Георгий ДАНЕЛИЯ: «Я помню горящие любопытством глаза Дмитрия Гордона и этот пытливый взгляд — он смотрел на меня, не отрываясь, будто хотел все из меня вытащить и впитать»

Этой нашей беседе с Дмитрием Гордоном восемь лет, но я очень хорошо ее помню. Вернее, даже не саму беседу (спросите, что там говорил, и я, конечно, вряд ли это воспроизведу) — запомнил я Дмитрия, хотя журналистов, если честно, запоминаю редко.

Все давно уже знают, что Георгий Данелия неохотно дает интервью, — я и Гордону поначалу отказывал, ссылаясь на проблемы со здоровьем: мол, тяжело дышать, долго диалог вести не смогу, все такое... На самом же деле болтать очень даже люблю, и судьба моя по счастливой случайности сложилась так, что мне есть о чем вспомнить, да и забыть тоже есть о чем — просто не особенно нравится с прессой общаться.

Часто сидишь ты перед журналистом, на вопросы его отвечаешь и понимаешь, что ты ему совершенно ни на что не сдался, сто лет как не нужен и не интересен — фильмов твоих он почти не знает, о жизни твоей ничего не читал, а все твои шутки и душевные откровения одну лишь мысль у него в мозгу порождают: «Господи, ну ког­да это все кончится?!».

Да ты и сам, грешным делом, думаешь: «Сколько можно? Как долго! Ну, у него-то хоть задание редакционное — то ли режиссера, то ли писателя, то ли кто там у нас этот Данелия (Бог его знает вообще, как эта фамилия пишется) к дате очередной расспросить, а у тебя, дурака, что за нужда?». Прощаемся, расходимся, журналист что-то о тебе, наверное, пишет — непонятно, ради чего, зачем, — либо какой-то сюжет делает, и так почти всегда, исключения крайне редко случаются. Дмитрий — одно из них, поэтому в моей памяти и задержался.

Телевизионную программу его — сразу признаюсь — я не смотрел: не люблю своим изображением на экране любоваться, а вот книгу, если она ко мне долетит, прочту непременно — в первую очередь из уважения к Гордону.

Я помню горящие любопытством глаза Дмитрия и этот пытливый взгляд — он смотрел на меня, не отрываясь, будто хотел все из меня вытащить и впитать, и то, о чем я рассказываю, было ему действительно интересно. Мы и про Сталина говорили, и про Михаила Чиаурели (вот спросите у нынешнего поколения пишущей братии, кто это такой!), и про Верико Анджапаридзе, и про Софико, мою сестру замечательную, в которой лишь в зрелом возрасте великую актрису я разглядел, и, естественно, про фильмы мои, про актеров, которые в них снимались, и приключения, которые подстерегали нас с ними на каждом шагу.

В этом коротком предисловии очень хочу поблагодарить Дмитрия Гордона за возможность вспомнить еще раз Кикабидзе, Мкртчяна, Крамарова, Женю Леонова, которого я своим талисманом считал и снимал постоянно. Даже когда не стало его, начиная работу над новой картиной, по привычке думал: «А какую же роль у меня Леонов сыграет?» — и через секунду с ужасом сознавал, что уже никакую... Что ж, чем дольше о человеке говорят, причем хорошее, тем дольше жива о нем память.

Мы, сдается мне, довольно долго рассуждали о том, в чем секрет популярности «Мимино», «Не горюй!», «Афони», «Кин-дза-дза»... Пожалуй, в том, что эти фильмы энергетикой добра заряжены. Они добрые, даже если грустные, и любят их и за теплый юмор, и за светлую грусть, независимо от того, где люди живут, ведь добро — оно всеобщее, вселенское и границ не знает.

Добра вам всем, люди! Ну а чего еще пожелать? Только добра и веры в то, что всегда и везде не политическое и не денежное побеждает, а человеческое и человечное. Да-да, как бы ни было трудно, как бы ни хотелось сдаться и упасть, сколько бы ни убеждали, что добро нынче не в моде и не ко времени.

Ну а тому, кто эту книгу в руки возьмет и мое интервью откроет, на правах режиссера, все-таки комедии снимавшего, одну любопытнейшую фразу хочу напомнить: «Лица, которые попытаются найти в этом повествовании мотив, будут отданы под суд, лица, которые попытаются найти в нем мораль, будут сосланы, лица, которые попытаются найти в нем сюжет, будут расстреляны».

Это, разумеется, не мое, а Марка Твена — из «Приключений Гекльберри Финна», но мило, не правда ли?