Народный артист Украины Александр ВАСИЛЕНКО: "Ступка сказал мне: "Ой, тяжко вам буде, чоловiче, - перед вами Поплавський виступає"

Не счесть певчих голосов у нас в стране, но у народного артиста Украины Александра Василенко он особенный, удивительный, неповторимый. Слушая народные песни, романсы, оперные арии в его исполнении, хочется то плакать, то ликовать. В 1999 и 2000 годах на Международном фестивале "Мир музыки", который проходил в Италии (собрались представители более чем 50 стран), певец стал обладателем Гран-при и диплома "За голос уникальной красоты". В его репертуаре более тысячи произведений, он исполняет их на 13 языках - на английском, итальянском, немецком, азербайджанском, венгерском, идише, иврите... C 94-го года он солист Национального ансамбля "Киевская камерата".

"ПРИ ПОСТУПЛЕНИИ В КОНСЕРВАТОРИЮ МНЕ ВЫНЕСЛИ ПРИГОВОР: "У ВАС НЕИНТЕРЕСНЫЙ ГОЛОС!"

- Сколько себя помню, в детстве всегда что-то пел. Ля-ля-ля! Любые мотивы. Казалось, знал все, что звучало. "Как много девушек хороших", "Легко на сердце от песни веселой", "Дивлюсь я на небо"... Подражал Робертино Лоретти, другим певцам. Садимся за стол, мурлычу что-то про себя, мама говорит: "Сынок, ты когда-нибудь молчишь?".

Она работала телефонисткой, а отец был простым рабочим, но очень музыкально одаренным. Играл на скрипке, гитаре, балалайке, баяне. Привез из армии трофейную мандолину, которую я, изучая, поломал. У нас даже кларнет был, отец хотел, чтобы я им овладел. Но меня к этому инструменту не тянуло.

Мы, пацаны, паслись целыми днями на аэродроме в Жулянах. Смотрели, как взлетают и садятся самолеты. Чтобы покататься, брали дешевые билеты на "кукурузник". Я видел себя в будущем летчиком спортивных самолетов. Хотел быть здоровым, сильным. Тогда зимы были снежные, и каждый день после школы я пару часов ходил на лыжах. А утром встану и прямо с постели - бух в сугроб! Минут 10 резвился с собакой в снегу.

У меня был младший братишка Юра, мудрый маленький человек. Когда я прыгал в снег, он с улыбкой наблюдал за мной в окно. В первом классе Юра простудил легкие. Пошли отец и мать к нему в больницу, а я с пацанами в это время грушу молотил. Возвращаются родители, мать рыдает, отец с трудом сдерживается: нет больше моего братика...

И вот с тех пор я словно две жизни живу - и свою, и Юркину. Все свои поступки мысленно с ним сверяю: как бы он посмотрел? Он был такой кристально чистый, добрый, что на этой грешной земле ему, видно, нечего было делать, и Бог его к себе забрал. Я так понимаю. Нахожу в этом какое-то утешение...

Кстати, на кладбище немножко по-другому начинаешь думать, оценивать себя. Лишний раз задаешься вопросом: для чего человек живет? В чем смысл жизни? Мы все не святые, естественно. Но хотелось бы так прожить, чтобы не было все равно, какой ценой ты чего-то достиг. Иные по трупам к цели идут, кого-то обманывают, подставляют. А потом как с этим жить?

После дембеля я пошел работать лаборантом по ультразвуковой технике в институт гидроприборов.

Акустика, скажу я вам, очень хорошее дело. Я на специальных приборах смотрел, как звучит мой голос, и, грубо говоря, научился его чувствовать. Но о профессиональном пении не думал - пел исключительно для себя. Один раз, правда, когда у мамы был юбилей, взял гитару и без стеснения, не робея, спел для гостей "Очi волошковi", а на английском - "Историю любви". Всем понравилось.

А на следующий день просыпаюсь и вдруг осознаю: я должен петь профессионально! Видели, как ртутные шарики сливаются? Вот и у меня в мозгу что-то слилось, собралось воедино, законтачило.

Потренировался немножко и отправился в консерваторию. Меня прослушивала Галина Сухорукова, заслуженная артистка Украины. Я выкрикивал звуки, из кожи вон лез! А она: "Ну и какой у вас голос?". - "Тенор", - уверенно заявляю. "Нет, нет, - говорит. - То, что не тенор, - однозначно. У вас непонять что звучит. Ваш голос, скорее, ближе к баритону".

Я позанимался с пианисткой, собрал документы, взял справку от врача, что голос у меня нормальный, связки хорошие, можно давать нагрузки, и отправился в консерваторию поступать на народный факультет. На этот раз меня прослушивала педагог, которая этот факультет возглавляла.

К тому времени я начитался всякой литературы и теоретически был подкован. Из множества советов запомнил, что петь надо свободно. Вот и орал не своим, а каким-то дурным голосом. Она поморщилась и вынесла смертельный приговор: "У вас неинтересный голос. Никакой!". - "Но он же разовьется!" - говорю. "Нечему развиваться", - добила она меня окончательно. "Что же делать?". Чтобы отвязаться от меня, буркнула: "Идите в хор, там попойте".

Наверное, кто-то на моем месте поверил бы этому педагогу, смирился. Писатели говорят: если можешь не писать - не пиши. То же самое можно сказать и о певцах: можешь не петь - не пой. А я не мог!

"В ГРУЗЧИКАХ МЕНЯ ТЯНУЛО НЕ К ВОДКЕ, А К КЛУБНИЧНОМУ ВАРЕНЬЮ"

- Хор меня, конечно, не прельщал, я направился в вокальную студию Дома культуры при заводе "Большевик". Ее должен был возглавить заслуженный артист Украины Александр Голобородько, который только что вышел на пенсию. Он мне обрадовался: "Ты мой первый ученик!". И стал учить всему, что умел. Позанимался со мной пару раз, говорит: "Слушай, а у тебя интересный звук. Но его надо развивать". Эти слова окрылили. Я возвращался домой с ясным сознанием, что у меня получается и будет получаться.

Через год снова подаю документы в консерваторию. И снова вижу перед собой ту женщину-педагога, которая меня зарубила. Узнала, нерадостно она меня встретила: "Опять вы? Что вы хотите?". - "Прослушаться", - говорю. Она как бы нехотя: "Ну хорошо, давайте".

Находясь в Ватикане, Александр Василенко попал на аудиенцию к Папе Римскому и пригласил его в Киев

Стал я петь. Вижу: глаза у нее округляются и смотрит она на меня не равнодушно, а удивленно. Потому что голос мой звучал теперь совершенно по-другому. "Мне нравится, мне нравится, - говорит. - Я просто не ожидала... Вы знаете, набор уже закончился, но я вас беру".

То, что со мной произошло, и с другими бывает. Раису Кириченко - певицу безупречную, с большим красивым голосом - в свое время не приняли в хор имени Веревки. А еще более известный случай - когда Шаляпин и Горький поступали в церковный хор. Так Горького взяли, а Шаляпина - нет.

Но, как говорил один преподаватель: "Голос - как деньги: он либо есть, либо нет". Когда я учился в консерватории, Ирина Потаповна Сметана, принимая у меня экзамены, все повторяла: "Я ставлю вам п’ятiрки, але це не ваша заслуга. Це вiд Бога через батькiв прийшов до вас спiвочий дар".

После консерватории я работал в вокальном ансамбле "Советская песня", потом перешел в детский музыкальный театр. И тут меня охватило разочарование. Я увидел, что, в общем-то, приличные артисты для того, чтобы получить роль, интригуют, тянут на себя одеяло... Мне эта возня была не по душе. Я захотел сделать крутой поворот, уйти. Но в те времена надо было прежде, чем уволиться, отработать два месяца. Я взмолился: "Отпустите сейчас! Готов эти два месяца в спектаклях, где я задействован, отработать бесплатно!".

Ушел, не подумав, лишь бы уйти. Такой порыв был! Подался в грузчики - на первый хлебозавод, что за дворцом "Украина". А параллельно устроился в филармонию солистом. И было так: снимаю смокинг - надеваю рабочую спецовку. Снимаю спецовку - облачаюсь в смокинг.

