Иосиф КОБЗОН: «Негодяй, — сказал я своему танцору-гомосексуалисту, ну неужели тебя эта сволочь влечет больше, чем тело женщины?». Он улыбнулся: «Иосиф Давыдович, а вы сами попробуйте — за уши потом не оттащишь»

Культовый артист, яркий политик, удачливый бизнесмен, просто личность — когда он поет, ветераны смахивают ностальгическую слезу, люди среднего возраста расправляют плечи, а с присмиревшей молодежи слетает ее извечный нигилизм. Мой сегодняшний собеседник даже не патриарх советской и постсоветской эстрады, а ее Мафусаил, еще два года назад многочасовыми концертами отметивший 120-летие: 70 лет со дня рождения плюс 50 — творческой деятельности. Давным-давно, когда на заре своей долгоиграющей карьеры на первом своем Всесоюзном конкурсе артистов эстрады юный Иосиф спел патриотичную песню «Атомный век», за кулисы потом передали «рецензию» возглавлявшего жюри Леонида Утесова: «Бог дал ему голос и послал на...». Шутки шутками, а послал Кобзона Всевышний действительно далеко: на комсомольские ударные стройки, затерянные на краю света заставы, в горячие точки — туда, где опасно и трудно. Он был первым артистом, посетившим Афганистан и Чернобыль, остров Даманский и разрушенный землетрясением Спитак. Вопреки советам многоопытных старших товарищей, свою небезупречную с точки зрения советской идеологии фамилию певец не поменял — напротив, сделал ее брендом, и пускай говорит Иосиф Давыдович, что никогда, ни в один из периодов не был первым вокалистом страны, он стал голосом времени. Мои коллеги совсем не случайно называют его символом красной эпохи и даже (наряду с Мавзолеем и Коммунистической партией) знамением, потому что не было в истории СССР мало-мальски значимого события, с которым бы Кобзон разминулся. Пафосные журналистские ярлыки Иосиф Давыдович сносит стоически, хотя и не без доли иронии, а если слышит: «Вы мэтр», насмешливо поправляет: «Метр восемьдесят» — и не скрывает обиды, когда его именуют Кремлевским соловьем — за то, что пел перед всеми вождями СССР и Российской Федерации, начиная со Сталина. Кобзон до сих пор умудряется поспевать всюду, поет по-прежнему хорошо и всласть, и, может, поэтому Станислав Говорухин предложил как-то сделать его имя единицей измерения мощности таланта или вокальных данных: один кобзон, четверть кобзона... Увы, человек (даже если он и с большой буквы) не только, предположим, выходит на сцену и героически преодолевает трудности — порой и болеет, и лечится. Что-что, а сила духа не изменяла «символу» никогда, а вот не знавший столько лет отдыха организм взял да и подвел. Когда впервые артист слег, стало ясно, скольким людям он успел за свою жизнь помочь, сколько у его творчества преданных почитателей. За него молились в православных храмах и синагогах, буддистских дацанах и мусульманских мечетях. Потом Иосиф Давыдович смеялся: «Вы уже Господа так достали, что он дал мне здоровья»... Вот уже пять лет миллионы поклонников следят за тем, как, словно библейский Давид с огромным, безжалостным Голиафом, достойно и мужественно борется их кумир с тяжелейшим онкологическим заболеванием. В 2005-м, по возвращении из Германии, где ему сделали сложнейшую операцию, Иосиф Давыдович дал мне поразительное по открытости, даже исповедальности интервью. Что ж, его всегда выделяло уникальное умение говорить о себе только правду, пусть даже невыгодную ему самому. Друзья знают: Кобзон не выносит нечестности даже в мелочах (хотя порой это сильно осложняет жизнь), но тут был особый случай. Продемонстрировав в очередной раз несгибаемость, он переступил через перенесенные им страдания, чтобы, услышав его искренний, без приукрашивания рассказ, тысячи людей, которым врачи объявили такой же диагноз, поверили: это не приговор! Даже заглянув за грань жизни, Иосиф Давыдович старался поддержать других, внушить им надежду и оптимизм. Теперь мы, выросшие на его песнях, знаем, что такое несокрушимое мужество. Это когда человек, пережив кому и операцию, вернувшись из больницы разбитым и слабым, выходит неделю спустя на сцену огромного зала и поет без фонограммы. Это когда певец отмечает 72-летие традиционно растянувшимся на пять с половиной часов концертом, обронив перед этим: «Очень важно, чтобы меня в мой день рождения никто не жалел». Это когда он спешит делать добро, плодами которого, скорее всего, воспользуются другие. Глядя на него, понимаешь: у него впереди еще много дел, которые он не может никому передоверить, — например, выдать замуж пятерых внучек и женить внука. Кстати, Кобзон до сих пор спит пять — от силы шесть часов в сутки, потому что не успевает все, что должен и хочет успеть... Дай-то ему Бог!

Иосиф (на переднем плане) с мамой Идой Исааковной, отчимом Моисеем Моисеевичем Раппопортом и братьями

«НИКАКОЙ ПРЕЛЕСТИ У ПРЕКЛОННОГО ВОЗРАСТА НЕТ!»

- Иосиф Давыдович, я благодарен, что при такой катастрофической занятости вы все-таки выкроили для нашей беседы время...

- Дима, ну почему же катастрофической? Нормальной... Если я до сих пор востребован, это, по-моему, замечательно, во всяком случае, счастлив, что свободного времени у меня нет...

- От седовласых, умудренных опытом аксакалов мне не раз приходилось слышать, что у каждого возраста есть свои прелести. У вашего тоже?

- (Смеется). Поверь, это с их стороны не более чем стариковское такое кокетство: никакой прелести у преклонного возраста нет! Его неизменные спутники - непременный букет болезней, иногда даже немощь, но что делать? Если до этих лет доживаешь, надо достойно свой путь пройти. Смотрю на моих старших товарищей, например, на Андрея Дементьева...

- ...красавец!

- Ему уже 80, а он замечательно выглядит, в отличной форме: сочиняет стихи, передачи снимает... Или, скажем, патриарх нашей песни Оскар Фельцман. Ему 88...

Иосиф Кобзон с матерью и сестрой Геленой. «И я, и мои братья, и моя сестра, и мои сверстники были высоко патриотичными гражданами, и пусть голодали, пусть не во что было одеться, но мы выросли порядочными людьми»

- ...еще больший красавец!..

- ...а какие он пишет песни! Недавно у него состоялся творческий вечер в Театре эстрады, и я исполнял четыре его новых произведения. Четыре! - при том, что они ни свежести не утратили, ни романтизма, ни лирики - ничего, как будто он их в расцвете сил создал... Когда-то Оскар написал (напевает): «Я вас люблю, я думаю о вас...» - и новые его вещи на стихи Юры Гарина такого же типа. В этом и прелесть, что, несмотря на возраст, он на такие чувства способен. Я тоже, собственно говоря, недалеко от Оскара с Андреем ушел...

- «Еще ты не развенчан, еще кумир у женщин...» - так ведь в посвященной вам песне Павла Зиброва и Юрия Рыбчинского поется...

- Во всяком случае, желание жить над всеми прочими преобладает. Хочется еще что-то успеть сделать, пококетничать с молодежью, исполнить какие-то новые песни, поучаствовать в фестивалях, и если туда приглашают, зовут, значит, есть еще порох в пороховницах.

- Вы признались однажды: «Я ни о чем не жалею, и если бы мне сказали, что могут вернуть молодость и я начну сначала, я бы категорически отказался». Не погорячились? Не передумали?

- Конечно же, отказался бы, потому что уже знаю, как у меня прошла жизнь, что в ней было. Больше, естественно, радостного и хорошего, нежели грустного и печального, но проходить этот путь снова смысла нет. Когда я беседую с моими молодыми коллегами, думаю порой: «Бедные вы, бедные, еще не представляете, что вам предстоит». На мою долю выпало много тягот, особенно после Великой Отечественной. Я - дитя военного времени, перенес голод, холод, разруху - все, что угодно, но не обижен на это время, потому что ощущал свою принадлежность к народу-победителю, стране, одолевшей фашизм.

Мы - и я, и мои братья, и моя сестра, и мои сверстники - были высокопатриотичными гражданами, и пусть голодали, пусть не во что было одеться и не на чем было в школе писать, мы выросли, стали достойными порядочными людьми. Не приведи Господь, чтобы нынешняя молодежь пережила катаклизмы, которые мое поколение формировали. Слава Богу, уже 65-й год наши страны живут без войны, и хотя гражданские конфликты общество сотрясают, все-таки это носит характер локальный. Дай Бог, чтобы у молодых была жизнь хорошая, чтобы складывалась она благополучно, но я ничуть не жалею о том, что пришлось много страдать. Во-первых, если мой жанр взять, он был востребован, а во-вторых, я застал период песенного ренессанса, когда творили выдающиеся музыканты, композиторы - такие, как Соловьев-Седой, Блантер, Фрадкин, Островский, Колмановский... 

С первым космонавтом Юрием Гагариным, 60-е годы

- ...Пахмутова...

- ...Фельцман, Френкель, и стихи - не слова, как сейчас принято называть...

- ...и не тексты...

- ...писали потрясающие поэты Матусовский, Долматовский, Ошанин, Евтушенко, Рождественский, Вознесенский, Гамзатов... Петь их произведения, соприкасаться с этими высокоталантливыми людьми было для меня великим счастьем, а с кем нынче общаются мои молодые коллеги? Впрочем, если начну им об этом сейчас говорить, они отмахнутся: «Ну вот, старый артист... Постоянно ему что-то не нравится, все ворчит...

- ...брюзжит»...

- ...но не брюзжу я - мне просто их жалко. Время-то нынче безнравственное, бездуховное! Мы, например, девушкам под юбку не лезли, а всего лишь домой провожали. Нас колотило, мы просто умирали в ожидании первого поцелуя - он был чем-то невероятным. Я, помню, всю ночь не спал, когда первый раз чмокнул девушку, которая очень мне нравилась, в щечку, а сейчас все происходит в первый же вечер, хотя дело не в этом. Я понимаю: природа, но сразу в койку - это же неинтересно. Надо дрожать как осиновый лист, когда обнимаешь любимую, надо песню ей спеть, которая тебе самому нравится. Мы вот и пели...

- Какие, если не секрет?

- Первую свою влюбленность я пережил в Днепропетровске в 15-16 лет, когда был студентом горного техникума. Тогда и начались прогулки по проспекту Маркса, по улицам и бульварам, пение под гитару. Конечно, песни я исполнял лирические: и самодеятельные (при этом по своему звучанию были они куда лучше, чем нынешние!), и те, которые неслись из репродукторов. Телевидения же еще не было, а по радио передавали классику - Дунаевского, Соловьева-Седого...

Вот одна из тех самодеятельных песен, посвященная любимому городу(напевает):

Как часто, милый друг, с тобой
У берегов Днепра седого
Мы любовались красотой
Днепропетровска нам родного.
И как приятно нам светили
Лучи надежды и любви,
И первый раз его любили -
Любили вместе я и ты.
Любили мы его бульвары,
Садов цветы и тротуары,
И ряд скамеечек кленовых,
Что предназначен для влюбленных.
И Карла Маркса, и Садовая,
И та скамеечка кленовая...
Тебя, как девушку, любили мы,
Ты наш родной Днепропетровск!

Слышишь, какие замечательные слова - проникновенные, искренние? Таким же и обращение с ровесницами было. Вот скажем, мы, провинциальные пацаны, дрались на улицах. «Почему?» - спросишь ты. Дело в том, что ребята, которые по соседству с любимыми жили, чужаков на свою территорию не пускали. Приходилось выяснять отношения, и я пошел в секцию бокса, чтобы и девушку уметь защитить, и за себя постоять.

С суперзвездой советского кино, красавицей № 1 Аллой Ларионовой (слева) и ее подругой

В общем, хорошее было детство, прекрасная юность, да и армию я с благодарностью вспоминаю, потому что служить ушел совершенно избалованным парнем. Меня к окончанию техникума в городе знали - я был солистом в студенческой самодеятельности, пел в хоре...

- ...уже перед Сталиным к тому времени выступали...

- Ну, это еще в Донбассе было, в школьные годы, а в армию только пришел, и вдруг какой-то сержантишко мною командует: «Курсант Кобзон, ко мне!» - да кто ты такой?

- Вы тут же в зубы его, да?

- (Смеется). Ну нет - шахматной доской всего лишь огрел и сразу же загремел на пять суток на гауптвахту. Впрочем, это неважно - в армии меня привели в порядок, я научился ценить труд, дисциплину, дружбу солдатскую.

«НУ, ПРЕДПОЛОЖИМ, НАПИШУ В МЕМУАРАХ, КАК В 45-М ГОДУ ПРИНЕС МАМЕ С НОЯБРЬСКОЙ ДЕМОНСТРАЦИИ ПИРОЖНОЕ - КУСОЧЕК ЧЕРНОГО ХЛЕБА С ПОДУШЕЧКОЙ САХАРА, А МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК КАКОЙ-НИБУДЬ БУРКНЕТ: «ВОТ ПРИДУРОК КОБЗОН - ПИРОЖНОЕ ИЗ КУСКА ХЛЕБА ВСПОМНИЛ...»

- Вы часто рассказываете - особенно хорошо эти байки идут за столом - такое, что просто диву даешься. Столько всего прошли, столько видели, а сейчас выросло поколение, которое совершенно не в курсе ни кто такой Ленин, ни в каком году Великая Отечественная война началась. Не знают даже более поздних героев - Гагарина, например, Высоцкого. Я уже забрасывал вам однажды удочку: почему бы не написать мемуары?

- Дим, написать я, конечно, могу, но кто их читать будет - вот дело в чем!

- По-моему, это не разговор... 

Автограф от американского певца, кинорежиссера, актера и общественного деятеля Дина Рида Ирине Понаровской, Иосифу Кобзону и Льву Лещенко

- Ладно, ну кто сегодня над книгой чахнет? Все же втянуты в интернет и первым делом спешат узнать сплетни - кто в кого, кто из-за кого? Кому изменила, с кем - это молодежи сейчас интересно, а какова история страны, в которой живешь, - это удел стариков, пенсионеров, ветеранов: пускай они такими вещами интересуются.

Подобная ситуация, замечу, не только с книгами. «Ты отказала мне два раза, «Не хочу» - сказала ты. Вот такая вот зараза - девушка моей мечты» - хорошая песня? Ну ты же сам увлечен эстрадой и понимаешь прекрасно, что это за «творчество», так кому же и что рассказывать?

Да, мне нравится встречаться с аудиторией моральной, духовной и отвечать на вопросы людей, которые высокопатриотично относятся к своей стране и к народу, среди которого живут. Вот у меня, слава Богу, пять внучек и внук, и хотя я хочу, чтобы росли они не за границей, а у себя дома, боюсь за них, потому что сегодняшняя ситуация - не только криминогенная, но и нравственная - небезопасна. Если мои внучки, допустим, выйдут на улицу и какой-то негодяй их оскорбит, а его за это никто не накажет, они поймут, что живут в плохом государстве, и не будут его любить.

Это тогда, несмотря на то что голодали, Родину мы любили. Помню, как в 45-м году я принес моей ненаглядной маме пирожное - нам его выдали на первой послевоенной ноябрьской демонстрации. Господи, я так трясся над этим крошечным кусочком черного хлеба с подушечкой сахара, так бережно придерживал его в кармане, чтобы донести домой и угостить маму!.. Казалось бы, Дима, копеечное лакомство, но мы были на демонстрации (!), гордились своим отечеством и искренне его восхваляли.

Алла Пугачева, Иосиф Кобзон, Ирина Понаровская, 70-е годы

- Да, вы, кажется, правы - кому сейчас об этом расскажешь, кто поймет?

- Ну вот, а ты: мемуары!.. Я, предположим, их напишу, а молодой человек какой-нибудь буркнет: «Вот придурок Кобзон - пирожное из куска хлеба вспомнил...». Не понять ему, что это...

Когда я возглавлял в Государственной Думе России Комитет по культуре, мы создали комиссию по патриотическому воспитанию, и я неоднократно с молодежью встречался. Да, мне, признаюсь, очень тяжело было с нею общаться, потому что я вспыльчивый, иногда даже грубый - сдержать себя не могу. Я не ханжа, все понимаю и, что такое нецензурная, так сказать, лексика, знаю не понаслышке, но как можно с ними порой разговаривать? Представь, я к ним обращаюсь: «Ребята, все-таки мы в России живем. Это великое государство, с великой историей - давайте поговорим о том, что можем сделать для нее сегодня в это непростое, тяжелое время. Отечество мы ведь любить обязаны», а какой-то подонок из зала кричит: «Да?! А за что любить-то?! Пускай оно нас сначала полюбит!». Причем при поддержке аудитории, и что мне, старому артисту, ему возразить?

- Как же из этого положения вышли?

- Ответ мой был очень прост. Начал издалека: «Я не буду сейчас государственной структуры касаться - беру тебя просто как молодого человека, который в этой стране живет. Скажи, пожалуйста, у тебя мама есть?». Он так небрежно: «Ну, есть». Я дальше: «Так, а если она заболела, ты перестанешь ее любить, не будешь лечить, поддерживать?». - «А мама-то здесь при чем?» - не понимает мой собеседник. «Так Родина, - отвечаю, - это и есть твоя мама. Сегодня она нездорова, больна, так помоги же ей встать на ноги! Почему, на каком основании ты требуешь, чтобы сначала тебя полюбили, что это за эгоизм такой?».

К Родине надо относиться, как к матери, но это сейчас нелегко, потому что время-то пошлое, циничное, бездуховное. Мы вот с тобой беседуем в Киеве. Украина - моя любимая Родина, и я не устаю это повторять, но не думаю, что ситуация в нэньке чем-то отличается от российской и наоборот.

«Я СПРОСИЛ ЯНУКОВИЧА: «КТО МОЖЕТ ОТМЕНИТЬ РЕШЕНИЕ ОБЛСОВЕТА УСТАНОВИТЬ В ДОНЕЦКЕ МОЮ СКУЛЬПТУРУ?». - «ТОЛЬКО ПРЕЗИДЕНТ», - ОН ОТВЕТИЛ, И ТОГДА Я ПОЗВОНИЛ КУЧМЕ»

- Иосиф Давыдович, в Часовом Яре Донецкой области, где вы родились, вашим именем названа улица, там же открыт музей, а в Донецке вам установили - при жизни, уникальный случай! - памятник работы скульптора Рукавишникова высотой метра в четыре, наверное, из бронзы...

- ...но я (смеется) от этого не забронзовел.

- Вот и я об этом: несмотря на все ваши многочисленные звания, титулы и регалии, вы абсолютно доступный, тонкий, добрый, сентиментальный - живой человек...

- Ты знаешь: до недавнего времени я носил звание почетного гражданина Донецка, Днепропетровска, Одессы, Полтавы - всего 28 городов, а теперь к этому перечню добавился 29-й. Провинциальный еврей из Донбасса, приехавший в 1958 году в столицу СССР в солдатской форме, вдруг стал почетным москвичом... Вообще-то, это звание было учреждено еще в 1866 году, и первым его получил градоначальник князь Щербатов. В списке удостоенных я 24-й, а ныне живущих в России почетных граждан Москвы было пятеро - я шестой. Горжусь этим высочайшим титулом, но не считаю его только своим. В Москве много уважаемых людей, которые достойны его: и в творческой среде, и в промышленности, и в спорте - да где угодно... Когда это звание я получил, мне сказали: «Надо его везде объявлять». - «Нет, - я ответил, - не надо», но я же не мог отказаться от него, как и от памятника, от других наград... 

Памятник Иосифу Кобзону в Донецке. «Я благодарен за это, хотя был категорически против своего изваяния»

У меня, например, есть российский орден Мужества...

- ...за участие в освобождении заложников на Дубровке...

- ...и украинский «За заслуги перед Отечеством», который при Леониде Даниловиче Кучме я получил дважды, - третьей и затем второй степени. Воспринимаю их как проявленное к моей скромной персоне внимание, не более, во всяком случае, я никогда ни один знак отличия не носил и не объявлял со сцены, что я кавалер такого-то ордена или носитель такого-то титула, - нет! Мне, безусловно, приятно, что наряду с моими какими-то творческими достижениями государство отмечает еще и эти заслуги, я благодарен за это, хотя был категорически против своего изваяния.

Там интересная вышла история... Когда Виктор Федорович Янукович, еще губернатор Донецкой области, сообщил мне о том, что Донецкий облсовет принял решение установить мою скульптуру (все почему-то говорят «памятник», но их сооружают, когда человек уходит на тот свет, а я еще жив), я стал отказываться: «Да нет, неудобно, не надо...». Он руками развел: «Иосиф Давыдович, это решение областного совета». - «А кто может его отменить?» - спросил я. «Только Президент».

Я позвонил Кучме - он может подтвердить, что не лгу. «Леонид Данилович, - сказал, - такая деликатная ситуация... В Донецке, на моей родине, собираются установить мою скульптуру. Нескромно при жизни, поэтому прошу вас это решение отменить». Повисла пауза, после которой вэльмышановный спросил: «А почему ты меня просишь? Разве это мое решение? Нет, твоих земляков. Это их право, и с твоей стороны настаивать на его отмене будет невежливо, поэтому, как решили они, так тому и быть». После этих слов мне ничего другого не оставалось, как согласиться.

- Когда первый раз вы увидели свое изваяние, какие возникли чувства?

- Оно еще, между прочим, скромно стоит, потому что, как я впоследствии выяснил, не хватило денег. Скульптуру установили в парке прямо на цветочной клумбе, а предполагался - это мне потом сказал Рукавишников - большой пьедестал. Разумеется, мне приятно, что в Часовом Яре, где я родился, моим именем назвали улицу и открыли в мою честь музей, но уверяю без всякого кокетства - это в моей жизни не главное. Да, безусловно, коллегам, родным и близким, очевидно, подарок...

- ...и мама была бы счастлива...

- Да (вздыхает), царствие ей небесное - она бы уж точно порадовалась.

Концерт для ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС, 1986 год

- Не могу отказать себе в удовольствии огласить несколько любопытных фактов вашей биографии. Итак, вы дали рекордное количество концертов в день - 12, ваш самый длинный (прощальный) концерт - я свидетель! - длился 11 с половиной часов, до сих пор вы совершаете свыше 40 перелетов в месяц, записали около трех тысяч песен... Кто-то бы сказал - сумасшествие...

- ...а я и сам на эту тему люблю пошутить, когда читаю, к примеру, что мой достаточно близкий друг Шарль Азнавур очень много работает. В свои 84 года он в замечательной форме, и вот в прессе сообщение промелькнуло, что он вошел в Книгу рекордов Гиннесса, дав 400 концертов в год. Очень рад за него, и хотя никогда на место в этой книге не претендовал, если бы этим вопросом серьезно занялся, по многим показателям мог бы туда попасть. По количеству концертов на протяжении жизни, по числу совершенных перелетов и протяженности маршрутов... Не было, уверяю тебя, в Советском Союзе - во всех 15 республиках! - ни одного города, который бы я не посетил. Почему? Хотелось в каждый уголок заглянуть, и я сам составлял маршруты. Ну, скажем, курс - Прибалтика, значит, должен объехать все города в Эстонии, Латвии и Литве, потом - Средняя Азия: побывать нужно в каждой из ее пяти республик...

- А комсомольские стройки... 

«У меня было девять командировок в Афганистан, и каждое выступление — как в Кремлевском дворце съездов»

- Ну, это само собой: Север, Урал, Сибирь, Дальний Восток, Камчатка, Сахалин, Командоры... Если все эти данные восстановить, одной страницы в Книге рекордов Гиннесса явно не хватит.

- Вдобавок вы же более 100 стран мира объездили...

- Уже 106 (кстати, в Соединенных Штатах Америки, куда уже 15 лет не пускают, я был раз 30).

При этом я могу абсолютно ответственно заявить, что ни в Европе, ни в США наша эстрада никогда популярностью не пользовалась. Там свой стиль, своя музыка, свое исполнительское мастерство, и я всегда говорил коллегам (и молодым, и тем, с которыми мы, что называется, шли по жизни): «Не старайтесь исполнять музыку той страны, в которую приезжаете, - разве только в качестве комплимента». Вот Поль Робсон затягивал...

- ...«Полюшко-поле»...

- Да. (Напевает). «Полюшко-поле, полюшко широко, поле» или «Не слышны в саду даже шорохи», - и мы торчали от счастья: надо же, на русском поет, а что нам так мешает? Узнай, какая вещь популярна, скажем, в Африке или в Латинской Америке, где я побывал в 18 странах, и исполни на радость публике, а чтобы ее заинтересовать, нужно не любимые мною шлягеры советских композиторов петь, а свои национальные, народные: «Из-за острова на стрежень», «Коробейники»... За рубежом с увлечением слушают наш фольклор, а когда наши обезьянничают и перепевают на английском хиты Тины Тернер или Уитни Хьюстон...

- ...с характерным нижегородским акцентом...

- ...это не интересно.

«НУ РАЗВЕ МОЖНО СРАВНИТЬ «МУСИ-ПУСИ, ПИСИ-МИСИ» И «ЖИТЬ БЕЗ ЛЮБВИ, БЫТЬ МОЖЕТ, ПРОСТО, НО КАК НА СВЕТЕ БЕЗ ЛЮБВИ ПРОЖИТЬ?»

- Вы сейчас говорите, по сути, о любви к публике... Знаю, что вас коробит, когда в вашем присутствии начинают ругать коллег, поэтому не буду фамилии называть...

- Правильно, да и какой смысл? Я журналистам всегда говорю: «Ругайте, но при мне это делать зачем? У вас есть пресса, телевидение, там и высказывайте свои претензии (если это не предвзятость, не вкусовщина) к их репертуару, который, так сказать, оскверняет жанр, или к их поведению, внешнему виду»...

- Именно их поведение, отношение к публике и вызывает больше всего нареканий. Мне Александра Пахмутова когда-то рассказывала: «Ты знаешь, как Иосиф выступал на комсомольских ударных стройках? Когда сплошная мошка, комары, когда без движения люди не могли простоять на открытом воздухе ни минуты, он выходил красивый, в безукоризненно отутюженном костюме. Его не могли остановить ни палящее солнце, ни мошкара - зрители в сетках сидели, а он стоял на палубе парохода или на кузове грузовика и для них пел»...

- Могу привести и более близкий пример - первый концерт в Чернобыле. Ликвидаторы сидели в «косынках», как они респираторы называли, а я пел три концерта подряд на сцене Чернобыльского дома культуры.

С генерал-полковником, Героем Советского Союза, последним командующим 40-й армией в Афганистане, а ныне губернатором Московской области Борисом Громовым

- Оскар Фельцман тоже мне говорил: «Иосиф ни за что не вышел бы на сцену мятым и в обуви, не начищенной просто до блеска»...

- Это правда, и даже в антракте присесть себе не позволю. Это - проявление уважения к публике, и если артист считает, что сцена - храм, если выступает перед аудиторией, как исповедуется перед Богом, он состоявшийся профессионал, даже если не очень популярный. Сколько я раз видел: выходит человек из машины...

- ...в порванных джинсах...

- ...и спрашивает: «Чувак, когда я пою?»... Ему отвечают: «Через два номера», а он: «Ну ладно, пока покурю, анекдот расскажу». Ну кто, кто ты такой? Поэтому у нас и нет сегодня таких кумиров, как были когда-то. Взять хотя бы 30-е годы прошлого века. Смотри, сколько с того времени воды утекло, сколько исполнителей прошло перед публикой - толпы, потому что концертов тогда было во сто крат больше, чем нынче, а сохранились Вертинский, Козин, Утесов...

- ...Русланова, Шульженко...

- ...Бернес... Двух ручонок вполне хватит, чтобы их перечислить, а ведь я не могу утверждать, что среди тысяч забытых артистов не было талантливых, с хорошими красивыми голосами. Увы, всех их объединяла одна беда - не было должного отношения к публике и своему творчеству, которое нужно любить, как свою женщину.

- Пару лет назад, когда на моих глазах во время вашего концерта в киевском дворце «Украина» начался вдруг пожар, вы, чтобы никто, не дай Бог, не запаниковал, покинули сцену последним, во время ташкентского землетрясения тоже не дрогнули и продолжали петь как ни в чем не бывало...

- Все это примеры того, о чем ты только что говорил. Не только концерты в Чернобыле без маски: у меня было девять командировок в Афганистан, и каждое выступление там - в отутюженном костюме-тройке, как в Кремлевском дворце съездов. Наши воины, между прочим, благодарили меня за проявленное к ним уважение - я ведь мог прийти в брючках и в маечке, в свитере...

- ...или на худой конец в камуфляже... 

С первым президентом Ингушетии — знаменитым афганцем, Героем Советского Союза генерал-лейтенантом Русланом Аушевым

- Да как угодно! Они видели, что я понимаю их экстремальное состояние, проникся любовью к моим молодым согражданам. То же самое, когда, приехав на остров Даманский, я выступал на заставе - передо мной сидели понурые, только что вышедшие из боя пограничники, а во дворе стояли гробы с погибшими их товарищами...

- Кошмар!

- Ну и представь: я выхожу в казарме на 20 человек и пою им концерт. Конечно, они были тронуты...

Вот, спрашивается, почему до сих пор публика приходит ко мне, притом абсолютно разновозрастная: и старшее поколение, и среднее, и молодежь? Да потому, что ветераны, которые со мной вместе росли, передают эстафету своим детям: послушай, мол, любопытства ради. Сын отмахнется: «Да не нужен мне этот Кобзон!», а родители настаивают: «Давай вместе пойдем, вот увидишь, тебе понравится» - и затаскивают сначала своих детей, потом те своих...

Понимаешь, я всегда пел хорошие песни, написанные на хорошую поэзию. Вот, скажем, замечательный исполнитель Валера Леонтьев, но у него другой жанр, и когда он поет: «Все бегут, бегут, бегут...», ему нужно экстравагантно одеться, а мне это ни к чему. Если я исполняю «Жди меня, и я вернусь, только очень жди», мне не надо ни руками махать, ни бегать по сцене, потому что я должен донести мысли Симонова (или Роберта, или гениального Евтушенко) до аудитории. Люди, что очень важно, понимают, о чем я пою, поэтому благодарят за то, что, придя и потратив пару часов, услышали замечательную поэзию и прекрасную музыку. Увы, сейчас исполнители к этому не стремятся. Записали одну песню (максимум две) и в течение года, если есть деньги, раскручивают ее по телевидению. Даже если вещь отвратительная, но когда...

- ...тысячу раз звучит...

- ...целый год тебя отовсюду бьют по ушам, ты начинаешь на кухне ее напевать, но разве можно сравнить «Муси-пуси, писи-миси» и (напевает): «Жить без любви, быть может, просто, но как на свете без любви прожить?». Да, можно тысячу раз хаять режим, ругать государство - все что угодно...

- ...но какие же были песни!

- Гениальные! Их вся страна подхватывала, хотя никто людей не заставлял. Вот смотри, 34-й год, на экраны выходит фильм «Веселые ребята» с песнями Дунаевского - потрясающими совершенно, а Оскар Строк какие писал! В Сочи тогда отдыхать ездили, а на курортах влюбляются, закручиваются романы, и какая в итоге тонкая лирика родилась! (Напевает): «В парке Чаир распускаются розы...» Листова или, скажем, «Утомленное солнце». Ну вот, а нам твердят: «Вы при режиме жили, вас арестовывали, авторы творили в застенках»...

- ...со страху такие шедевры писали!

- Говорить можно все, что угодно, но песни и вправду были замечательные, выдающиеся.

«ВОЙДЯ В КОМНАТУ, Я УВИДЕЛ ОМЕРЗИТЕЛЬНОЕ ЗРЕЛИЩЕ - ДВУХ ГОМОСЕКСУАЛИСТОВ, КОТОРЫЕ ЗАНИМАЛИСЬ СЕКСОМ, И ИСПУГАЛСЯ ДО СМЕРТИ. «ВСТАТЬ! - КРИКНУЛ. - НЕМЕДЛЕННО ОДЕТЬСЯ!», А ПОТОМ И ОДНОГО, И ДРУГОГО УДАРИЛ»

- Иосиф Давыдович, в юности вы занимались боксом...

- Я уже, Дима, сказал: только лишь для того, чтобы себя защитить...

- Чемпионом Украины тем не менее стали. Впоследствии никому надавать не хотелось?

- Ой, много раз, и сейчас хочется, но аргумент это самый последний - к нему прибегают, когда слов для выяснения отношений уже не остается.

- Кулаки пускать в ход приходилось?

- Крайне редко. Врать не буду: за всю жизнь, уже во взрослом, сознательном состоянии, рукоприкладствовал раза три-четыре....

Иосиф Кобзон — Дмитрию Гордону: «Желание жить над всеми прочими преобладает. Хочется еще что-то успеть сделать, пококетничать с молодежью... Есть еще порох в пороховницах» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- Что же за случай произошел у вас в Афганистане, когда пришлось как следует проучить собственного танцора?

- Ой, даже сейчас вспоминать неприятно. Ребята, которые, приняв присягу, выполняли в Афганистане приказ, не были, как их окрестили по возвращении, агрессорами - они защищали южные рубежи нашей великой Родины, которая называлась Советским Союзом, и так получилось, что...

- Вы, в общем, приехали туда в очередную командировку с концертами, а ночью пошли звонить маме...

- Это ты мне напоминаешь? (Смеется). Тогда телефонные переговоры нужно было заказывать загодя, и мне пообещали Москву на два часа ночи. Ну что, направлялся общаться с мамой и увидел вдруг музыкантов, столпившихся в коридоре. Спросил, естественно, в чем дело, а они на свою комнату (тогда по шесть человек жили) показывают: дескать, зайдите». Войдя, я увидел омерзительное зрелище - двух гомосексуалистов, которые занимались сексом (как потом выяснилось, это был мой танцовщик и офицер Советской Армии)...

- Вы, простите, были уже в курсе, что такие люди, в принципе, существуют?

- Конечно, а для кого это было секретом? Правда, когда на улице в Днепропетровске я начинал соответствующим образом ругаться, значения этого слова не знал (слава Богу, в провинцию все гораздо позже доходит), но потом с отвращением просветился. К слову, когда я понял, как «развлекается» мой танцор, мне не его стало жалко, и, кстати, жизнь его наказала очень серьезно. В Москве у него произошло что-то с мальчиком, и старший брат совращенного ребенка практически этого человека убил. От смерти его спас - совершенно случайно! - мой родственник, знаменитый нейрохирург Кандель, но он до конца своих дней инвалидом остался.

- До этого вы никогда подобные сцены не наблюдали?

- Что ты - увидел такое впервые и испугался до смерти. Что есть сил громко крикнул: «Встать!», потому что меня била дрожь, и своим голосом сам себя оживлял, реанимировал. «Немедленно одеться!» - скомандовал, а сам выскочил в коридор. Спрашиваю музыкантов: «Почему вы меня не разбудили?». Они замялись: «Зачем?». - «Почему, - продолжаю, - оставили его в комнате?»...

Потом, когда подошел к одевшимся виновникам переполоха, и одного, и другого ударил, но это уже нервная, скорее, была реакция. Я этот случай скрыл... Позвонил коменданту Кабула, сказал, что офицер напился и мы оставили его ночевать. Как-то надо было спасать - нет, не этого негодяя! - коллектив, который честно под пулями выступал...

- Кошмар!

- Во-первых, обоих голубков могли элементарно под суд отдать. Это же уголовное преступление - мужеложство, тем более с офицером, с военнослужащим, а во-вторых, коллектив нужно было отправлять в течение 24 часов восвояси, но люди же работали, о них хорошая слава в Афганистане прошла и вдруг...

- ...так бесславно закончить!

- Больше этот танцор, конечно, со мной не работал...

- ...но объяснил вам хоть как-то, почему так себя повел?

- А-а-а (улыбается), так вот ты куда клонишь?! Во-первых, я не допускал его к сцене три дня, а потом партнерша уговорила меня позволить им доработать. Я его, помню, спросил: «Негодяй, объясни, где ты эту скотину нашел?», а он в ответ: «Если я даже выйду на площадь, где 10 тысяч человек будет стоять, своего найду все равно». Я поморщился: «Ну неужели тебя эта сволочь влечет больше, чем тело женщины?». Он улыбнулся: «Иосиф Давыдович, а вы сами попробуйте - за уши потом не оттащишь». Такая вот психология...

Сейчас мы принимаем закон о борьбе с пропагандой гомосексуализма, ведь это неправильно - навязывать однополую любовь обществу. Бог не зря сделал нас разнополыми, поэтому все должно происходить, как природа диктует: сперва влюбленность мужчины и женщины, затем их семейная жизнь и рождение детей, а все остальное - извращение.

P. S. За содействие в организации интервью редакция «Бульвара Гордона» благодарит киевский ресторан «Централь».

(Продолжение в следующем номере)  

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter