Выбор между полной и пустой рюмкой

Виталий КОРОТИЧ

С незапамятных времен у меня в домашнем баре хранится бутылка грузинского коньяка «Руставели» с тисненой наклейкой в виде профиля великого поэта. Есть и бутылка русской водки «Пушкин», выполненная в виде курчавой головы Александра Сергеевича, есть и украинский ликер «Кобзар» с репродукцией картины Тараса Шевченко на этикетке. В общем, алкоголь продолжает существовать в нашей жизни на уровне вершин национального самосознания, и величественная украинская горилка «Гетьман» с профилями старинных правителей или русская водка «Юрий Долгорукий», выпущенная в честь основателя Москвы, убиенного древними киевлянами, только подтверждают эту догадку.

Горилка «Держава» с оттиснутым на бутылке изображением князя Владимира с крестом наперевес напоминает, что перед тем, как отправить киевлян к Днепру окреститься, он изрек знаменитую фразу: «Веселие Руси есть пити!», которая решила дело и с тех пор не была опровергнута ни разу.

Борьба с пьянством у нас всякий раз заканчивалась позорным поражением моралистов. Имею в виду не только памятную многим попытку Горбачева — Лигачева. Император Николай I, например, тоже пытался создать безнадежное, как в горбачевские времена, Общество трезвости.

Настоящая причина неудач в том, что как бы у нас государственная власть ни забалтывалась, она всегда спохватывается и начинает сдерживать опасные для себя идеи. Когда в середине позапрошлого века трезвость одержала мелкие временные победы, спрос на водку сократился и даже были описаны случаи (в Воронеже, например) отказа от дармовой выпивки, обрадованный Святейший синод своим указом благословил «священнослужителей ревностно содействовать в некоторых городах и сельских сословиях благой решимости воздерживаться от вина». Тут-то власти не выдержали: доход от алкогольной торговли в иные годы составлял до половины всех поступлений в бюджет, и разоряться правительство не желало. Синоду сделали административный втык, производство водки увеличили, а вместо церковного указа издали правительственный, гласивший: «Прежние приговоры городских и сельских обществ об удержании от вина уничтожить и впредь городских собраний и сельских сходов для этой цели не допускать». Общества трезвости были запрещены наравне с кружками социалистов. Госбюд­жет — дело нешуточное.

Так у нас и сложилось в веках, что народ пил, государство подсчитывало свои доходы от пьянства, но на официальном уровне всячески осуждало выпивох. Так было до советской власти, во время оной и после нее. Ироничные знатоки нашей жизни заметили, что «Книга о вкусной и здоровой пище» 50-х годов, настоящая Библия советского благополучия, упоминает обо всех разновидностях еды и питья, кроме водки. О 40-градусной авторы стыдливо умалчивали. Но народ жил в реальном мире: в магазинах для юных техников нельзя было купить набор «Юный химик» за 6.80, потому что в его составе был змеевик, подходивший для самогонного аппарата.

В общем, возвращаясь к не раз упомянутому тезису о том, что демократия — это право на выбор, в том числе на выбор между полной и пустой рюмкой, напомню: всякий решает сам за себя. Хоть состояние общества тоже имеет значение. В старейшей из европейских демократий, Англии, питейные заведения, именуемые пабами, существуют вне всяких антиалкогольных кампаний уже лет 400 беспрерывно. В одном только Лондоне их две тысячи. Пищу в пабах подают с полудня до трех часов дня, а затем — только выпивку. В пабах всегда полно народа, но в Англии алкоголиков на порядок меньше, чем у нас. В чем дело?