Грузчики, как известно, любят выпить, причем порой и с утра. Меня тоже к этому склоняли. Я их воспитывал. "Ребята, - убеждал, - какое удовольствие, что вы сейчас напьетесь? Вот идет начальница - стараетесь выглядеть трезвыми. Весь кайф улетучивается. Давайте закончим работу, возьмем бутылочку и выпьем по-человечески".

Работа была не из легких. Справишься с одной машиной (за разгрузку - 50 копеек на брата), а на подходе уже другая. В машине где-то 96 лотков, каждый весит до четырех килограммов. Одного дерева получается почти тонна, а еще - буханки. Особенно трудно было работать в ночную смену, когда организм настроен на отдых, на сон.

Меня после таких нагрузок не к водке тянуло, а к сладостям. Мог для восполнения калорий поллитровую банку варенья зараз съесть. Через два месяца успокоился и стал петь, уже не отвлекаясь ни на что другое. Хотя времена после развала Союза наступили тяжкие. Многие бросали свои профессии, уходили в бизнес. Я знаю конкретных людей, которым повезло, они использовали то время и сейчас преуспевают. Всегда есть люди, которым хорошо, когда другим плохо.

"В ИЗРАИЛЕ МЕНЯ ПРИНЯЛИ ЗА КАГЭБИСТА"

- С Анатолием Соловьяненко у меня были интересные пересечения по жизни. Помню, Украина только-только стала независимой. Организовали первую поездку дружбы в Израиль. Состав нашей делегации был внушительный: Вячеслав Чорновил, Дмитро Павлычко, Богдан Ступка, Анатолий Мокренко, Ольга Басистюк, Евгений Станкович, Наталья Лотоцкая... Анатолий Соловьяненко тоже должен был поехать, но по каким-то причинам не смог, вместо него взяли меня.

Прилетаем в Иерусалим. Жара немыслимая. Нас встречает премьер-министр. Столько впечатлений! Но чувствую, что израильтяне на меня смотрят косо, подозрительно, недоверчиво. Что такое? Я в недоумении. Потом уже объяснили: "Понимаешь, в списках тебя не было. Мы думали, что ты - кагэбист, послан вместо Соловьяненко для каких-то целей. Но когда ты запел на сцене, все сомнения развеялись. В органах так не поют". В общем, я им понравился, и на следующий год меня пригласили уже персонально.

Запомнилось, как мы вместе с Соловьяненко жили в двухэтажном домике на базе отдыха в Одессе. Утром спрашиваю: "Почему вы на завтрак не пошли?". - "Я уже позавтракал". - "А что вы съели?" - интересуюсь. "Яблоко и чай. Потом сделал дыхательные упражнения". И рассказал, что занимается йогой. Следил за собой, держал себя в форме, но заметно было: что-то его тяготило. Чувствовалась какая-то неудовлетворенность.

В Оперном театре концерт был. Мы с Соловьяненко переодевались в одной комнате. Беседуем о том о сем, я говорю: "Вы же здесь хозяин, это ваше помещение". А он с обидой произносит: "Нет, теперь я здесь типа никто". Я понял, что сморозил глупость: к тому времени в Оперном он уже не работал.

Жизненные драмы творческие люди переносят по-разному. Одни рано уходят из жизни, другие спиваются. Был у меня друг - Владимир Удовиченко, умер в 48 лет. Он пел на концертах и в кино - помните, "Расколотое небо"? Классный был парень, чем-то даже Высоцкого напоминал. Но так страшно напивался, что лицо у него после запоев было черным, как асфальт.

На моих глазах все это часто происходило. Вот и думаю: почему наступает разочарование? Когда такие люди поднимаются на вершину успеха, славы, достигают высокого уровня, дальше они просто не видят для себя препятствий, им становится неинтересно. Потому что смысл жизни и в борьбе. Ты живешь, пока преодолеваешь что-то.

"НА ТОТ СВЕТ МОЖНО ЗАБРАТЬ ТОЛЬКО ПЕСНЮ"

- В 96-м собираюсь в Италию. Друзья наставляют: "Увидишь Папу Римского, пригласи его в Киев". Я говорю: "Его уже и так пригласили". - "А ты тоже слово скажи от своего и от нашего имени. Тебе что, трудно?". - "Хорошо".

Через какое-то время пою в Ватикане. А потом попадаю на аудиенцию к Папе Римскому Павлу Иоанну II. Обращаюсь к нему: "Виконуючи прохання моїх друзiв, я хочу вiд себе та вiд їх iменi запросити вас до Києва". Прикасаюсь к его руке - она теплая, приятная. И он мне отвечает на чистом украинском: "Погоджуюсь. Буду. Дякую". Все было, как во сне, как в кино.

А в 2000 году, после того как на международном фестивале "Мир музыки" в Италии я стал обладателем диплома "За голос уникальной красоты", ко мне подошел один итальянец. Назвался Рокко, сказал, что был продюсером у Паваротти, у Кати Ричирелли. Говорит: "Я за последние 10 лет не слышал голоса такой красоты, такого тембра". И предложил мне работать с ним. Обещал после некоторой подготовки - изучения итальянского языка, составления концертной программы - подписать со мной контракт. Но у меня тогда умирала мать, я должен был находиться при ней, и это лестное предложение пришлось отклонить. А Рокко сулил мне большую карьеру...

Вообще, жизнь нужно воспринимать с юмором. Если ты в хорошем расположении духа, то и те, кто рядом с тобой, улыбаются. Потому что подобное притягивается к подобному. А если ты мрачный, то все темные силы в тебя лезут...

Перед концертом в Театре имени Франко захожу в гримерную, а там уже Богдан Ступка сидит. Смотрит на меня, вздыхает. "Що трапилось, Богдане Сiльвестровичу?". - "Ой, тяжко буде вам, чоловiче, ой тяжко". - "Чого?". - "Перед вами Михайло Поплавський виступає". - "Та нiчого, - тоже вздыхаю, - якось впораємося".

...Готовлюсь в "Украине" к концерту, который должен состояться через несколько дней. Стоим за кулисами - главный организатор, помощник, инженер сцены, ведущий и я. Обсуждаем разные детали. И тут слышим: "Звездочка моя!". Оборачиваемся - появился Боря Моисеев (у него вечером предстояло выступление), зовет инженера сцены. Тот подошел, они обнялись, как старые друзья. "Это моя звездочка", - говорит Боря Моисеев. А главный организатор в шутку, как бы ревниво, бросает реплику: "Но нас же тут пять мужчин!". Боря, как всегда, за словом в карман не полез. И выдал: "А жопа у меня одна".

Люблю петь вживую, без фонограммы. Мне так нравится. Ты поешь, и тебе хорошо. И вообще, если ты за что-то взялся, почему бы не делать это с удовольствием? Люди это чувствуют, потому что в зал идет совершенно другая энергетика.

Как заметили мои коллеги, после концертов костюм у меня, особенно светлый, бывает весь в помаде. И заслуженная артистка Украины Нина Проценко в интервью по телевидению подтвердила: "Да, есть у Саши Василенко такая проблема...". Не подумайте, что я ловелас какой-то. Если люди ходят на твой концерт, кому-то ты обязательно можешь нравиться. Одним словом, поклонницы - это нормально.

Мне одна женщина, жена генерала службы безопасности, сказала: "Говорю вам как врач: у вас лечебный голос". То же самое говорили мне после концерта, посвященного 125-летию Киевской Октябрьской больницы, ее сотрудники.

Иногда спрашивают: "А вы благодарите каждый день Бога за то, что Он дал вам такой голос?". И я вспоминаю, что говорила мне Ирина Потаповна Сметана, педагог из консерватории: "Це не ваша заслуга... Це через батькiв вiд Бога...". Я стараюсь не забывать эти слова. Хотя есть и моя заслуга в том, что я свой талант не растрынькал, не пропил, не прогулял, не убил в себе.

Люблю выйти во двор и посмотреть на звездное небо. Подумать о высоком, светлом. Мысленно поговорить с отцом и матерью, с умершим братиком Юркой, с теми, кого уже нет среди нас. Пожелать всего самого доброго тем, кто еще жив.

Где-то читал, что на тот свет можно забрать только песню. Некоторые мои коллеги так и говорят: "Еще не напелся, там буду петь". Я тоже еще не напелся, но мне хочется петь здесь, и я молю Бога, чтобы он снова и снова предоставлял мне такую возможность.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter