Мэр Днепра Борис ФИЛАТОВ: «Коломойский — человек из чулана, Карабас-Барабас, который всех за ниточки дергает, крупный игрок, шахматист, гений. Я ему ничего не должен, а он мне? По-разному можно считать...»

«Честно признаюсь: если бы господин Вилкул на выборы мэра Днепра не заявился, я бы в жизни в это все не ввязался»

— Борис, сразу хочу признаться: я очень рад, что мы сегодня встречаемся, потому что лично мне наши политики уже осточертели...

— ...думаю, не только вам...

— ...а вы живой человек, не функция, и мне интересно сегодня с вами поговорить. Вы признались, что с победой на выборах мэра Днепра вас не поздравили три человека: Петр Алексеевич, Игорь Валерьевич и ваша жена — почему?

---

---

— Ну, это, как говорится, дела давно минувших дней, два года уже прошло. Мэ­ром меня фактически два года назад избрали — 15 ноября 2015 года: в тот момент у нас достаточно серьезный конфликт, связанный с арестом Геннадия Корбана, был, он в публичную плоскость перешел, поэтому Петру Алексеевичу, я думаю, поздравлять меня некогда было... От Администрации президента это Борис Ложкин сделал — он тогда ею руководил.

С женой еще сложнее. В политике быть я не планировал, и когда революционный водоворот закручивает, не знаешь, на каком берегу выбросит. Она никогда не мечтала о том, чтобы я мэром города стал, и к моей карьере скептически всегда относилась. Ну сейчас, я так понимаю, смирилась, но тогда это очень острая проблема в семье была, а что касается Игоря Валерьевича, у него надо спросить. Наверное, в мою победу до конца он не верил.

— Днепр — очень серьезный город, один только «Южмаш» чего стоит. Должность мэра такого города — счастье или наказание?

— Я не могу сказать, счастье или наказание, — это большое испытание и огромный груз ответственности, который на себе нужно тянуть. Конечно, меру ответственности и то, какой это серьезный для меня вызов, я понимал, но все-таки, насколько все запущено, до конца не осознавал. Сейчас уже — по прошествии двух лет — разобрался: 80 процентов жилого фонда изношено, 60 процентов инфраструктуры тоже, то есть ноша — не дай бог никому.

— Тем не менее, если время на два года назад отмотать, на выборы вы бы сейчас пошли?

— Хороший вопрос. Честно? Не знаю. Мы, я думаю, еще будем об этом говорить, но есть один человек, которому я благодарен за то, что в избирательной кампании по­участвовал, и вы никогда не догадаетесь, кто это. Давайте с трех попыток попробуем.

— Геннадий Корбан?

— Ну, тепло, но не жарко...

— Тогда сразу сдаюсь...

— Александр Юрьевич Вилкул. Честно признаюсь: если бы господин Вилкул на выборы не заявился и не сказал о том, что баллотироваться будет, я бы в жизни в это все не ввязался, но когда он о своих намерениях объявил, понял, что я, наверное, единственный, кто может бой ему дать. Так что да, я ему благодарен, потому что у всех наших распрекрасных либеральных и демократических кандидатов, которые в тот момент по периметру бегали, никаких шансов не было, а я четко сознавал: криворожским, донецким, всей этой камарилье, которая страну в революцию, в последующую войну втолкнула, свой город дарить я не собираюсь, поэтому спасибо, Саша!

«С переименованием Днепропетровска Верховная Рада попала в точку»

— Ваш город в свое время в честь видного деятеля Коммунис­ти­ческой партии Григория Ивановича Петровского был назван, и поэтому в рамках декоммунизации его в Днепр переименовали, а почему вы против переименования Днепропетровска были?

— Я не против переименования как такового выступал — я был против того, чтобы это решение без малейшего согласования с территориальной громадой принималось. С первого дня, когда я мэром стал, для себя один-единственный правильный вывод сделал, и его правильность была всеми дальнейшими событиями подтверждена. Я весь город должен представлять, а он очень сложный, многоликий, в своих электоральных симпатиях на две части фактически разделенный. У нас даже в совете депутаты 32 на 32 поделились, поэтому на поводу у своих избирателей или, условно говоря, у патриотической части земляков идти я не мог — как лидер территориальной громады интересы всего города должен отстаивать, даже тех, кто за меня не голосовали.

Я социологию видел: против этого переименования реально 80 процентов населения было, и самое главное, что (личность «всеукраинского старосты» Петровского сейчас обсуждать не будем) имя города как имя собственное они восприняли. Много спекуляций тогда было: Днепропетровск в Днепропетровск в честь апостола Петра переименовать хотели, другие истории придумывали... В общем, манипуляция понятиями была, но я против того выступил, что это в Верховной Раде решили, не спросив у людей, а люди против были.

Должен, однако, признать, что с этим пе­реименованием Верховная Рада в точку попала: все мы привыкли к тому, что мы Днепр — так всегда было...

— Днепропетровск сокращенно так называли...

— ...поэтому в отличие от Горишних Плавней...

— ...и Кропивницкого...

— ...да-да, у нас все достаточно успешно прошло, и эта проблема, я считаю, уже не на повестке дня.

«Некоторым у нас только галоперидол поможет»

— Своей деятельностью на посту мэра Днепра вы довольны?

— Ну, знаете, не мне самого себя оценивать, но мне кажется, у меня получается. Я опять же социологию читаю, фидбек смотрю, очень много с земляками встречаюсь — иногда на прием ко мне по 80 человек приходит. Конечно, есть недочеты, ошибки, наверное, какие-то поражения, но, думаю, у меня получается.

— Я в YouTube некоторые заседания Днепровского городского совета наблюдал: ох и весело вам там приходится! После длительного общения с днепровскими депутатами человечество вы еще не возненавидели?

— Ну да, было такое, но сейчас коллеги в чувство пришли. У нас вообще в городе интересные политические традиции. Во-первых, почему-то все время должность секретаря городского совета переоценена была — считалось, что это директор горсовета, второй человек в городе, мэра подпирает, может группы влияния создавать, какое-то свое кино крутить, поэтому бились за эту должность отчаянно. Во-вторых, мои оппоненты — я господина Вилкула и еще одного местного политика имею в виду — смириться с поражением так и не смогли. Они почему-то решили, что в Днепре три мэра будет, а я на выборы с лозунгом: «Городу нужен сильный мэр» шел — в общем, они повоевать со мной руками своих депутатов пытались. Ну довоевались до того, что Оппоблок в горсовете фактически развалился, из 25 депутатов, по-моему, всего семь осталось — остальные к светлому будущему стройными рядами вместе с мэром идут.

— Я депутатом Киевского городского совета был, оттуда, слава богу, в том числе из-за огромного количества идиотов вокруг, ушел. У вас в горсовете идиотов много?

— Так уж совсем идиотов, очевидно, не много, но пара персонажей, которых феерическими идиотами можно назвать, есть. Обсуждать коллег в их отсутствие не совсем корректно, поэтому, как говорится, о драконах ни слова, хотя я просто поражаюсь, как за них проголосовать могли...

— Как они туда попали...

— И у меня уже такая коронная фраза есть, которую часто на сессии повторяю: «Некоторым у нас в совете только галоперидол поможет». Наверное, так и есть, наверное, сейчас во всей стране, особенно после Майдана, какой-то психоэмоциональный взрыв наблюдается — эта вот революционная пена на поверхность огромное количество действительно невменяемых людей подняла. Их можно пассионариями назвать, и, наверное, пассионарием быть — это неплохо, но огромное количест­во попавших в политику...

— Психи со справками и без...

— Да даже не то чтобы психи — они к продуктивному труду не способны, и с сакраментальной фразой про собачью будку, которую классик произнес, я полностью согласен. У нас целая категория людей есть, которые действительно даже собачьей будки не построили, но при этом в постоянной парадигме каких-то претензий и, самое главное, недооцененности живут.

«Сотрудником «ПриватБанка» и на побегушках у Игоря Валерьевича Коломойского я никогда не был»

— Сколько лет вы с Игорем Валерьевичем Коломойским уже вместе?

— Ну особо вместе я с ним никогда не был, то есть да, мы знакомы, вместе работали, в своей поза-позапрошлой жизни я адвокатом группы «Приват» был, но не толь­ко их адвокатом — все крупнейшие промышленно-финансовые группы в стране обслуживал, со всеми так называемыми олигархами знаком (с первой десяткой «Форбс» точно). Сотрудником «ПриватБанка» и на побегушках у Игоря Валерьевича я никогда не был — у нас периоды отношений были, но сейчас эти отношения не­сколько другой характер, наверное, приобрели.

— Вы до сих пор с ним близки или нет?

— Честно сказать?

— Да...

— Ну, приблизительно, месяцев 10 мы вообще не общаемся.

— А что, черная кошка между вами пробежала?

— Знаете, мы просто поняли, что в настоящий исторический период друг в друге не нуждаемся.

— Хорошая формулировка...

— Да, в оценках я аккуратен, но если уж так совсем начистоту, я ему ничего не должен.

— Это важно...

— Да, по большому счету, ничего, то есть даже во время своей избирательной кампании я ножками, наверное, все дворы в городе обошел. Потом со своим штабом подсчитал: 50 тысяч личных контактов — рукопожатий, глаза в глаза...

— Ясно, а Игорь Валерьевич вам ничего не должен?

— Не буду об этом (улыбается). По-разному можно считать...

«Без Коломойского Днепропетровск не удержали бы, и свое имя в историю он вписал»

— Это же он говорил: «Долги только слабые отдают», поэтому я и спросил... Коломойского, вас и Корбана иногда бандитами называют — вы бандиты?

— Ну опять же это такие ярлыки... У каждого человека своя история, но уж я не бандит так точно.

— Уже легче...

— Поэтому за своих товарищей, коллег, тех, с кем по жизни очень много прошел, говорить я не буду, но, повторюсь, ярлыки на многих какие угодно навешивают. Есть такая наука — лингвистическая философия, которая утверждает, что у людей очень много проблем оттого возникает, что в одни и те же слова разный смысл они вкладывают. Когда говорят: олигархи, рейдеры, финансово-промышленные группы... Славной памяти Михеил Николозович Саакашвили барыгами всех обзывает...

— ...а барыги далеко не все...

— Да, не все (улыбается), поэтому в слова просто реальный смысл надо вкладывать, а не ярлыки вешать.

— Вы сказали, что с первой десяткой «Форбса» лично знакомы, а кто из этой первой десятки самый, на ваш взгляд, яркий?

— Ну безусловно, Игорь Валерьевич.

— Кто к нему по яркости приближается?

— Думаю, он на первом месте, а все остальные далеко позади.

— Почему, на ваш взгляд, в трудное для страны время Коломойский Днепропетровскую область согласился возглавить, а Ринат Ахметов Донецкую — нет?

— Думаю, у Рината Леонидовича это напрямую надо спросить — я вообще за третьих лиц говорить не люблю, особенно в их отсутствие, а почему Коломойский решился... Наверное, как человек увлекающийся... Есть такое хорошее английское слово fun, так вот, в какой-то момент он fun почувствовал, но, забегая наперед, скажу, что без него Днепропетровск не удержали бы.

— Уверены в этом?

— На 100 процентов. Можно по-разному все оценивать, и действительно, нашу тяжелую работу в облгосадминистрации в самые страшные времена, в 2014 году, с подвигом людей сравнить, которые добровольцами записались, на фронт ушли, здоровье, иногда жизни потеряли, в плен попали, нельзя. Это несопоставимые вещи, но имен­но фигура Игоря Валерьевича точкой кристаллизации стала, то есть он вокруг себя в тот момент необъединяемое объединить смог. Каждый свой вклад внес в то, что у нас «ДНР» и «ЛНР» по левому берегу Днепра не стоят: люди, волонтеры, обычные, простые наши земляки, но без него не получилось бы, и я так вам скажу: свое имя в историю он вписал.

— Мой друг часто говорит: «Родина вас не забудет, но и не вспомнит». Родина Коломойского вспомнит?

— Ну тогда я у вас спрошу: а какая родина? Он ведь сам говорил, что у него три паспорта (смеется), но если без шуток, большое видится на расстоянии, и, думаю, что история всех нас оценит. Пусть не сейчас — через год, через пять, через 10, но мне кажется, мы такую работу сделали, за которую перед своими детьми не стыдно.

«Ярош абсолютно самодостаточен, и к кому-либо его приписывать неправильно»

— «Свободу» и «Правый сектор» Коломойский финансировал?

— «Свободу», я думаю, нет, а «Правый сектор» — да, однозначно.

— Ярош — ваш человек?

— Ярош — свой человек, и даже я, наверное, больше человек Яроша, чем он мой...

— Ого!

— Да. На самом деле, Дима — мой близкий друг, мы очень сильно приятельствуем, давно общаемся, семьями дружим. То, что у Яроша в голове, только у него в голове, и к кому-либо его приписывать было бы не­правильно. Его часто и в правые радикалы записывали, и в такие, и в сякие, и в предатели идеалов Майдана, и в сотрудники спец­служб, и в агенты Кремля, но это чистой воды чушь — Ярош абсолютно самодостаточен.

— Какие сегодня у Коломойского с президентом отношения?

— Ну, с учетом того, что 10 месяцев мы не общаемся, я не знаю — это у него надо спросить.

— Есть ли у Игоря Валерьевича политические амбиции и, что самое интересное, перспективы — на ваш взгляд?

— Не знаю, мне тяжело сказать (опять же с учетом того, что мы не общаемся), но, думаю, роль публичного политика его не интересует. Он такой, знаете, человек из чулана, Карабас-Барабас, который всех за ниточки дергает. Однозначно это крупный игрок...

— ...крупный Карабас...

— ...и однозначно он шахматист, то есть на многих досках играет, причем никто не знает, на каком количестве досок одновременно.

— Умный дядечка, да?

— Безусловно. Я вообще считаю, что он гений, а с другой стороны, неизвестно, добрый гений или злой...

«Да, Корбан бесстрашный. Нет богатыря страшней, чем испуганный еврей»

— Партия «УКРОП» еще существует?

— Давайте я максимально аккуратен в оценках буду и объясню, почему. Знаете, мне очень больно про партию «УКРОП» говорить, потому что я у ее истоков стоял, и честно скажу: как олигархический проект она не задумывалась. В тот момент мы искренне уверены были, что сможем вокруг себя лучших людей собрать, и у нас получилось, но после того как, когда Геннадия Корбана задержали и арестовали, в партии небольшой переворот произошел, она вниз по наклонной пошла. Комментировать все это я не буду не потому, что мне просто не хо­чется или стыдно, не из-за той камарильи, которая в политическом совете «УКРОПа» сейчас заседает, а из-за того, что, наверное, где-то мы доверия людей не оправдали.

— Что мне в партии «УКРОП» очень нравится, так это ее название, а кто его придумал?

— Это продукт синергии был, и, мне кажется, наверное, первым все-таки Геннадий Корбан его предложил. Мы много над расшифровкой думали: Український Опiр, Українська Опозицiя, Украинское Объединение Патриотов, но я почти на 100 процентов уверен — это был Корбан. Воз­мож­но, умные люди ему посоветовали, но кристаллизовать эту идею и окончательно оформить ее только Гена мог, — никто больше.

— Геннадий Корбан — ваш друг?

— Да, безусловно. Самый близкий.

— Он действительно самый выдающийся рейдер Украины или нет?

— Он самый выдающийся антикризисный менеджер, и опять же к лингвистической философии и значению слова «рейдер» вернемся. Могу сказать одно: Геннадий Корбан никогда в своей жизни слабого не толкнул, подножку падающему не поставил и руки в бюджет никогда не запускал, то есть да, конечно, в большом количестве корпоративных войн он участвовал, но ког­да с Коломойским против Ахметова воевал или с Ахметовым еще против кого-то — можно ли это рейдерством назвать?

— Бесстрашный человек!

— Я думаю, да. Нет богатыря страшней, чем испуганный еврей... (Улыбается).

— Сколько раз на него покушались?

— На моей памяти — раза три точно.

— Со стрельбой...

— И со стрельбой, и со взрывами, и потом еще в 2014 году сепаратисты всякие разные ситуации придумывали, но, слава нашим спецслужбам, они их на стадии подготовки предотвратили.

— Слава нації! Смерть ворогам!

— Да!

— В Украину Корбан вернется?

— Думаю, да, будем надеяться.

«Саш, — Вилкулу я сказал, — когда спуск начнется, внизу, в кустах, я буду сидеть и тебя ждать». Вилкула сейчас не существует — он на вокзале «Катюшу» под гармошку поет»

— Люблю вас в Фейсбуке читать: вы там дерзкий, жесткий и часто непримиримый — в жизни такой же?

— Наверное, да: по-другому не получается. Привык удар держать, поэтому иног­да различные методы убеждения применять приходится.

— Во вред это часто идет?

— Не мне так точно.

— Бывшего вице-премьера Украины Александра Вилкула вы «мразью, подонком, трусливым и тупым животным» назвали — за что его так не любите?

— Думаю, на историю наших отношений с Александром Юрьевичем двух или трех газетных разворотов не хватит. Не могу сказать, что мы близки были или приятель­ст­вовали, но одно время достаточно плотно общались, более того, страшную тайну раскрою: как говорится, все мы из Октября выросли, и вообще-то, наша с ним карьера благодаря, дай Бог ей здоровья, Юлии Тимошенко началась. Это не секрет, но особо этого в паблике не было...

— Как интересно!..

— То есть такая компания «Единые Энергетические Системы» была, и я там мальчиком-юристом после окончания университета был, а Саша — мальчиком-менеджером горно-металлургического департамента.

— При Лазаренко еще?

— Конечно, и мы по одним кабинетам и одним коридорам папочки с документами носили, только каждый свои. Потом жизнь нас сводила, разводила, но, в принципе, мы с 94-го года знакомы. Когда Саша вице-премьером стал, у него такая корона выросла, что он ею мог бы потолок зацепить, а такого я не люблю. Я был обычный, простой адвокат, он был страшный, большой человек, и однажды ему сказал: «Саш, смотри, жизнь, особенно в политике, это восхождение в гору, а когда наверх поднимаешься, спуск начнется, и вот там, внизу, в кустах, я буду сидеть и тебя ждать».

— Дождались?

— Думаю, да.

— Так что, исходя из характеристик, которые вы ему дали, плохой он?

— Да ну, зачем его обсуждать? Его сейчас не существует — он на вокзале «Катюшу» под гармошку поет.

«У меня с господином Саакашвили нелюбовь давняя, он «накачанным ублюдком» меня обзывал»

— Почему вам так Михеил Саакашвили не нравится?

— Ой, у меня с господином Саакашвили нелюбовь давняя. Для меня он парадоксом, знаете, в каком плане остается? Это человек, который со всеми, с кем мог, поругался: с кем нужно и с кем не нужно. Мне с ним делить нечего было — мы с Михеилом Николозовичем поссорились и чуть не подрались во время довыборов на 205-м округе в Чернигове. Он туда поддержать Сергея Березенко приехал, и эта история про «накачанного ублюдка», как он меня обзывал, всем известна, и, в общем, только охрана нас разняла, потому что все могло рукоприкладством закончиться.

Я не понимаю, зачем ему надо было такой демарш в тот момент устраивать, но самое главное, что сейчас у меня с тем же Сергеем нормальные рабочие отношения. Он в парламенте, мы общаемся, точки соприкосновения есть, то есть, о чем разговаривать, умные люди всегда найдут, а Михеила Николозовича я таким не назвал бы.

Опять же, как сейчас помню (у меня даже это видео со «112-го» канала есть), как он здесь сидел и рассказывал: посмотрите, мол, на Филатова, вертолета — два, билета в космос — два... Точно как в той истории про замшевые куртки и портсигары.

— «Все, что нажито непосильным трудом».

— И, конечно, я, из бизнеса пришедший и позитивистскими категориями мыслящий, мессианство и мессий очень не люблю.

— Тем не менее как умный человек вы же не можете не признать, что Са­акашвили — единственный из президентов постсоветских республик, который для своей страны реальное дело сделал?

— Ну, по-разному говорят. Я с грузинами общался...

— А вы в Грузии были?

— Был — в Батуми, в Аджарии. Ну это такой туристический анклав, так вот, по-разному там о нем говорят. Я не буду сейчас вы­яснять, чья это заслуга — Саакашвили или покойного Кахи Бендукидзе и являются ли реформы, которые он провел, успешными, когда на 30 долларов люди живут... Успешность его реформ — это успешность реформированной им судебной и право­охранительной систем, но почему он вернуться боится, чтобы самый справедливый грузинский суд его оправдал и от обвинений в избиении демонстрантов и захвате телекомпании очистил? Вопросы...

«Интернет-мем «бородатая женщина» про Сергея Лещенко тоже я запустил»

— Почему Сергея Лещенко «дешевым сученышем» вы назвали?

— Я и сейчас повторю: он таковым реально является — более того, интернет-мем «бородатая женщина» про него тоже я запустил.

— А почему «бородатая женщина»?

— Ну-у-у, в силу, так сказать, его личностных качеств. О Сергее Лещенко и его моральном облике я понял все после того, как в 2014-м он со своим вечным напарником Мустафой Найемом к нам в областную администрацию приехал, — мы за одним столом в переговорной комнате на седьмом этаже сидели, и они рассказывали, какие мы молодцы, как Украину удержали... Кстати, Саакашвили тоже приезжал, и можно даже в YouTube его синхрон найти, как он возле пресс-волла стоит и рассказывает о том, что днепропетровская команда — это ого-го какие молодцы! Буквально через пару лет накачанными уб­люд­камии, бандитами и рейдерами нас на­зывать начал...

В общем, я понимаю, что это политика, но базовые вещи есть, и для меня очень показательно было, когда господин Лещенко заявил о том, что добровольческие батальоны — это частная армия Коломойского, созданная по образцу батальонов Кадырова.

— А это не была частная армия Коломойского?

— Да это чистой воды чепуха, и такие люди, как Лещенко, все это в том числе вбрасывали. Я сейчас мэр, руководителей государства обсуждать не хочу, но думаю, что в один исторический момент Петру Алексеевичу эту идеологему в голову вкладывали — его этим пугали, хотя это абсолютная неправда.

— По поводу руководителя государства хочу вас процитировать: «Можно любить или не любить Порошенко, но Марина — достойнейшая из женщин: сперва хорошую бабу себе найдите и только потом кривляйтесь, мудаки». Причиной этого поста в Фейсбуке что стало?

— Я объясню. Госпожа Порошенко не­однократно к нам в Днепр приезжала — она инклюзивное образование курирует, — и это не просто реклама или имитация общественной деятельности: я видел, как она за это болеет. У нас много разговоров было — не только по поводу обучения детей, но и о жизни — она действительно очень достойная женщина, и опять же можно любить или не любить президента, премьер-министра, генерального прокурора, но когда обсуждение их деловых качеств в обсуждение жен и детей переходит, типа, «хай син Порошенка воює» — это низко: и для обывателя, и уж тем более для журналиста. Это безобразие, и, может, я просто человек какой-то старой формации, но такие вещи недопустимыми считаю.

«Шарий — враг государства, который за счет своей манипулятивной риторики в костер событий, в 2014 году происходивших, немало бензинчика подлил»

— К журналистам теперь переходим. Есть такой Анатолий Шарий...

— Да-а-а...

— Почему вы публично ему угрожали?

— Я считаю, это враг государства, который за счет своей вот этой манипулятивной риторики в костер событий, в 2014 году происходивших, немало бензинчика под­лил, то есть жечь он не призывал, но спички бросал...

— Шарий — агент ФСБ?

— Не знаю. Может, в тот момент, когда отсюда удирал, агентом еще не был, а сейчас, думаю, подвербован так точно.

— Он между тем в Гааге находится...

— Ну, мне кажется, агентов ФСБ не только в Москве, но и в Гааге, и у нас хватает.

— У нас еще больше, чем в Гааге...

— Да, поэтому у меня по поводу этого человека никаких сожалений или еще чего-нибудь нет.

— В свое время о вознаграждении в размере 500 тысяч долларов за выдачу украинским властям бывшего народного депутата Олег Царева вы объявили — зачем вам нужен был Царев и почему он такой дорогой?

— Господин Царев — тот человек, который все безобразия организовывал, которые в 2014 году в Днепропетровской облас­ти, и не только в ней, происходили. Когда мы его кышнули, он в Москву побежал, чуть ли не в соседнем кабинете с Глазьевым на Старой площади там сидел и нам оттуда наяривал — обещал, что скоро чуть ли не на русских танках приедет и всем нам плохо будет. Поэтому Олежка добегался, и уж кто-кто, а это один из лидеров всего этого сепаратистского движения — вот почему за него не жалко было и 500 тысяч отдать, и побольше.

— Ну а если бы вам его доставили — вы, во-первых, эти полмиллиона отдали бы?..

— Разумеется...

— А во-вторых, что бы с ним сделали?

— Правоохранительным органам передали бы. Знаете, тогда много разного рода спекуляций было — рассказывали, что Коломойский и компания выкуп за людей платят. На самом деле, когда 10 тысяч за сепаратиста давали, это все равно через СБУ шло, то есть никакой тюрьмы у нас не было...

— Или подвала...

— Куда пойманного приводили бы, и мы говорили: «Тебе 10 тысяч, а тебе, дорогой, — туда»...

— И иголки под ногти...

— Ну да. Все это мифы, в том числе, что Филатов граждан Крыма повесить хотел, и такие, как Шарий, эти мифы в первую очередь распространяли.

«В ближайшем, обозримом, будущем Крым судьба Северного Кипра ждет»

— По поводу Крыма — много ли собственности у вас там россияне отжали?

— «У нас» — это у кого?

— У вас лично...

— У меня — землю, большое количество хороших земельных участков — особенно в районе гостиницы «Ялта-Интурист»: четыре или сколько там гектаров...

— И что, просто «было ваше — стало наше»?

— Да, национализировали — приняли решение, и в доход Российской Федерации обратили.

— Это решение, на ваш взгляд, законное?

— Так сама аннексия незаконна (смеется), потому о всех последующих действиях даже говорить бессмысленно.

— Земли жаль?

— Нет, я просто это из головы вычеркнул, потому что это такое дело: имущество и деньги сегодня есть, завтра нет, сегодня меньше, завтра больше...

— Бог дал — Бог взял...

— Да — главное, чтобы все живы-здоровы были.

— Крым, на ваш взгляд, в состав Ук­ра­ины вернется?

— Думаю, что не при президенте Путине, но что там будет хуже и хуже — это 100 процентов. Крым, я считаю, в ближайшем, обозримом, будущем судьба Северного Кипра ждет.

«Я этнический русский, но Ук­ра­ина — моя родина, и почему русские командовать тут должны? Мы их сюда не звали»

— В Фейсбуке вы как-то написали: «Ненавижу Россию!» — эта ненависть когда-нибудь пройдет? Вы же русский, правильно?

— Да, этнический русский. Когда папа мой умирал, он просил, чтобы я корни нашей семьи нашел...

— ...и оказалось, что вы еврей?

— Не-е-е... Я пять лет этому посвятил, причем компанию из Санкт-Петербурга при­влек, которая генеалогией занимается, и они в архивы работать ездили — в Казахстан, в Беларусь... Я из псковских крестьян, а почему Филатов? Это от имени Феофилакт производная — «любимец Бога». У крестьян фамилий не было, все они по именам звались, и был такой Агафангел Филатыч, и от него род мой пошел. Поэтому я действительно русский — и по линии отца, и по линии матери, но смотрите: Ук­ра­ина — это моя страна, моя родина, и почему русские командовать тут должны? — мы их сюда не звали. За что мне Россию любить? За то, что в 2014-м я на защиту собственной страны встал, а они в Ростове диверсионные группы придумывали, которые сюда то фугасы, то гранатометы везли, чтобы какую-то пакость нам сделать? Я многое могу России простить, но не прощу того, что они меня детства, юности, прогулок с женой в Крыму, крымских чебуреков и варенья из фейхоа лишили. Многого лишили, а на каком основании, по какому праву?

— Коломойского Путин своим личным врагом считает, а вас?

— Думаю, для Путина я слишком мелкая фигура, чтобы меня личным врагом считать...

— ...но он о вас знает?

— Это мне сказать трудно...

— Можете ему с газетных страниц привет передать...

— Та что ему привет передавать? Думаю, когда Путин к какому-то логическому финалу своей жизни подойдет, оглянется и поймет, что вокруг пустота.

— Врагов у вас много?

— Наверное, да, но я к тем людям отношусь, которые врагов ближе, чем друзей, предпочитают держать. У меня нет, допустим, врагов, с которыми, как говорится, на личное перешел бы, — мы можем за власть, за деньги, влияние, имущественные права воевать, но, повторяю, за спиной у меня таких недругов, которые могут сказать, что где-то я на личное перешел, нет. Это враги, с которыми друзьями становиться не надо, но, по крайней мере, я понимаю, что какую-то красную линию они тоже не переступят.

— За свою жизнь между тем вы боитесь?

— Знаете, свою жизнь я никому дарить не собираюсь. Есть такое понятие — «сладкая булка». Тому, кто на безопасности экономит, рано или поздно за это рас­плачиваться придется, поэтому 15 лет я с охраной хожу, к этому привык и чувствую себя комфортно.

— Мне говорили, что Игоря Валерьевича даже в Женеве постоянно 10 человек охраняют, а у вас охрана большая?

— Думаю, что 10 человек в Женеве Игоря Валерьевича не охраняют — хотя, может, сейчас уже и да: мы давно не общались, но когда я с ним в Женеве встречался, еще в бизнес-времена, ни десятерых, ни пятерых не видел. Ну а меня постоянно четыре человека охраняет — им спать, отдыхать надо, потому они меняются.

— Ваш шестисотый «мерседес» бронированный?

— Безусловно, причем по самому высокому стандарту, B6 или как там. Ну как положено...

— Хм, а вы никогда не думали, что сегодняшняя ваша жизнь гораздо хуже той, которая могла бы без политики быть? При ваших-то деньгах, возможностях...

— Это контроверсионный вопрос, и сказать вам, чувствую ли себя счастливым, я не могу. Особенно когда о большом количестве сошедших с ума депутатов мы говорим...

— ...да и просто сошедших с ума...

— И когда на какую-то безумную опять же борьбу с коррупцией я смотрю, когда, знаете, пчелы против меда... Опять же мне аккуратным в оценках следует быть, чтобы количество недоброжелателей не умножать, но не могу не признать: есть процессы, которых я вообще не понимаю. Сижу иногда и думаю: «Зачем я сюда вообще полез? Жил себе, неклятый-немятый: зачем мне это понадобилось? И дальше что?».

— И спасибо никто ведь не скажет.

— Во-первых, все время какие-то гадос­ти о себе в интернете читаешь, во-вторых, через день какие-то проверяющие приходят: то прокуратура, то НАБУ, то полиция, то налоговая, то ОБЭП, и все что-то узнать хотят — это же невозможно!

— Я даже догадываюсь, чего они хотят.

— Да нет, не этого — они вообще не знают, чего, но все контролируют, и ты не­до­умеваешь:

«Господи, зачем это мне надо было?». «Только на мотоцикле, за рулем, 53 страны я проехал»

— Вы не только адвокатской деятельностью, но и журналистской занимались — пять лет в Днепропетровске телепрограмму вели. Кем быть комфортнее — адвокатом или журналистом?

— Журналистом однозначно, хотя опять же журналистом я, как в том анекдоте про ненастоящего сварщика, был, то есть за свой счет целый штат, всю редакцию содержал, но не просто приходил и мне тексты давали, чтобы зачитывал, — передачи за­писывал, мы сюжеты обсуждали, это реально полноценная работа была, и никто из моих собратьев-журналистов не может сказать, что я это все сейчас придумываю. Чтобы в Фейсбуке 200 тысяч фолловеров получить, надо слово чувствовать, понимаете...

— ...абсолютно...

— ...поэтому в журналистике достаточно комфортно мне было. Опять же за это Игорю Валерьевичу спасибо — программа на его телеканале выходила, и никто мне не говорил, какие сюжеты снимать, кого показывать, кого нет: делай что хочешь.

— Вы ряд телефильмов о путешествиях сняли — в какой стране интереснее всего было?

— Трудно сказать...

— А сколько стран вообще объездили?

— Только на мотоцикле, за рулем, — 53. Всю Европу, весь Ближний Восток, даже в Сирию заезжал, Канаду проехал, два раза — США, от океана к океану...

— Потрясающе!..

— Да, много где побывал. Знаете, сказать, в какой стране интереснее всего, не могу, но самое интересное путешествие назову: я Африку от океана к океану, от Намибии до Джибути пересек. По­ездка дос­таточно экстремальная, полтора месяца длилась — людоедов не видел, но...

— ...человечину попробовал...

— Нет, но пару ситуаций было, когда товарищи с автоматами и в набедренных повязках выскакивали. Ну, ощущения не совсем приятные, так скажем: Африка — она действительно вещь в себе...

— Если бы не в Украине, в какой бы стране жили?

— Я, если честно, жизнь свою без Ук­ра­и­ны не представляю, и это не пафос: тут мои родители похоронены, здесь моя семья живет, вся жизнь с этой страной связана. Поверьте, у меня много разных возможностей уехать было.

— Верю...

— И самое главное — другое гражданство получить, но как-то руки не доходили — даже тогда, когда мог это сделать, будучи бизнесменом. Естественно, сейчас, когда политиком стал, об этом и речи не может быть, поэтому моя совесть чиста, и никто не скажет, что у Филатова паспорт другой страны имеется. Без Украины себя не представляю, как в песне поется: «А она нам нравится, хоть и не красавица...».

«Полечу ли я в космос? Может, Ричард Брэнсон позвонит и скажет: «Давай!»

— Вы историей, культурой, философией и этнографией Японии увлекаетесь, обширную коллекцию нэцкэ имеете, а почему именно Япония так вас волнует?

— Ну это давняя любовь, такой комплекс чувств... Все с занятий боевыми искусствами началось — вначале дзюдо, потом карате было, почитывать начал, интересоваться, а потом затянуло. Ну а по нэцкэ я почти всех коллекционеров на бывшем советском пространстве знаю, правда, с российскими коллегами отношения прервал и не общаюсь. Был такой фильм по произведению Анатолия Рыбакова «Каникулы Кроша»...

— ...да, про Сережу Крашенинникова...

— Вот оттуда, получается, все, кто нэцкэ собирают, — это где-то на подкорке осталось.

— Сколько же у вас нэцкэ всего?

— Так сразу и не отвечу — надо в электронной декларации посмотреть.

— Но это тысячи штук?

— Нет, думаю, штук 600 точно есть.

— Эта коллекция как-то капитализируется?

— Вопрос хороший. Скажу так, что это очень сложный предмет для коллекционирования, — во-первых, огромное количество подделок, а во-вторых, множество копий. В японской художественной традиции ученик имя учителя наследовал, и высшей степенью мастерства считалось, если учителя он копировать мог. Если мы, например, о традиции такаяма говорим, то были Сукинага, Сукитада, Суки... (задумывается) Сукитома, и дальше, дальше, дальше. Только в высшей степени квалифицированный специалист может здесь разобраться, но давайте о нэцкэ не будем, потому что...

— ...я завожусь...

— ... говорить о них очень долго можем (улыбается).

— Вы космический полет в качестве первого космического туриста от Ук­ра­и­ны совершить собирались, а почему не получилось?

— Во-первых, с этим проектом серьезные проблемы возникли: космический челнок разбился, один пилот погиб, второй тяжело пострадал, а во-вторых, революция началась, война, нервы... Из-за отсутствия спортзала, как я всегда смеюсь, «на хорошей, теплой должности» килограммов 20 набрал. До последнего времени все-таки надеялся, что в эту программу вернусь, — я ведь базовый курс в Филадельфии, в Пенсильвании, в учебном центре NASA NASTAR прошел.

— Ух ты! И вас на креслах крутили?

— И в центрифуге...

— ...и?

— Такое ощущение, будто на тебя грузовик мокрого песка вываливают и под ним ты лежишь и задыхаешься... Всякое было, но базовый курс я закончил и думал, что полет состоится. Сейчас у меня уже сомнения есть, хотя, знаете, посмотрим. Может, какой-то предохранитель сработает или Ричард Брэнсон позвонит и скажет: «Давай!».

«В мэры из большого бизнеса я пришел и первый свой миллион долларов в 2006 году задекларировал»

— Вы сегодня богаты или сказочно богаты?

— Не могу сказать, что сказочно богат, но опять же прикидываться не хочу. Сильно поиздержался... Когда определенный уровень расходов есть, эту планку даже для себя как-то понижать тяжело, поэтому сейчас, в том числе при подаче декларации, расходы мои превышают доходы. Конечно, подкожный жирок есть, поэтому могу себе это позволить, но потом — не знаю: на зарплату мэра прожить не­возможно. При моем уровне расходов...

Я понимаю, что кому щи пустые, а кому жемчуг мелкий, это может прозвучать цинично, ведь нас люди читают, у которых по три-пять-семь тысяч гривен зарплаты, они скажут: «40 зарабатывает — еще и жалуется!», но я из большого бизнеса пришел и первый свой миллион долларов в 2006 году задекларировал, а сейчас сижу и каждый день думаю: «А не забыл ли я что-то в декларацию вписать, потому что завтра придут и спросят». Это, я вам скажу, реальная проблема! — я лично многих людей знаю, которые в связи с электронным декларированием просто с госслужбы ушли, рукой махнули: «Сами этим занимайтесь, а мы обратно в бизнес пойдем».

— В советское время нас учили: «Не в деньгах счастье» — а в чем тогда?

— В деньгах счастья нет, но это все-таки мера свободы, длина поводка. Если у тебя денег нет, то и поводок у тебя короткий, чем больше их, тем он длиннее и больше возможностей для маневра, а счастье — это в ладу с собой быть. Да, у меня получается, да, очень приятно, когда доверие людей чувствуешь и понимаешь, что подвести их не можешь, но, знаете, иногда такой червячок душу грызет...

— Последний вопрос: сейчас, в эту минуту, вы счастливы?

— Отвечу, как в знаменитом классическом фильме: «Не буду думать об этом сегодня — подумаю завтра».

Записала Анна ШЕСТАК

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter