В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Шутки в сторону

Юрий СТОЯНОВ: «Чего же о нашем романе Таня Догилева не вспоминала, когда я народным артистом еще не был, а ее вся страна знала? Вопрос к Тане Догилевой...»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона»
Часть III

(Продолжение. Начало в № 28, № 29)

«МИХАЛКОВ КАЖДОМУ АКТЕРУ ВНУШАЕТ, ЧТО ТОТ ГЕНИЙ, И ТОТ, КТО С НИМ ПОСЛЕ ТЕБЯ ОБЩАТЬСЯ ПРИШЕЛ, НЕ ЗНАЕТ, ЧТО ОДИН ГЕНИЙ ОТСЮДА УЖЕ ВЫШЕЛ»

— Вы сказали, что кино к вам лицом повернулось, — что ж, вы действительно несколько очень запоминающихся кинообразов создали, и я вам скажу, что и «Лан­дыш серебристый», где вы продюсера Стаса Придорожного сыграли, замечательная работа...

— ...я его фамилию позабыл, а вы помните?

— Да, очень хорошая роль, а еще мне фильм Кеосаяна «Заяц над бездной» по­нравился...

— ...ой, как я его люблю!..

— ...где вы первого секретаря ЦК Компартии Молдавии играли...

— ...Гроссу его фамилия...

— Да, вы с удивительным Ступкой, с Ильи­ным там участ­во­ва­ли — я на премьере был, работа пре­красная! Ну и, конечно, кар­тина Михалкова «12», где целое созвездие таких мастеров, что дух просто захватывает...

— Для меня еще фильм Месхиева «Человек у окна» очень дорог, потому что роль там совсем не­пред­сказуемая.

— Интересно было с Михалковым работать?

— Очень! Я, знаете, тест такой провожу. В актерском сообществе модно против кого-то дружить — это понятно. «Ну что, «Золотой орел» или тран­сляцию со съезда кинематографистов смотрел? Твой Никита там...» — и понеслась! Слушал я, слушал — и не выдержал: «Ребята, у меня к вам один вопрос. Я, кстати, не то чтобы прямо такой апологет всепрощающий, просто для меня режиссер Михалков существует, так вот, у меня в связи с этим вопрос: если завтра Михалков позвонит и скажет тебе, тебе или ему (голосом Никиты Михалкова): «Старичок, хорошая роль есть. Старичочек, ты как?», кто из вас вспомнит, что две минуты назад говорил? Честно вот поднимите руку, кто сниматься готов?». (Поднимает руку). Все, вот и весь ответ. Это фантастический режиссер-педагог, у которого методика грандиозная...


С Михалковым на съемках фильма «12», 2007 год. «Это фантастический режиссер-педагог, у которого методика грандиозная. Это метод Дурова — он к животным так относился, а поскольку артисты тоже животные, их нужно любить»

С Михалковым на съемках фильма «12», 2007 год. «Это фантастический режиссер-педагог, у которого методика грандиозная. Это метод Дурова — он к животным так относился, а поскольку артисты тоже животные, их нужно любить»


— ...и актеров он любит, правда?

— Да, это метод Дурова — он к животным так относился, а поскольку артисты тоже животные, их нужно любить, и тогда верить они начинают, что совершенно гениальны.

— Сахару нужно давать, правда?

— Никита Сергеевич каждому актеру внушает, что тот гений, и тот, кто с ним пос­ле тебя общаться пришел, не знает, что один гений отсюда уже вышел. Так они и ходят — 12 гениев.

— Вы себя гением у него на съемках ощутили?

— Нет (улыбается), я вообще этого лишен.

— Вы огромное количество женских ролей сыграли: тыщи две с половиной, наверное, — страшное дело, и, я думаю, в Книгу рекордов Гиннесса смело вас заносить можно, а в суть женщины проникли, хоть чуть-чуть, что там, разгадали?

— Женщин, которых я играю, — уже не очень молодых и красивых, очень большого размера и не очень счастливых...

— ...с большими грустными глазами...

— ...вот этих — да, разгадал: эту часть населения, мне кажется, я понимаю, а счастливых играть неинтересно.


После съемок Сергей Гармаш сказал: «Юра Стоянов казался мне человеком другого формата и жанра. Я думал: «А сольемся ли мы в общем экстазе?». И получилось: мы сосуществовали»

После съемок Сергей Гармаш сказал: «Юра Стоянов казался мне человеком другого формата и жанра. Я думал: «А сольемся ли мы в общем экстазе?». И получилось: мы сосуществовали»


— Вы столько лет с Олейниковым в «Городке» выступали — в нетрадиционной сексуальной ориентации вас не подозревали?

— Теперь, думаю, уже такие скетчи играть нельзя — законы эти, с пропагандой сами понимаете чего связанные... Вот что делать тем, кто в пародийном жанре работает? Это, кстати, знать надо или юристам звонить... Если я какого-нибудь та-а-акого человека играю, так, чтобы зритель рассмеялся...

— ...является ли это пропагандой?

— Да, а с другой стороны, является ли оскорблением? Моя точка зрения такова: если это талантливо...

— ...то право на жизнь имеет...

— Именно, но, повторюсь, если талантливо.

— Ну а степень и меру таланта кто определяет?

— Члены Государственной Думы, наверное (смеется).

— О вас, тем не менее, никогда не говорили, что, наверное, что-то у вас не­чисто?

— Вот поразительная вещь! — столько сигналов на эту тему, сколько мы с Илюшей послали... Хо-хо-хо! И две с половиной тыщи сыгранных женщин, и 20 лет вместе, но нет, никогда! Один раз только письмо какое-то заманчивое получили — о каком-то круизе, но, думаю, это просто прикол.

— В продолжение разговора о женщинах: Татьяна Догилева, ваша сокурсница, рассказывала мне, что у вас очень теплый студенческий роман был...

— Да, подтверждаю.

— Любовь или роман?

— Нет, не любовь — вот сколько нас на этот курс поступило... (Пауза). Это вспышка такая была, флеш, как в фехтовании...

— ...у всех со всеми?

— У всех со всеми, кто от родителей оторвался, в Москве, в одном из лучших вузов, в общежитии оказался: вдруг — бабах! Думаете, только Таня это вспомнить могла? Просто она у вас на программе была. Чего же она не вспоминала об этом, когда я народным артистом России еще не был, а ее вся страна знала? Вопрос к Тане Догилевой...


Фильм «12» был снят всего за пять недель. Всех актеров, исполнивших роли присяжных, режиссер взял без кинопроб

Фильм «12» был снят всего за пять недель. Всех актеров, исполнивших роли присяжных, режиссер взял без кинопроб


— Когда вы не на главных ролях в БДТ прозябали...

— ...ей очень долго объяснять пришлось бы, кто это такой...

— ...а она и в кино, и в театре блистала, вы что чувствовали?

— По отношению к ней?

— По отношению к ситуации: ну, вместе все-таки учились, роман крутили...

— Честно сказать? «Абсолютно справед­ливо все?!» — думал, и только одна мысль была: Таню ведь в один день с нами в БДТ брали...

— ...да вы что?!

— Конечно!

«КАК У ТАНИ ДОГИЛЕВОЙ В ОТЛИЧИЕ ОТ НАС МОЗГИ СРАБОТАЛИ? ПОЧЕМУ ОНА В МОСКВУ УЕХАЛА, В ПИТЕРЕ НЕ ОСТАЛАСЬ? И КАК ЖЕ ОНА БЫЛА ПРАВА!»

— И она не пошла?

— Вот что такое женские мозги! Что же у нее выстрелило там такое, что она извинилась и сказала: «Нет, я все-таки к Захарову»? Ну, фамилию режиссера она не назвала, а вы думаете, у нас московских предложений не было? Конечно же, были, но нам эта аббревиатура БДТ застила глаза настолько, что мозг отказал напрочь. Почему? Я думал все время: «Как у нее в отличие от нас мозги сработали? Что ее подтолкнуло, почему она в Москву уехала, не осталась? И как же она была права!». Я только об этом думал, а не завидовал.

— Сегодня вы, два народных артиста, у которых все в жизни хорошо (у вас в большей степени, у нее, может, в меньшей), встречаетесь иног­да — где-нибудь в аэропорту, например?

— Практически нет, но у нас замечательный однокурсник и прекрасный артист Ваня Шаболтас есть, который ежегодно у себя дома курс собирает...


В фильме Тиграна Кеосаяна «Заяц над бездной», 2006 год

В фильме Тиграна Кеосаяна «Заяц над бездной», 2006 год


— ...и вы приходите?

— Когда есть возможность, а бывает она не всегда. Это, как правило, 13 января — старый Новый год.

— Когда вы с Татьяной встречаетесь, о чем поговорить у вас есть, что было тогда, вспоминаете?

— Ровно в той же мере, что и с остальными. Я ее мужа прекрасно знал — Мишу Мишина... Видите, чего-то такого эксклюзивного сообщить не могу.

— Она, тем не менее, стала об этом вспоминать часто...

— Молодец (улыбается). Поздно...

Из книги Юрия Стоянова и Ильи Олейникова «До встречи в Городке».

«Очень немосковский был у нас курс, совсем не блатной: никто на нашем курсе актерской династии не продолжал — сплошь провинциальные основоположники династии собственной. Было, правда, не­сколько москвичей — замечательных ребят, которые все свое свободное время проводили с нами.

Адрес нашей общаги — Трифоновская, 45б, а поскольку нравы довольно свободные там царили, в ходу такая шутка была: «А почему только 45б, если б... там значительно больше?».

Всем курсом мы вываливались в девять утра на Трифоновку, а если опаздывали, на группы по четыре человека разбивались и брали такси. 25 копеек с носа — и за рубчик нас по бульварам до Никитских ворот подвозили, а там — по Герцена налево до Собиновского переулка уже рукой подать.

Перед занятиями по мастерству актера у нас получасовая пауза всегда была, которую весьма оригинально мы заполняли: два человека на шухер становились — один на лестнице, второй у дверей, — и подпольные практические занятия по истории КПСС в лицах начинались.

В 19-й аудитории свое закулисье было и небольшая сцена, на которой мы красные даты нашего календаря инсценировали, — например, «Ночь перед штурмом Зимнего».

В роли Ленина — Виктор Сухоруков, Крупская — Татьяна Догилева, Керенский — Юрий Стоянов, Лицо от театра — Геннадий Залогин, исполнители массовых сцен (революционные солдаты, матросы и проститутки) — студенты курса.

Заранее ни о чем мы не договаривались — сценарий импровизировался на ходу.

Витя Сухоруков Ильича играл гениально. Маленький, лысый, с раскосыми глазами, он все штампы актерской ленинианы пародировал — от Штрауха и Щукина до Каюрова и Ульянова.

Витька с Таней Догилевой под одеялом лежал, на авансцену Лицо от театра выходило, и Генка с пафосом в зал говорил:

— В ночь перед штурмом Зимнего Ленину, как никогда, хотелось спать — ничто человеческое ему было не чуждо.

При этих словах Сухоруков-Ленин Догилевой-Крупской начинал домогаться. Под одеялом возня шла, Догилева кричала:

— Володя, только не сегодня — завтра наши мальчики берут Зимний! Тише, товарищ Ульянов, уберите ручонки — Феликс может услышать.

Лицо от театра прерывало эту пикантную разборку под одеялом торжественно-проникновенным голосом:

— «Ленин — человек»: как мало на самом деле мы о нем знаем! Ленин — сын, Ленин — муж, Ленин — отец... — тут Генка Залогин поперхнулся: понял, что с точки зрения исторической правды его занесло. — Ленин — друг и товарищ! — поправился он.

Сухоруков подхватывал:

— Гусь свинье не товарищ! Плевать я хотел на этого Железного Феликса! На этого ржавого поляка! На этого стукача! Я хочу тебя! Надежда, я загадал, — вдруг начинал по-поповски он окать, — если ты не отдашься мне, дочь моя, восстание провалится: это такая примета.

В это время массовка сама восстание начинала. Драка, крики, стоны... — и я в роли Керенского бегаю и кричу:

— Господа, одолжите кто-нибудь лифчик и чулки, умоляю — мне по учебнику истории КПСС драпать в женском платье положено!

На авансцене Надежда Константиновна требование вождя выполняла, а Лицо от театра резюмировало:

— Да, сегодня мы перелистнули еще одну неизвестную страничку из жизни Ильича. Он был суеверен — эта распространенная человеческая слабость была и ему — великому человеку — присуща, и кто из летописцев знает: не пойди Надежда Константиновна ему навстречу, чем бы эта примета для истории обернулась?

Таким образом, когда в аудиторию входили наши учителя, мы уже с актерской точки зрения были хорошо «размяты».

«НУ КАКОЙ МОЖЕТ БЫТЬ ДЛЯ РАЗВОДА ПОВОД? ТОЛЬКО К ДРУГОМУ ЧЕЛОВЕКУ ЛЮБОВЬ»

— У вас три жены было...

— ...третья есть...

— ...а то, что первых двух вы меняли, продиктовано было тем, что что-то новое и лучшее находили, или так просто случалось?

— Ну, я бы качественных сравнений не делал, я бы ответил просто. Ну какой может быть для развода повод — на самом деле?


«Женщин, которых я играю — уже не очень молодых и красивых, очень большого размера и не очень счастливых, вот этих — да, разгадал...»

«Женщин, которых я играю — уже не очень молодых и красивых, очень большого размера и не очень счастливых, вот этих — да, разгадал...»


— Скука?

— Нет.

— Любовь уходила?

— Только к другому человеку любовь — и никаких других причин у меня не было.

— Сколько у вас детей?

— Два сына от первого брака, две дочери от Лены, нынешней жены, и Настя — ее дочь от предыдущего брака.

— Участие в судьбе детей вы принимаете? Заботитесь о том, как устроены они, сколько денег имеют, интересуетесь ими?

— Ну, только одна из них в какой-то мере испытать это может, потому что их всех старше, средняя школу заканчивает, эти ЕГЭ сдает сумасшедшие, а младшая только в четвертом классе. Сыновьям 38 и 36, один из них в мой день рождения, тоже 10 июля, родился... К сожалению, ситуация там такая, что мы лучше ограничимся тем, что я сказал: она очень сложная и очень грустная — для меня. К счастью, они славные ребята, у которых все хорошо и которых хорошо в замечательной семье воспитали. Увы, без меня, но минусов в этом для них я не вижу — вижу их только для себя.


«Эту часть населения, мне кажется, я понимаю, а счастливых играть неинтересно»

«Эту часть населения, мне кажется, я понимаю, а счастливых играть неинтересно»


— В одном из интервью вы признались, что в семье вас как популярного человека не воспринимают...

— Ну, это дети, для них это норма. Когда они видят, что кто-то другой, кого они в «ящике» любят, ко мне с уважением относится, с подобострастием спрашивают: «Ты самого Светлакова знаешь?!». Или о группе какой-то девчачьей: «Ты их знаешь?!». Ну, это девочки, а что папа? Папа в телевизоре раз в неделю, как дома, — скорее, там даже чаще, чем дома.


«Теперь, я думаю, уже такие скетчи играть нельзя — законы эти, с пропагандой сами знаете чего связанные... Вот что делать тем, кто в пародийном жанре работает?»

«Теперь, я думаю, уже такие скетчи играть нельзя — законы эти, с пропагандой сами знаете чего связанные... Вот что делать тем, кто в пародийном жанре работает?»


— Вы замечательно выглядите — как я понимаю, это оттого, что в юности мастером спорта по фехтованию были...

— Это вопреки тому! (Смеется).

— Ну и еще я слышал, что практически вы не пьете...

— «Практически» — правильное слово, в России очень важное... Да, практически не пью, но если ко мне на день рождения вы придете или какая-то хорошая дата будет, я с удовольствием... Иногда кураж у меня бывает: «Эх, сяду сегодня за стол да ка-а-ак...» — но вскоре он пропадает.

— Три рюмки примете...

— ...да какие три? — щас-с! Две, 100 граммов — мой предел. Я выпиваю, а дальше — Боже, как же мне скучно становится, не могу больше эту гадость пить, и эти вот штучки начинаю: делаю вид, что выпиваю, но все на пол.


«Вот поразительная вещь — столько сигналов на эту тему, сколько мы с Илюшей послали... Хо-хо-хо! И две с половиной тыщи сыгранных женщин, и 20 лет вместе, но нет, никогда!»

«Вот поразительная вещь — столько сигналов на эту тему, сколько мы с Илюшей послали... Хо-хо-хо! И две с половиной тыщи сыгранных женщин, и 20 лет вместе, но нет, никогда!»


— Белая ворона...

— К чертовой матери все выливаю...

— Как до сих пор в России живете?

— Куревом компенсирую.

— Сублимация...

(Делает вид, что курит). Сигареты курю. Много...

— Бросать собираетесь?

— Ну, если бы я начал сейчас говорить о том, что это полезно, больной человек был бы. Ну, конечно, надо бросать курить, безусловно, но я выход нашел — как, по крайней мере, высшие силы природы не злить. Это один священник мне подсказал, хотя совершенно еретическую вещь он сделал. Он посоветовал: «Уж если не можешь от этой гадости освободиться, сигаретку выкури, но только со вкусом, не рефлекторно, не потому что нечем пальцы занять, и скажи (вверх смотрит): «Господи, спасибо! Так было вкусно!». (Улыбается).

— Слышал, вы вспыльчивый: и любите, и можете правду-матку в глаза говорить — все, что думаете, высказываете...

— ...и тем самым языком, который ситуации достоин.

— Много врагов из-за этого нажили?

— Да вроде нет. Если с подчиненными это связано, то посмотрите: их у меня не так много, 12 человек, и 20 лет весь мой коллектив почти без ротации.

— Видимо, все-таки хороший вы человек...

— Ну, не знаю — когда ору, со стороны это, наверное, ужасно.

— И ногами топаете?

— Что угодно делаю, но они знают, что этот же счет себе предъявляю. Правда, справедливости ради задуматься надо: а если бы на меня так кто-то орал?.. — но я ведь не от злости... Иногда — от беспомощности, а иногда — от необходимости свою правоту доказать. Профессиональную, как правило.

«ЖВАНЕЦКИЙ МЕНЯ СПРОСИЛ: «СЛУШАЙ, ЮРКА, А ЭТО ПРИЛИЧНО?». — «ЧТО?». — «НУ, ИМЕТЬ ТО, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ, — ДОМ, УЧАСТОК...»

— «Это твоя родина, сынок» — пел ког­да-то Шевчук, а вот вы за своей родиной следите, ситуация в Украине вам интересна, что дома происходит, вы знаете?

— Безусловно. Практически в той же степени, что и вы.

— Мама ведь в Одессе по-прежнему живет, да?

— Да. Мама моя пенсионерка уже — два года она не работает, на пенсию очень поздно ушла. Ну, мама — это ее круг и проблемы людей ее возраста, а большинство друзей моих — мои одногодки, или люди младше, или значительно младше меня. Я о серьезных проблемах, связанных с бизнесом в Ук­ра­ине, знаю — и с малым, и со средним, и с большим, вижу, что друзья мои все скромнее и скромнее живут, что их бюджет урезается, а сотрудники в неопла­чиваемые отпуска уходят, но при этом и то хорошее знаю, что в Украине существует, и то, что было. Я как бы от этого не отрезан — с одним только «но». Если бы в моем паспорте было написано, что я гражданин Украины, я бы стопроцентное право говорить об этом чувствовал, но я гражданин России, поэтому могу тихо болеть за Украину и переживать. И громко радоваться.


Юрий Стоянов, Валерий Гаркалин и Александр Цекало в картине Тиграна Кеосаяна «Ландыш серебристый», 2000 год

Юрий Стоянов, Валерий Гаркалин и Александр Цекало в картине Тиграна Кеосаяна «Ландыш серебристый», 2000 год


— Жванецкий позволяет себе с апреля по октябрь у себя дома в Одессе жить...

— ...как я ему завидую!..

— ...говорит: «Пишется мне замечательно! — только в Аркадии я могу что-нибудь этакое написать»...

— ...охотно верю...

— ...и он кайфует, и это годы ему прод­левает. Вы можете себе это позволить — жить в Одессе, снимать там?

— Не могу. К сожалению. Я всегда безумно завидовал тому, какой мир этот человек грандиозный создал... Я у него однажды на балкончике сидел, мы на эту гуляющую Аркадию смотрели, и он спросил: «Слушай, Юрка, а это прилично?». Я: «Что «прилично»?». — «Ну, иметь то, что у меня есть». Я поинтересовался: «А что есть?». — «Ну, дом, участок...». Я руками развел: «Вы знаете, Михал Михалыч, я так счастлив, что у вас это есть, и было бы так неприлично, если бы у вас этого не было!».

— Здорово сказали!..

— Его это беспокоит, видите...

— Он очень комплексующий, не уверенный часто в себе, правда?

— По-прежнему — сидит и думает: а прилично ли дом свой иметь? Одному из самых знаменитых писателей, а в своем жанре — первому. Он же не просто гений — он человек с иначе устроенными мозгами, не как у всех, и это очевидно.


С женой Еленой и дочерьми Ксенией, Катей и Настей. «А что папа? Папа в телевизоре раз в неделю, как дома, — скорее, там даже чаще, чем дома»

С женой Еленой и дочерьми Ксенией, Катей и Настей. «А что папа? Папа в телевизоре раз в неделю, как дома, — скорее, там даже чаще, чем дома»


— «Вы гений», — говорю я ему иногда и слышу в ответ: «Правда? Еще повтори!».

(Хохочет). Ой... Не могу я себе это позволить, потому что у меня другая профессия.

— Кто из коллег вам нравится?

— Мне достаточно большое количество людей по душе, а о тех, кто не нравится, не скажу никогда: может, чего-то я в том, что они делают, не понимаю. Я американских артистов, скопом и поименно, обожаю, я выдающихся наших актеров знаю...

— ...а кому из них удается то, чего объяснить вы не можете?

— Это вот очень важный как раз момент!

— Самый важный!..

— Наиболее интересные актеры — это люди, которые тебя удивляют, а великие актеры — это те, которые удивляют уже самих себя. В жизни у меня две, а может, три секунды было, когда я сам удивился и подумал, что я не конченный...

— ...к гениальности приближаюсь...

(Улыбается)... Нет, просто один раз свыше мне намекнули, что что-то такое во мне есть.

«ДАНИЛКО, КАК И ВИТЯ СУХОРУКОВ, ДАННЫЙ АРТИСТ, НЕ ВЫУЧЕННЫЙ: ВОТ ПЛЮНУЛ НА ТЕБЯ БОЖЕНЬКА, ТАК ТЫ Ж ЕГО ТЕПЕРЬ, АНДРЮХА, НЕ ОБМАНИ»

— Верка Сердючка — Андрей Данилко — вам нравится?

— Андрюша мне вообще очень по-человечески симпатичен, я хорошо его знаю, но скажу сейчас одну вещь, из-за которой он на меня обидится. Как мне нравится все то, что он мог бы сыграть! (Улыбается).

— Он не обидится — он задумается...

— И все то, что он не сыграл, и все то, что еще чуть-чуть — и может уже не сыграть. Он, как и Витя Сухоруков, данный артист, не выученный: вот плюнул на тебя Боженька, так ты ж его теперь, Андрюха, не обмани (улыбается).


Визирь Юрий Стоянов и джинн Верка Сердючка в мюзикле «Новые приключения Аладдина», 2011 год. «Андрюша мне вообще очень по-человечески симпатичен»

Визирь Юрий Стоянов и джинн Верка Сердючка в мюзикле «Новые приключения Аладдина», 2011 год. «Андрюша мне вообще очень по-человечески симпатичен»


— Вы в повседневной жизни смешливый?

— Очень! (Улыбается).

— Жванецкий вот, вы же знаете, юмор на каждом шагу рождает...

— Нет, у него это способ думать! — так голова этого человека устроена, что в парадоксальную шутку все превращается.

— Вы абсолютно правы, а многие люди, в жанре сатиры и юмора работающие, мрачные — как тот же Мишин, между прочим...

— Ну, Георгий Александрович Товстоногов Жванецкого лирическим писателем-сатириком когда-то назвал, но есть писатель-сатирик, есть просто писатель, есть сатирик, а есть просто дефис (смеется).

— Вы столько анекдотов с экрана и со сцены рассказали, а любимый у вас есть?

— Не-е-ет, а те, что есть, я вам рас­сказать не могу (хохочет). Вообще, это такой жанр уходящий... Наши же анекдоты, начиная с 97-го года, все эксклюзивные, и по другим передачам они разбрелись, в том числе юмористическим...

— ...как «Аншлаг», например...

— Нет-нет, «Аншлаг» — это же концертная вообще версия: большие номера, специально для этих людей написанные, а я скетч-шоу имею в виду, где разные сюжеты разыгрываются — в количестве 15, 20... Они, как анекдоты, по страничкам хороших и не очень газет гуляют, хотя у них авторы есть.

— Какой же из анекдотов из тех выпусков самый, на ваш взгляд, яркий?

— Мне вот абсолютно не репризные вспоминаются... Помните, когда юбилей Пушкина был, на Первом канале постоянно титры шли: «До дня рождения Александра Сергеевича осталось 100 дней»? Потом 99...

— Задорнов тогда сказал: «На празднование 200-летия Пушкина все уже собрались, но Лужков не начинал — ждали юбиляра»...

— Да-да-да — Задорнов эту шутку пересказал, я думаю (смеется). Короче, 88 дней осталось, 87... Этот вот титр по многу раз в день в течение полугода на Первом канале появлялся, и мы совершенно несмешную историю сделали — как детки в классе сидят, очень скромный учитель в круглых очках приходит и говорит: «Сегодня у нас «Евгений Онегин», песнь такая-то...». Тут звонок раздается: «Дзы-ы-ынь!». Учитель: «Не-не-не, на перемену вы не пойдете, мы на следующий урок задержимся, доставайте ваши завтраки, ешьте... «Вошел: и пробка в потолок, та-та-та-та-та, брызнул ток, пред ним roast-beef окровавленный...», и он про этот потрясающий пир, бал, с перечислением яств, читает и на этих детей смотрит: кто-то булку с икрой ест, кто-то гамбургер, у кого-то кусочек сала на черном хлебе... Они сидят, слушают и с таким аппетитом жуют, и он так слюну сглотнул, потому что ему плохо стало, по стеночке оседать начал, и подпись пошла: «До дня рождения Александра Сергеевича осталось 7 рублей 45 копеек».


С Дмитрием Гордоном. «Где-то на этом свете, А может, потом — на том, Где-то в тоненьком лучике света Встретятся два силуэта И будут опять вдвоем»

С Дмитрием Гордоном. «Где-то на этом свете, А может, потом — на том, Где-то в тоненьком лучике света Встретятся два силуэта И будут опять вдвоем»


— Класс!

— Такими вот историями я горжусь и авторами горжусь, а не анекдотами, которые пересказать можно. Историей 98-го года горжусь, когда кризис произошел, мы из отпусков только вернулись и сняли: парень с мобилой своей идет, кому-то звонит, ему говорят, что за неуплату трубка отключена, он мимо церковной ограды проходит, а там нищие стоят, просят. Мобилу, в общем, одному отдает, пальто — другому, потом кольцо обручальное, часы золотые снимает, кошелек достает, но тут очередь заканчивается, и последним с протянутой рукой он становится сам.

— Глубоко...

— Эти сюжеты, я считаю, и делали нашу передачу той, которой она была и останется.

«ПЕРЕДАЙТЕ БРЕЖНЕВУ, КАК НАМ ПЛОХО: НАЧАЛЬНИК, СУКА, ГОЛУБЮ, ПТИЦЕ МИРА, ГОЛОВУ ОТОРВАЛ!»

— Знаю, что вы замечательно на гитаре играете и поете и что дебют ваш в колонии строгого режима состоялся...

— Было такое (улыбается) — нас просто в Ивановскую область с концертами повезли. Это 1978 год был, и мы должны были за 12 дней 70 концертов сыграть — это называлось «палки».

— Вы — актер БДТ...

— ...да, и афиша гласила: «Артисты театра на эстраде». Всем звания в этой афише «присвоили» — чтобы народ ходил, я заслуженным был (в 21 год!), все остальные — народными... Первый концерт у нас в сумасшедшем доме для престарелых был, когда администратор из филармонии подошел и попросил: «Только, пожалуйста, повеселее чего-нибудь, чтобы не очень в атмосферу заведения, в котором находимся, попадать», и вот больные пожилые люди сидят, все в платках — и точно в таких же платочках Зинаида Шарко и Таня Тарасова выходят...

— Даже Шарко там выступала? — кошмар!

— Ну да, и вот пациенты обедают, а две актрисы, точно так же одетые, перед ними что-то разыгрывают. Одна на кровати лежит, вторая стоит и говорит: «Валентин Распутин. «Последний срок». Старуха Анна лежала на узкой железной кровати возле русской печки и дожидалась смерти. (Старушечьим голосом причитает). «Не трогайте меня, дайте самой на спокой уйти...» — и как началось кликушество! Бабки эти рыдают, администратор матерится: «Повеселей, сука, клоуны!».

Евгений Шевченко выходит, знак рукой делает: щас, мол, и начинает: «Умру ли я — и над могилою гори, сияй, моя звезда...». Ну, это второй номер, а третий: «Выстрел грянет, ворон кружит, мой дружок в бурьяне неживой лежит» (смеется). Тема смерти на этом концерте витала, а я в конце спел: «Девять граммов, сердце, постой, не зови, не везет мне в смерти, повезет в любви» — и на этом точку поставил: в тюрьму мы поехали.

Администратор сказал: «Значит, так, все в автобусе остаются, а этот (то есть я. — Ю. С.) со мной пойдет», а это поселение было или зона какая-то легкая, и как только вошли мы, первый же человек, который ко мне подошел, заорал: «Вы из Москвы?!». Я: «Нет, из Питера». — «Передайте Брежневу, как нам плохо: начальник, сука, голубю, птице мира, голову оторвал!». Оказывается, им анашу с воли голубями передавали, а начальник просек и... И вот там я пел, один — это второй мой концерт был. Кстати, имел успех...

Сперва лекцию про гитару читать начал: «Казалось бы, гитара — три аккорда, все мы знаем...», и зеки все молча сидят и на одного смотрят — посредине, а у него все то же, что у других, но вот лучше как-то сшито — то ли отглажено, то ли ткань чуть-чуть другая... И вот когда он улыбнулся, смеяться все начали — я им всякие песни пел, и в конце они меня вот так (показывает), когда руки крест-накрест, к автобусу вынесли. Я, как Леонов в фильме «Джентльмены удачи», сидел...


В роли Бормана в кинокомедии «Шпион нашего времени», 2007 год

В роли Бормана в кинокомедии «Шпион нашего времени», 2007 год


— Мы, слава Богу, не в тюрьме и не в сумасшедшем доме, умирать пока не собираемся, но я попрошу вас, как рояль из кустов, гитару достать и...

— Давайте тогда песенку вам спою, которую совсем недавно я написал. Я вообще исключительно свои исполняю, а их крайне немного, поэтому либо молчу и играю, либо пою, но только свое. У меня 10-летняя пауза была, когда ничего не писал, — и вдруг снова какие-то песенки появились: вот одну из них — в контексте нашего разговора — сейчас я исполню, и будет понятно, кому она посвящена. «Два силуэта» называется, хотя вообще названия у нее нет. (Поет):

Мы были всякими,

красивыми и безобразными,

И люди ржали над двумя

смешными рожами,

Мы были разными,

такими страшно разными,

И так похожими,

такими, блин, похожими!

 

Где-то, где-то на этой планете,

Где-то на этом свете,

А может, потом — на том,

Где-то в тоненьком лучике света

Встретятся два силуэта

И будут опять вдвоем.

 

Нельзя сказать,

чтоб я уже давно

с тобой не виделся,

Есть мир, в котором мы всегда

живем, по-прежнему,

Ты там Чапаева усами

ощетинился,

Я удивленно поднимаю

брови Брежнева.

 

Где-то, где-то на этой планете,

Где-то на этом свете,

А может, потом — на том,

Где-то в тоненьком лучике света

Встретятся два силуэта

И будут опять вдвоем.

 

Я вижу, ты опять взял в руки

свой крутой аккордеон,

Я знаю, ты себе тайком накапал

валокордин,

Я слышу рядом твой — ну точно,

это твой одеколон!

Так почему поем вдвоем,

а голос слышен один?

 

Где-то, где-то на этой планете,

Где-то на этом свете,

А может, потом — на том,

Где-то в тоненьком лучике света

Встретятся два силуэта

И будут опять вдвоем.

— Браво!

— Давайте еще про Одессу спою вам... Ну не совсем про Одессу... Называется песня «Папа», но она понятна любому, у кого есть или был папа.

Ах, какие в Австрии вечера!

А мы были с папой в Вене вчера,

Мы с ним бродили среди витрин,

И папа зашел в магазин.

Он к часам швейцарским

просто прилип,

А это оказался Patek Philippe,

40 тысяч евро за турбийон,

Боже, как счастлив был он!

Папа...

Маленький «боинг» уносит нас,

Завален коробками

бизнес-класс,

Папа мой в кресле сидит,

как на троне,

В новом костюме «Бриони».

Успели икоркой перекусить,

Обсудить, какую машину купить,

Два часа лета — и мы в Одессе,

В папином уже «мерседесе».

Мой папа не жил среди

мраморных стен,

Мы зашли в агентство

«Александр Н.»:

«Что там у вас на последней

стадии?». —

«300 метров, квартира в Аркадии».

Папа!..

 

Я хотел купить папе что-то еще,

Но он положил руку мне на плечо,

Грустно посмотрел,

странно улыбнулся...

Я вздрогнул — и сразу проснулся...

— Спасибо большое!

(Руками разводит). Пожалуйста...

— Слушайте, грустно-то как...



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось