инструкцию по эксплуатации сыновей» она предъявила мужу после развода. Общаясь с поп-звездой, вы не замечали за ней чудачеств?

— Не могу похвастаться тем, что она давала мне подобные инструкции, — до этого не дошло. А что касается странностей... Такая история была с султаном Омана. Знакомые, узнав, к кому еду, предупреждали: «Ты там осторожнее, говорят, он нетрадиционной ориентации». Я отмахивался: «Скажете тоже! Я же писать его буду». Приехал, а султан как раз собрался в пустыню с Жаком Шираком. Приглашают меня. Я отказываюсь: мол, некогда, скоро домой возвращаться. Договорились, что пока начну рисовать монаршую жену. За обедом султан спросил, какое вино люблю. «В каждом сорте есть своя прелесть, — отвечаю, — но мне больше нравится сладкое».

Через два дня сделал наброски, стал готовиться к отъезду, но тут меня приглашают перед сном посетить баню. В предбаннике встречают... роскошные восточные женщины, обернутые в полотенца! Я старюсь сдерживаться: Восток — дело тонкое. Перехожу в зал с семью небольшими бассейнами. Залез в один, а там теплое вино! Во втором уже холодное кислое вино, в третьем — горячее терпкое, далее — полусладкое со льдом... В последнем, седьмом, было сладкое, чуть теплое. Когда надышался винными парами, мне уже было все равно, какая у султана сексуальная ориентация, но, к счастью, обошлось. Спал я в ту ночь, как младенец, а проснулся бодрым, здоровым — почти юным!

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter