Певица Оля Полякова: «Я хочу быть президентом. Там так много не совсем адекватных людей — чем я хуже?!»

«У нас если политика, то всегда громко, грязно и как-то очень серьезно. Я люблю, когда люди относятся к себе с долей иронии, а в политике это редкость»

— Примерно 10 лет назад у Савика Шустера возникла идея взять в соведущие красивую и умную блондинку...

— И я ходила на тракты (пилотные программы. — «ГОРДОН») с пылесосом.

— Да, но ты не знаешь, благодаря кому ты ходила на тракты: я как раз тогда была редактором программы Савика Шустера и предложила попробовать Олю Полякову. Я помню этот тракт (ты сейчас расскажешь свою версию)... Во-первых, нужно отметить: ты пришла со своим тестом, со своими идеями — это тебя очень отличало от других известных блондинок (не будем тыкать пальцами)...

— Я готовилась! Я же понимала, что иду в политическую программу (смеются).

— Ты пришла с тестом, потом сплела из него косу и водрузила его на голову, сказав, что ты — Юлия Тимошенко.

---

---

— Это было «утро Юлии Тимошенко»: заплела косу и засунула голову в духовку, посыпала кунжутом и пошла в Верховную Раду (смеется).

— Савик шутку не очень оценил, но я запомнила тебя как девушку без комплексов (смеется).

— У тебя просто более развито чувство юмора. Вообще, мне кажется, что в наших политических программах не хватает этого элемента. У нас если политика, то всегда громко, грязно и как-то очень серьезно. Я люблю, когда люди относятся к себе с долей иронии, а в политике это редкость.

— Умение смеяться над собой — одно из самых ценных в человеке, и мне это очень нравится. В тебе это присутствует.

— Спасибо.

— Скажи, пожалуйста: над какими привычками или комплексами ты не боишься смеяться публично?

— Могу смеяться над всем. Юмор разрушает пафос, а пафос очень сильно напрягает. Когда ты относишься к себе легче, то и люди относятся к тебе легче. У меня был длинный творческий путь, если ты помнишь, 10 годами он не ограничивается — все началось гораздо раньше. Я пребывала в разных состояниях, и было очень сложно, когда ты относишься к себе слишком серьезно, а люди — нет (смеется).

— Ты вовремя сориентировалась.

— Постоянно ощущаешь когнитивный диссонанс!

— Какое страшное слово!

— Так недолго и до успокоительных таблеток дойти. Мой муж всегда говорил (большое ему спасибо за это): «Если ты не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней». И в один момент я изменила отношение и начала смеяться над всем. Это так расслабило и меня, и людей вокруг меня... Мне стало не только легко жить, но и легко работать.

— Какой самый безбашенный поступок ты совершала когда-либо?

— В карьере или в жизни?

— Вообще.

— (Вздыхает и смеется).

— Ты сейчас явно что-то неприличное вспомнила.

— Нет-нет. Если взять мою профессию и то, как я была к ней готова изначально, то это был безбашенный поступок. То, чему я научилась за 15 лет, — это совершенно не та Оля Полякова, не та певица, которой я начинала. То есть мне очень мало было дано...

— Природных данных?

— Природных голосовых данных. Я очень сильно над этим работала, это серьезный 20-летний труд: от одной октавы до четырех октав диапазона...

«Редко в политику приходят сволочами. Наверное, приходят с какими-то альтруис­тическими идеями, но потом их ломает сис­тема»

— Ого!

— Я сама сделала себе голос. Поэтому когда я решила быть певицей с теми данными, это был очень безбашенный поступок! (Смеется). Даже моя мама, когда я поступала в музыкальное училище на вокальное отделение... даже не вокальное, а дирижерско-хоровое — я дирижер по первому образованию, так что могу дирижировать хором (улыбается). Поскольку там были уроки вокала, я пошла туда и сказала маме, что хочу быть певицей. Мама на это сказала мне: «У тебя что, голос есть?». Я взяла и доказала ей, что есть (смеется).

— Мама виновата.

— Да! Спасибо ей!

— Судя по твоим частым в последнее время появлениям с Владимиром Зеленским, я так понимаю, что ты с кандидатом в президенты уже определилась?

— А он уже заявил об этом официально?

— Надо, чтобы заявил официально?

— Ну конечно! У нас так много говорят... Я тоже могу заявить! Алесь, знаешь, я хочу быть президентом. Там так много не совсем... м-м-м... адекватных людей — чем я хуже?! (Смеется).

— Я сегодня удостоверилась, что кресло, на котором ты сидишь, волшебное. На нем сидело уже много людей...

— И все хотят в президенты?

— В том числе твой коллега Иво Бобул, например.

— (Смеется).

— Раз уж ты эту тему затронула, давай представим: Оля Полякова получает булаву и серебряную президентскую печать...

— О боже! Нет!

— Что она сделает?

— Мне настолько нравится мое сегодняшнее положение, в котором у меня есть возможность дарить людям счастье и радость... А президент — всегда плохой.

— Ну почему же?! Может, наконец-то будет президент, который сделает всех счастливыми! Заслужила ведь Украина?

— Заслужила — это абсолютно точно. Но это, как ты понимаешь, все-таки сложно. Мне кажется, что не все люди приходят туда, чтобы сделать хуже, они же все-таки стараются, но плохо получается.

— Ты так хорошо думаешь о людях?

— На самом деле я думаю о людях хорошо. Редко в политику приходят сволочами. Наверное, приходят с какими-то альтруис­тическими идеями, но потом их ломает сис­тема. Наче той вампір кусає — и они все начинают делать одно и то же.

— Ты бы смогла пройти испытание медными трубами, как считаешь?

— Знаешь, я такая безбашенная, что, возможно, в моей жизни будет что-нибудь с этим связанное. Меня это все очень интересует. Меня интересует политика, я обожаю твою передачу, обожаю передачу твоего мужа Димы Гордона...

«Не представляю, как бы я существовала в условиях, когда мне несут мешки денег за какие-то решения»

— А я-то думаю, почему у нас такой высокий рейтинг! (Смеется).

— Я смотрю, слушаю, внимаю, пытаюсь разбираться. Очень люблю российского политолога Станислава Белковского. Я просто влюблена в него!

Мне кажется, что он местный Нострадамус: можно ему любой вопрос задать. У меня есть десяток вопросов, на которые никто не может дать ответ. Я вообще считаю, что взрослый человек в детородном возрасте не может не интересоваться политикой. Поэтому когда многие наши селебритис говорят: «Я вне политики», «Меня это не интересует», «Я за мир во всем мире» — да, я тоже за мир во всем мире, но невозможно этим не интересоваться, будучи взрослым думающим человеком.

— Как ты думаешь, почему не может человек, принимающий решения, собрать всех, кто держит акции государства Украина (условно), олигархов, и сказать: «Ребята, живем и работаем по правилам с завтрашнего дня»? Ты бы могла так сделать?

— Эти люди привыкли к определенному образу жизни: прекрасные яхты, великолепные самолеты, отдых на Мальдивах. И в какой-то момент ты им говоришь: «Давайте вы все это отдадите государству и начнете жить на 40 тысяч гривен» (или сколько они там получают, я не знаю)...

— Ты имеешь в виду народных депутатов?

— Да.

— Сейчас они получают меньше: 20-25 тысяч.

— Вот. А они привыкли к какому-то оп­ре­деленному образу жизни, им нужно содержать...

— Нет, я говорю об олигархах. Условно, это 10 человек, самых богатых в Ук­ра­ине. И вот они...

— ...говорят своим вассалам: «Все, хватит жировать».

— Да!

— Не знаю, мне кажется, они должны бояться за свою жизнь даже...

— То есть ты была бы жесткой руководительницей?

— Я бы — да! Но почему они этого не делают? Мне кажется, что они (кроме того, чтобы залезть, извините, рылом в корыто) хотят еще и что-то хорошее сделать. Хотят или нет, не знаю, но я бы, мне кажется, хотела. Но свои деньги я зарабатываю тяжелым, каторжным трудом...

— Я это знаю.

— Поэтому не представляю, как бы я существовала в условиях, когда мне несут мешки денег за какие-то решения.

— А соблазн велик?

— Огромен!

— К тебе приходили представители каких-либо партий с предложениями места в списке или спеть на концерте в чью-то поддержку?

— Пока нет, но я готова рассмотреть предложения (улыбается).

— Ты уже работала на каких-либо выборах?

— Когда-то работала. На каких-то (улыбается).

— И как тебе этот опыт?

— Хороший денежный опыт, что уж тут скрывать (смеется).

— Есть кандидат в президенты, за которого ты бы никогда не пошла агитировать или петь?

— Конечно.

— Кто это?

— Уже есть заявленные кандидаты?

— Конечно. Можно пальцы загибать: Порошенко, Тимошенко, Ляшко, Бойко, Гриценко, Рабинович, Безсмертный, Наливайченко, Тарута. Выбирай любого.

— Понимаешь, это как в женском гардеробе: куча платьев, а надеть нечего. Так и с этими президентами. Чтобы отдать стопроцентно свой голос, поверить... Ну, послушай, эти люди уже давно в политике.

«Творчество Оли Поляковой настолько сбивает пафос, что танцуют все: и очень серьезные, и не очень, и очень богатые»

— Кстати: Зеленский и Вакарчук. Если пойдут.

— Ну если пойдут... Кто даст мне пост министра поп-культуры, за того и буду голосовать (смеется). Почему, кстати, нет такого министерства?

— Его сначала надо будет учредить.

— Пора! Так вот: все люди, о которых ты говоришь, были в политике долгие годы, они занимали самые ключевые позиции — что им мешало тогда делать? Когда они, условно говоря, были премьер-министрами и так далее... Понимаешь, о чем я?

— Конечно.

— Одни и те же на манеже. Мне кажется, пора туда новую кровь пускать.

— Что-то ты темнишь. Наверное, хочешь сама туда войти в виде новой крови?

— Не сегодня. Дайте пожить (смеется). Все-таки профессия президента — это ни себе, ни людям.

— Ты сейчас часто участвуешь в юмо­ристических программах. Как считаешь, наши политики — юмористы?

— Смешные есть. Например, для меня Ляшко — смешной.

— Он тебе нравится?

— Он смешной.

— Так он же не шутит, он — серьезно! (Улыбается).

— Ну может, все-таки шутит? Не может быть, Алеся! (Смеются). Мне кажется, что это высокий лэвэл троллинга.

— Какой президент Украины за все годы независимости тебе нравится больше всего и почему?

— Леонид Кравчук.

— Почему?

— Который «між крапельками» — это ведь он?

— Да, все правильно (смеется).

— Это так давно было, что могла и запамятовать. Почему он? Я с ним много общалась в частных беседах, и он мне нравится.

— Это были корпоративы?

— Да. Он очень позитивный.

— Наверное, танцевал под твои песни?

— Они все танцуют под мои песни! Творчество Оли Поляковой настолько сбивает пафос, — со всех! — что танцуют все: и очень серьезные, и не очень, и очень богатые. Я красивый большой аниматор, и я умею вовлечь их в это веселье. Кстати, по поводу концертов. Я хочу рассказать, как меняется наша страна. Еще четыре года назад основными заказчиками у артистов были народные депутаты, судьи и другие власть имущие. Сейчас ситуация совершенно иная. Это большой бизнес, большие строительные компании, какие-то кирпичные заводы...

— Аграрные компании?

— Аграрии, конечно. Какие-то продавцы бананов... С одной стороны, эти клиенты более прижимисты, потому что деньги им не несут мешками, а они сами зарабатывают, но и отношение совсем другое. Нет этого «а ну давай развлекай нас». Я вижу перемены. О чем это говорит? О том, что большой бизнес развивается.

— Может, те, кто сейчас у власти, просто стали жаднее?

— Или так.

— Были у тебя корпоративы, когда выходишь в зал, а там — один-два человека?

— 10 было.

— То есть корпоратив заказали всего лишь для 10 человек?

— Есть компания, которая заказывает меня уже много лет... (мы же не говорим, кто это: власть имущие или бизнес)... У них такая тема: они пьянствуют в одном зале, а танцы — в другом. У них всегда очень много артистов, штук (назовем нас штуками) шесть-семь, то есть большая банда. И эти люди приходят из одного зала — заглянули — и уходят дальше принимать горячительные напитки. А артист остается один — и он не понимает, что ему делать: прекращать концерт или дальше петь при пустом зале. Я — единственный артист, который говорит: «Эй, секундочку, все вернулись, девочки — в кружочек...».

— Там и девочки есть?

— Ну да. Это какая-то фирма. Я точно не знаю их специализацию.

— Понятно.

— Да, здесь можно включать блондинку (улыбается). Так вот: почему они меня столько лет уже заказывают? Я не пускаю их употреблять горячительные напитки: все 10 человек остаются здесь, смотрят на артистку. Артистка не может выступать при пустом зале!

«Я считаю, что именно телевидение убило украинский шоу-бизнес. Московских звезд мы холили и лелеяли, возили их бизнес-классами, селили в премьер-отелях, кормили в лучших ресторанах. А нам — мало того что нужно было залезть в эфир, так еще бесплатно!»

— Мне кажется, твой взлет начался, когда появились знаменитый кокошник, высокие трусы, ноги от ушей.

— Да.

— Это совпало с началом российской агрессии...

— Ирония судьбы...

— ...а кокошник ведь ассоциируется с русской культурой. И получается, что твой самый узнаваемый атрибут, который мог дать билет в большой мир...

— И давал!

— ...вдруг превратился во вражеский символ. Как это на тебя повлияло, как ты перестроилась?

— У меня, как я уже говорила, был очень длинный творческий путь и много лет ничего не получалось: я и то пела, и это пела...

— И при этом не сдавалась!

— Я, кстати, знаю, что ты тоже поешь.

— Поешь ты, а я балуюсь (улыбается).

— Ты прекрасно поешь! Я потом спрошу, что тебя остановило.

— Я продолжаю баловаться!

— Вот меня ничего не остановило! Так вот: у меня долго не получалось, и это был момент, когда наконец-то я нащупала! Я на­чала работать с Secret Service, с продюсером Михаилом Ясинским, придумала этот головной убор (я наполовину русская)...

— Это Миша придумал?

— Мы вместе. Вообще, у нас принято в компании, что все хорошее придумываю я (смеется).

— Если команда победила, то тренер — молодец, а если проиграла, то футболисты — сволочи.

— Точно! Я наполовину русская, у меня русская фамилия — это было на поверхности... И когда я надела этот головной убор, когда мы заскакали под балалайки, тогда мы еще очень любили русских, всячески вылизывали... Вспомните наше телевидение... Можно я подниму эту тему?

— Конечно.

— Я считаю, что именно телевидение убило украинский шоу-бизнес. Русских мы холили и лелеяли (я имею в виду московских звезд), возили их бизнес-классами, селили в премьер-отелях, кормили в лучших ресторанах. А нам мало того что нужно было залезть в эфир, так еще бесплатно! «Мы украинским артистам денег не платим». Что это, блин, такое?! Почему какому-то российскому исполнителю спившемуся, из 10 эшелона, вы платите, а мне — нет?! И мы на это соглашались, все это хавали, потому что нам нужны были эфиры... Это сегодня у меня есть свой канал в YouTube, полтора миллиона подписчиков в Instagram — мой зритель меня услышит.

А тогда это было очень важно, и мы соглашались на все. Когда ты соглашаешься, ты уже в пораженческой позиции — к тебе так и относятся: тебя выгоняют беременную из проекта (было и такое у меня), не платят деньги. Это очень неприятно. И при этом видеть коллег, которые приезжают из Москвы и вывозят отсюда бабло... И не работают! Зачем?! Они приехали на проект, попивают коньячок в гримерке — деньги забирают и увозят. А мы работаем, хотим, чтобы нас увидели: «Посмотрите на меня! Вот она я!». Украинским звездам было тяжело...

— И чтобы быть в мейнстриме, а возможно, попасть и на российскую сцену, ты и придумала этот кокошник?

— Да, конечно. И когда мы сделали первую песню Russian Style, когда я заскакала под балалайки, это было дико популярно. На нас в России сразу появился спрос. Я поняла: «Вот оно! Я нашла свою тему!». Потом мы сняли «Шлепки», «Люли». И тут...

— Россия аннексирует Крым, нападает на Донбасс...

— Да. Случается аннексия, начинается война на Донбассе... И это как будто мой разговор со Вселенной: «Все, что ты придумала, — у тебя опять не получается». Сколько можно?! Тем не менее я очень быстро и осознанно сделала свой выбор. Не было у меня проблем с ношением кокошника. Сначала я шутила, что кокошник — не «калашник» (автомат Калашникова)...

— И кокошник у тебя трансформировался. Я так понимаю, ты начала добавлять в него украинские мотивы.

— Он трансформировался в просто большие головные уборы, какие-то короны. А после того, как я стала «Королевой ночи», я нарекла себя единственной королевой шоу-бизнеса — и теперь у меня на голове корона. И даже сейчас, хотя ты ее и не видишь, она там есть.

«Я приезжала в Россию, снималась и уезжала, но мне было очень тяжело морально. У меня были постоянные скандалы со всеми. «Что ж вы так с нашими-то?». «У вас бабушку-эпилептичку изнасиловали прямо в автобусе!»

— Ты затронула важную тему: как поменялся украинский рынок шоу-бизнеса после войны? Насколько украинским артистам стало легче?

— Это ужасное время для страны (хочу это подчеркнуть) и прекрасное время для украинских (и не только украинских) артистов. Люди, которые были в российском шоу-бизнесе много-много лет и не пускали никого, ушли из наших эфиров, поскольку все они очень сильно поддерживают действующую российскую власть. И появилось много молодежи даже из России. Сейчас бум везде: и в русской музыке (я имею в виду молодежную), и в нашей. Появляются новые имена... Когда у семьи есть бюджет на один концерт и приедет кто-то из России, типа Лепса или кого-то еще...

— В общем, раньше ходили на Лепса, а сейчас ходят на Полякову, правильно?

— Да. Если есть бюджет на один концерт, то они потратят его здесь.

— Ты же бизнес-человек — как ты сделала выбор?

— Очень легко.

— Там ведь рынок больше. Например, Ани Лорак сделала выбор не в пользу Украины, несмотря на то что она, как и ты, гражданка Украины. «Да мне все равно, что война. Я поехала в Россию — у меня там карьера». Ты же осталась здесь и, насколько я знаю, не ездишь в Россию.

— Я не езжу даже к маме.

— Что тобой двигало?

— Я много лет ездила в Москву, все эти 15 лет хотела там выступать — и когда ты закусил удила и гребешь-гребешь, тебе очень сложно остановиться, даже когда понимаешь, что вокруг пылают станицы (смеется)... Когда началась война, я все-таки там дорабатывала: у меня был проект и был контракт на русском музыкальном канале. В этот проект вкладывались большие деньги, и я ездила туда на съемки. Это длилось, наверное, полгода. Но как я там жила, с чем мне приходилось сталкиваться с моральной точки зрения... Я же прекрасно понимала, что происходит, и у меня была своя правда.

— Российская пропаганда тебя не кос­нулась?

— Вообще. Я же не смотрю телевизор.

— Кроме нашего канала и нашей программы (улыбается).

— Скажу честно: я не смотрю вас по телевизору — я смотрю в интернете. Я вообще все смотрю в интернете. Поэтому русская пропаганда меня не коснулась. Я туда приезжала, снималась и уезжала. Но мне было очень тяжело морально. У меня были постоянные скандалы со всеми, потому что это животрепещущая тема и все хотели об этом поговорить. «Что ж вы так с нашими-то?». «У вас бабушку-эпилептичку изнасиловали прямо в автобусе!». Я говорю: «Ну как ты думаешь, кто воюет на Донбассе? Что должно произойти с 20-летним мальчиком, чтобы ему захотелось изнасиловать эпилептическую бабушку на глазах у изумленной публики?!». Я там постоянно была в скандалах, даже в контракте прописали, что мы не обсуждаем политику. Было морально тяжело, а потом стало страшно: ты едешь и пригибаешь голову, чтобы не узнали... Я прекрасно понимаю, что люди делают осознанный выбор: каждый раз пересекая границу, вжимают голову в плечи...

Как-то это само. В какой-то момент мы встретились и сказали: «Ребята, все. Мы спрыгиваем с этого проекта». Мы даже заплатили неустойку, потому что деньги были потрачены, а проект не вышел. В общем, это решение далось тяжело...

— Сейчас об этом жалеешь?

— Нет. Это осознанный выбор. Я не могла там находиться.

— Представь себе ситуацию: ты выходишь на сцену, и в первом ряду сидит Путин. Что ты ему скажешь?

— О боже! Как он там окажется? В Ровно, что ли?! Я бы ему туда не советовала ехать! (Смеется).

— Ну а вдруг?

— Ты думаешь, он ничего не понимает? Или ему не говорят?

— Возможно, у тебя накипело к нему лично как к человеку, который это все заварил?

— Мне бы очень хотелось сказать: «Ос­та­новись!».

— Твои песни в основном на русском языке...

— Да.

— Есть несколько на украинском, но в основном — на русском. Почему? Потому что так рынок складывается? Или у тебя есть другие планы и ты будешь раз­вивать украинский язык в своем творчестве?

— Я же не просто решила петь — и все. Это бизнес-план: когда мы нарабатывали свою аудиторию, она полюбила эти песни. Делать что-то в угоду квотам я не хочу. У меня есть своя публика — она любит меня с этими песнями. Естественно, я буду развивать украинское направление в своем творчестве, но и для своей публики...

— Кстати, кто твой слушатель?

— Прежде всего это дети...

— Ничего себе!

— А ты не знаешь?! Тебе нужно просто посмотреть мой концерт.

— Я была.

— Самое большое количество детей — на моих концертах. Это абсолютный факт. У меня в тысячном зале может быть 300 детей. То есть треть — это маленькие дети. Естественно, их мамаши (женщины около 30 лет)...

«Я повзрослела недавно. Лет до 29-30 была сущим ребенком»

— Сейчас многие дети украиноязычны, потому что в школе преподают на украинском.

— Нет проблем. Мои дети тоже прекрасно говорят по-украински. Мои слушатели — это дети лет до 10. Потом, когда наступает тинейджерский возраст, они начинают слушать всяких рэперов. И это, конечно же, русские рэперы. И в этом отношении мы проигрываем войну. Нам обязательно нужно иметь, развивать свою молодежную рэп-культуру. И это люди 30+.

Я с каждым концертом замечаю, как взрос­леет мой зал. Недавно мы закончили шоу, которое катали два года, оно называлось «Я люблю вас». И мы с ним проехали три раза по Украине! И я замечаю, как взрослеет зритель: раньше это были какие-то девчонки, потом — женщины, потом они привезли своих мужей. Я всегда спрашиваю: «Мальчики, кто здесь по своей воле?». Очень редко руки поднимаются (смеется).

— Ты говорила, что для тебя нет никаких запретных тем, нет табу, нет комп­лек­сов, поэтому можем говорить обо всем.

— Да.

— В том числе можем говорить о возрасте. Хочу проверить один слух: якобы тебе на самом деле не 30 с небольшим хвостиком, а 40-45 лет, но ты настолько прекрасно выглядишь, что ты себе в пас­­порте поменяла год рождения.

— 45 все-таки?!

— Сколько тебе лет на самом деле?

— Мне 34.

— То есть нет никакой сенсации?

— Сенсации нет. Но! Мне кажется, я знаю, почему возникают такие слухи. Я взрослая.

— Сильно умная.

— Я повзрослела недавно. Лет до 29-30 я была сущим ребенком. Мне казалось, что все люди вокруг взрослые, а я... Это касалось всего: я сидела на шее у мужа, никуда не лезла, а потом в какой-то момент (щелкает пальцами)... Это произошло с кризисом в моей семье, когда, условно говоря, все стало не так сладко, когда я сама стала управлять своим бизнесом, когда сама стала зарабатывать деньги. Я тогда очень повзрослела, и это произошло очень быстро.

— Говорят, что твой муж, который изначально был очень состоятельным человеком, в какой-то момент все эти деньги вложил в твое творчество...

— Трошки не так, конечно, но много вложил.

— И в определенный момент ты стала зарабатывать больше. Можно сказать, что ты главный добытчик в семье...

— Это совершенная правда.

— Его это устраивает, тебя это уст­ра­и­вает?

— Поскольку мы с ним уже 15 лет вмес­те, мы уже состоявшаяся пара и у нас нет деления твое — мое. Поначалу он мне все отдал, знал, что я не такая, что возьму и пойду дальше. Верил в меня (смеется). Сегодня у меня получается зарабатывать деньги. Ну круто! Я с удовольствием их трачу на него. Ну не то чтобы на него. На семью. Он не так дорого мне обходится — я обходилась ему намного дороже! (Смеется).

— Твой муж работает или занимается детьми?

— Он что-то там делает... Я не знаю, что он делает, — я на гастролях, я не вижу (сме­ется).

— Я знаю несколько семей, в которых жена — певица, а муж — богатый влиятельный человек, но...

— Ничего не выходит?

— Но он ни под каким соусом не разрешает заниматься карьерой, потому что панически боится отпускать на гас­т­роли. Твой муж тебя не ревнует?

— Во-первых, это люди, неуверенные в себе. У нас с мужем совершенное доверие. Он мне разрешает все, а когда тебе разрешают все, тебе ничего не надо...

— А ты поводов для ревности не даешь?

— А у меня есть время на поводы?! Люди сильно заблуждаются, когда думают, что певица — это такая профессия, что она может на гастролях что-то делать...

— Не может?

— А как?!

— Расскажи.

— Вот представь: у тебя произошел адюльтер с кем-то из Днепропетровска, а он же ж замолчал и никому не рассказывает! Через пять минут об этом будут знать все! Для женщины-певицы это вообще трагедия. Почему они одиноки? Потому что им сложно. Обычной женщине легко: сказала, что пошла в булочную, сделала свои дела — и никто не узнает. Для публичного человека это невозможная история. И он это понимает. Потому что я вышла замуж за умного человека.

«Мужчины меня боятся! Представь: рост — 180 см, плюс 12 см каблука, плюс полтора гектара на голове якогось газону. Ну как к такой подступиться?! Я же могу и лягнуть!»

— Он старше тебя?

— Да.

— На сколько?

— На 14 лет.

— И на голову или две ниже тебя. Не смущает это?

— Ну что ты такое говоришь?! У него рост — 176 см, у меня — 180. Я просто на каблуках хожу! Нормальная у нас парочка. Шикарная!

— То есть не смущает.

— Во-первых, он не маленький! Он хороший, накачанный мужичок.

— Я же не говорю, что он не хороший. Я имела в виду рост.

— Слушай, у меня 180! У меня бы никогда не было мужчины выше меня! Где они вообще есть?! Это только тебе повезло!

— Кличко, например, один и второй.

— Один — женат, второй тоже. Все разобраны. Хорошие мужики разве на дороге валяются?

— Надо самим выращивать.

— Да и вообще не в росте же счастье. Однозначно. Я уже 15 лет с этим мужчиной — наверное, мне там что-то сильно нравится (смеется).

— Программу надо после полуночи продолжать. Для многих состоятельных мужчин, которые могут себе позволить заказать корпоратив, например, с Ольгой Поляковой, как говорила Лолита, «очень важно спать с телевизором». То есть с девушкой, которая очень популярна, со звездой. Ты когда-нибудь сталкивалась с приставаниями?

— Никогда!

— Почему?

— Я тоже задаю себе этот вопрос! Я как женщина, считающая себя симпатичной (муж мой так считает, мама говорит, что я красавица!)...

— Не могут же они вдвоем ошибаться!

— Да! И я вместе с ними. Уже три человека так считают! (Смеется). Потом — журнал Viva, который — на секундочку! — признал меня самой красивой женщиной Ук­раины. И я всегда думала: почему? Что такое?! А потом я поняла: они боятся! Представь, 180 см, плюс 12 см каблука, плюс полтора гектара на голове якогось газону (смеется). Ну как к такой подступиться?! Я же могу и лягнуть! Или боднуть.

— То есть вообще? Мне Руслана, например, рассказывала, что были случаи.

— Никогда. Удивительная вещь. И даже обидно, если честно. Во-первых, я внушительная, громогласная, если кто видел мои выступления, я очень энергетичная. Меня боятся. Ну представь: к такой бабе подступиться?! «Что же ей надо? О Господи! Может, у меня там не доросло или денег мало. Да ну ее!».

— Не секрет, что есть отдельный вид бизнеса, когда герл-бэнды создаются, чтобы сначала петь, а потом оказывать эскорт-услуги.

— Я ничего об этом не знаю.

— Опять включаем режим блондинки (смеется).

— Не знаю. Мне не надо.

— Коллеги ведь говорят, наверное, обсуждают.

— Никогда я не сталкивалась с такими разговорами. Допустим, та же группа «ВИА Гра». Я точно знаю, что у них адская дисцип­лина: они сидят в номерах, закрытые, у них даже ключей нет! Их выпускают только на сцену.

— Я задам вопрос, на который ты точно знаешь ответ. Сколько стоит сегодня концерт Ольги Поляковой?

— Много! Самый высокий прайс, который есть в стране.

— То есть ты самая высокооплачиваемая артистка Украины?

— Один из. Есть еще один. Но он мужчина.

— Олег Винник?

— Да.

«Клип «Шлепки» снимался на одолженные деньги, потому что муж сказал: «Звиняйте, вы уже выпотрошили бюджет семьи — больше нету! Давай, доця, как-то сама»

— Два блондина...

— Да, два блондина скооперировались — і вивозимо грошенята. Люди, вы должны понять: я на самом деле столько потратила, что должна это заработать (смеется).

— То есть ты отдаешь долги?

— Нет. Слава богу, долги мы отдали. Я расскажу тебе историю по поводу долгов. Мой клип «Шлепки» снимался на одолженные деньги, потому что муж мне сказал: «Звиняйте, вы уже выпотрошили бюджет семьи — больше нету! Давай, доця, как-то сама». Мы одолжили 25 тысяч долларов...

— Слушай, он у тебя святой.

— (Кивает). Это правда. (Смотрит в камеру и крестится). Видишь, молюсь на тебя! Он иудей, кстати, не поймет (смеется). Так вот: одолжили деньги, сняли клип «Шлепки» — и сидим ждем концертов. А заказов нет! «Шлепки» звучат из каждого чайника, на каждом пляже, из каждого ларька — а мы сидим без работы. Я перезваниваю, говорю: «Отдам на месяц позже». Потом — еще на месяц... Три месяца я откладывала... И в сентябре відкрився кранік — и в мою жизнь пришел шоу-бизнес. Деньги отдали — и больше долгов у меня нет.

— Расскажи о своей новой недавней программе.

— Это очень дорогое, высокотехнологичное, крутое шоу. Я вбухала туда в два раза больше денег, чем в дом (а дом я уже построила).

Мы к нему долго шли. У зрителя была воз­можность посмотреть меня на всех стадиях: от разухабистых «Шлепок» до совершенно новой Поляковой, которой они не видели и не знают, но я такой являюсь. Мне хотелось открыться — и с этой стороны тоже. Есть потенциал, есть женская мудрость — пора уже взрослеть. Было мно­го новых музыкальных экспериментов, не­вероятных трюков. Например, живое рас­пиливание (на радость моим конкурентам).

— Распиливание бюджета страны?

— Нет-нет, бюджет страны распиливают напротив от меня... Мы распилива­ли артистку.

— Если бы все политики этим занимались, украинцы были бы богаче! (Сме­­ется).

— Да. Так вот, мы заказали за границей установку: это пила, которая на совершенно прозрачном столе во время песни «Любовница» меня распиливала...

— С ума сойти!

— Да, это очень дорогостоящий номер, дорогостоящий реквизит. И это только один номер, а их 30. 193 костюма, 680 человек работали над шоу, 257 тонн света, оборудования и реквизита. Это по-настоящему большое мировое шоу, а не просто концертик. Мы готовили его год!

— Звук живой или фонограмма?

— Я не умею петь под фонограмму: открываю рот не в такт. Это так ужасно! Толь­ко вживую.

— (Поет):

Вытру слезы, стану красивой.
Я сегодня хочу быть счастливой.
Я королева ночи — сегодня точно...

Нет, давай не эту. Давай новую спою. У меня есть очень красивая песня про любовь.

— Там, где распиливают?

— Нет, там я летаю. Это еще один дорогостоящий трюк по цене одной комнаты в доме.

(Поет) :

Тогда не устану я небу кричать:
«Послушай, я его люблю,
я его люблю!».
Но гордость связала мне руки,
доплыть бы до берега скорей.
Я его люблю, я его люблю.
И нету печальнее повести,
чем о любви моей...

Записал Дмитрий НЕЙМЫРОК

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter