Худрук Театра имени Леси Украинки Михаил РЕЗНИКОВИЧ: «Стоя на панихиде, я подумал: «Ах, если бы Загребельный слышал все, что ему говорят! Он бы наверняка иронически усмехнулся и написал бы еще один сатирический роман...»

Татьяна ЧЕБРОВА. «Бульвар Гордона» 20 Февраля, 2009 00:00

— Павел Архипович Загребельный, — рассказывает Михаил Юрьевич, — был человеком честным, творческим, талантливым и очень смелым. Всей своей жизнью и творчеством он как мог боролся против человеческой глупости, ограниченности, алчности, стяжательства, пещерного карьеризма. Он был наивным лириком Украины минувшей и нынешней, очень любил честных, мужественных людей и посвятил им практически все свои произведения.

У него было замечательное кредо: «Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами». Скольким молодым Павел Архипович проложил путь в литературу, скольких вывел в люди — заботился о них, помогал им, тянул.

Не его вина, что впоследствии некоторые из них меняли свои взгляды на жизнь и убеждения как перчатки, прислуживали то одной, то другой власти. Их точка зрения, как говорил Белинский, была соткана из соображений сиюсекундных, смысл которых: «Я буду поступать и говорить так, как мне сегодня выгоднее».

Павел Архипович Загребельный верил в человеческую порядочность, презирал приспособленцев в любой области — об этом тоже практически все его романы. Он был святым до наивности человеком, увлекался, умел прощать. Ему было очень горько, когда его предавали...

Отдельная тема — Загребельный и театр. Я бы мог многое рассказать, ведь в нашем театре были поставлены три спектакля по его романам. Этими постановками он как драматург завоевал не только всю аудиторию Украины — и в Москве с огромным успехом шел наш спектакль «Предел спокойствия»...

Я знал Павла Архиповича с 1965 года, часто бывал у него в доме, говорил с ним и с его трогательной, застенчивой и мудрой женой Эллой Михайловной — о людях, о детях, о жизни... Для меня он был старшим братом, в какой-то мере — отцом, который помогал, поддерживал, очень тепло относился и ко мне, и к театру. Во взаимоотношениях с близкими жизнь не баловала его. Но это особая тема...

Со мной, с другими людьми, с властью он был бесконечно порядочным человеком, любил правду и боролся за нее, невзирая на обстоятельства. Одно время мы с ним были членами Комитета по Шевченковским премиям, и Загребельный истово отстаивал правду, когда в лауреаты этой награды пытались протащить бездарные, конъюнктурные произведения...

Мне было больно и обидно до слез, когда на прощании с Павлом Архиповичем было сказано много пустых, дежурных слов, — иными из его собратьев по перу, как раз теми, которых он так презирал! И еще в те минуты мне было невыразимо стыдно за страну, где я родился, рос, в которой в меру своих сил тружусь до сих пор, — за то, что она так казенно-бездарно прощалась со своим замечательным сыном.

Один очень неглупый человек, книги которого так раскупаются нынче в Европе, сказал: «Стыд — это гнев, обращенный внутрь». Именно этим чувством я жил в те минуты... По воспоминаниям Максима Горького, таким же стыдным было прощание с Антоном Павловичем Чеховым: «Хотелось какого-то искреннего, теплого, честного слова — и никто не сказал его...».

Конечно, говорились и теплые, и нежные слова, но их было очень мало — не хватало искренности, к которой Павел Архипович так стремился, которую так любил. Много было казенного в самом худшем значении этого слова — державно-имперско-советского.

Очень тяжело было у меня на душе... Может, это вообще удел великих людей, когда у них на похоронах такое происходит? Стоя на панихиде, я подумал: «Ах, если бы Загребельный был жив и слышал все, что ему говорят некоторые из присутствовавших! Он бы наверняка иронически усмехнулся и написал бы еще один замечательный сатирический роман...».