В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Песня остается с человеком

Музыкант и композитор Левон ОГАНЕЗОВ: «Делая предложение своей последней жене, Никита Богословский сказал: «Будьте моей... вдовой!»

Людмила ГРАБЕНКО. «Бульвар Гордона» 2 Апреля, 2014 00:00
Ровно 10 лет назад, 4 апреля 2004 года, ушел из жизни знаменитый советский композитор, автор культовых песен «Шаланды», «Темная ночь», «Спят курганы темные», «Любимый город» и многих других
Людмила ГРАБЕНКО
Говорят, приехав после долгой эмиграции в Советский Союз, Алек­сандр Вертинский рассказывал, что в далеком Китае он и его соотечественники спасались тем, что слушали радиоконцерты из Мос­квы. Среди полюбившихся песен Александр Николаевич назвал «Темную ночь», «Спят курганы темные» и «Любимый город». Узнав, что все их написал один и тот же человек — Никита Богословский, Вертинский изумился: «У вас что же, в стране других композиторов нет?!».

Композиторы в Советском Союзе, конечно же, были, просто каждая песня Богословского становилась хитом сразу и навсегда: «Три года ты мне снилась», «Песня старого извозчика», «Романс Рощина» («Почему ты мне не встретилась, юная, нежная?»), «Лизавета» и, конечно же, «Шаланды, полные кефали».
На счету композитора и музыка к фильмам («Остров сокровищ», «Два бойца», «Разные судьбы», «Пес Барбос и необычный кросс», «Самогонщики», «Жили три холостяка», «Всадник без головы») и спектаклям («Ночь перед Рождеством», «Королевство кривых зеркал», «Раскинулось море широ­ко», «Одиннадцать не­из­вестных», «Алло, Варшава!»).

Серьезные произведения Богословского широкому слушателю известны меньше, хотя Никита Владимирович — автор восьми симфоний (девятую не стал писать из суеверия — говорил, что после этого с композиторами обязательно случается что-то нехорошее), пьесы для скрипки с оркестром, двух струнных квартетов и симфонической повести «Василий Теркин».

Наравне с музыкой Богословского те, кто знал мэтра, вспоминают его знаменитые розыгрыши, за которые Никиту Владимировича называют главным хулиганом ХХ века. Сам Богословский оп­ределял их жанр как «театр для себя» и признавался, что они его развлекали, не давали скучать. Далеко не все его розыгрыши были безобидными, но вдова композитора утверждает, что перед смертью Никита Владимирович покаялся в своих шалостях и попросил прощения у всех, кого вольно или невольно обидел при жизни. Он умер так же легко, как и жил: без мучений — просто сердце билось все медленнее, пока, наконец, не остановилось. По какому-то мистическому совпадению это случилось 04.04.04... О Никите Богословском рассказывает пианист и композитор Левон Оганезов.

«ПОСЛЕ ПЕСНИ «ШАЛАНДЫ» НИКИТА ПРОСЛЫЛ ТАЙНЫМ ОДЕССИТОМ И СКРЫТЫМ ЕВРЕЕМ»

— Левон Саркисович, о вашей дружбе с Богословским можно сказать словами известной песни — «музыка вас связала»?

— При Союзе композиторов был не­боль­шой зал, в котором в то время проводились разнообразные мероприятия, посвященные каким-то датам, и творческие вечера

Марк Бернес и Никита Богословский. «Темную ночь», которую затем с невероятным успехом исполнял Бернес, Богословский написал мгновенно — «сел за рояль и сразу, без остановки, сыграл родившуюся у него в голове мелодию»

композиторов.

Концертмейстером я начал работать еще в 1959 году, и профессия эта, скажу я вам, непростая. Казалось бы, концертмейстеров очень много, но таких, которым можно позвонить и они сразу все сыграют, можно пересчитать по пальцам. Я был одним из тех, кому ничего не надо объяснять: есть ноты — хорошо, нет — я и без них все сделаю. Поэтому меня часто приглашали на такие вечера самые разные исполнители, которым я аккомпанировал. У Никиты было много по-настоящему популярных, любимых народом песен, которые — под мой аккомпанемент! — пели многие. Так мы познакомились и, почувствовав друг к другу симпатию, подружились.

Никита был разносторонне одаренным человеком: о том, что он писал музыку, знают все, а вот о том, что из-под его пера выходили прекрасные статьи и он состоял в Союзе журналистов, немногие. Правда, среди его критических статей случались и такие, какими он впоследствии не гордился, — например, критика «Битлз», но в музыке Никита был богом.

Мне доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие наблюдать за тем, как он работал. Богословскому были неведомы муки творчества — он очень лег­ко писал. Лучший тому пример — история создания им зна­менитой песни «Шаланды, полные кефали»...

— ...которую многие считают народной!

— ...и после которой Никита прослыл тайным одесситом и скрытым евреем. Эта, казалось бы, веселая и легкомысленная песенка, которую критики потом называли кабацкой, была написана в мрачные времена — в 1942 году в эвакуации, в Таш­кенте. Там в то время работал оркестр радио, в котором было много музыкантов-одесситов, особенно среди скрипачей.

Никита попросил их помочь ему написать настоящую еврейскую песню, и они сначала подсказали чисто одесское словосочетание — «интересная чудачка», на таком местном сленге говорят в этом городе не только евреи, но и украинцы, русские и даже греки. А потом накидали для вдохновения слова (шаланды, баркас, биндюжники, Молдаванка, Пересыпь, Фонтан — поэт Володя Агатов органично вплел их все в текст) и мелодии, от которых он, не будучи евреем, мог бы оттолкнуться. Никита ничего не повторял — он сочинил оригинальную мелодию, но стилизованную под то, что ему наиграли.

Левон Оганезов: «Никите были неведомы муки творчества — он очень легко писал»

Еще один пример — песня «Темная ночь», прозвучавшая в том же фильме, что и «Шаланды», — «Два бойца». Режиссер Леонид Луков так ярко и эмоционально рассказал, какая песня ему нужна, что Никита сел за рояль и сразу — без остановки, от начала и до конца, — сыграл родившуюся у него в голове мелодию. «Это был первый и единственный случай в моей жизни, — рассказывал впоследствии Богословский, — когда я потратил на сочинение музыки столько же времени, сколько она звучала». Впрочем, поэт и исполнитель сделали то же самое.

Агатов, присев за уголок стола, минут за 15 написал текст. А Марк Бернес, которого разбудили среди ночи (он отсыпался после тяжелых съемок), записал ее практически с первой попытки, хотя обычно Марк Наумович учил слова по не­сколь­ку месяцев и донимал авторов, заставляя их исправить в уже готовом произведении какое-нибудь слово или ноту.

Есть у «Темной ночи» еще одна особенность — она стилизована под джаз, Никита был одним из первых, кто в Советском Союзе слушал эту музыку и недурно в ней разбирался.

— О том, как Никита Вла­­димирович сочинил песню «Лизавета», ходят легенды!

— Текста у нее поначалу не было, и Богословский сказал: «А зачем нам поэт — что я, сам слова не придумаю?». И начал наигрывать на рояле и напевать: «Морковь и картошка, огурчик соленый — такая закуска растет у меня. Растет в огороде...». Потом приехал поэт Долматовский, с ужасом посмотрел на написанный Никитой текст и возмутился: «Вы что, с ума сошли?! Выбросьте это немедленно!». А сам сел и написал всем известные стихи: «Ты ждешь, Лизавета, от друга привета, ты не спишь до рассвета, все грустишь обо мне».

Никита был одним из немногих композиторов, которые подробнейшим образом писали свои клавиры, они у него были совершенны — ничего нельзя было ни добавить, ни убавить. К тому же он всегда занимался ими сам.

— Разве это не само собой разумеется?

— Ну не скажите! Например, Марку Фрадкину, которому все время было некогда, клавиры писал я.

«НУ ЧТО, — СПРОСИЛ БОГОСЛОВСКИЙ ФЕЛЬЦ­МАНА, — ПОБЫЛ ДВА ЧАСА РУССКИМ КОМПОЗИТОРОМ?»

— Что, помимо музыки, вас сближало?

— Анекдоты. Никиту отличало прекрасное чувство юмора, он любил посмеяться и знал массу хороших анекдотов. Я же, на мой взгляд, вполне прилично их

Евгений Евтушенко, Никита Богословский, Муслим Магомаев и летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза Виталий Севастьянов

рассказываю, к тому же у меня были хорошие источники — консерватория, Большой театр, где я в ранней юности играл балетный класс. В общем, мы часто собирались и радовали друг друга новыми анекдотами. Никита был остроумнейшим человеком, кстати, именно он познакомил меня с Михаилом Светловым.

— Человек, не обладавший чувством юмора, вряд ли стал бы непревзойденным мастером розыгрышей. Вас он не разыгрывал?

— Ни разу. Дело в том, что он выбирал в жертвы людей куда более значительных, видимо, я такой фигурой в его глазах не был. О розыгрышах Богословского сказано и написано очень много, но мало кто знает, как Никита разыграл Эмиля Гилельса.

Было это в 1976 году, знаменитый пианист как раз получил звание Героя Социалистического Труда. Музыканты того времени негласно соревновались — кто быстрее соберет все возможные в стране звания и награды: народный артист СССР, Герой Соцтруда, лауреат Ленинской премии и тому подобное. Эмиль Григорьевич собрал все, и полученное им накануне звание было последним аккордом.

На следующее утро после того, как постановление об этом было опубликовано в газете, Гилельсу позвонил Богословский и измененным голосом сказал: «Эмиль Григорьевич, вас беспокоит речное пароходство. Вы у нас находитесь в списке людей, именами которых мы можем назвать пароход, и как раз подходит ваша очередь. Если вы не против, приезжайте завтра на торжественную церемонию — мы будем перерезать ленточку — в Южный порт, к девятому причалу в восемь часов утра».

Нужно знать Гилельса, который раньше половины десятого вообще никогда не вставал, а ехать с улицы Горького, на которой он жил, в Южный порт даже при тог­дашнем отсутствии пробок нужно было, как минимум, час. Гилельс заказал такси на семь утра, оделся поприличнее и поехал. Назначенное место они с водителем искали очень долго, пока, наконец, не увидели на покосившихся воротах криво нацарапанную надпись: «Южный порт, причал № 9». Эмиль Григорьевич отпустил такси и пошел по грязи в концертных туфлях, накрапывал дождь, но зонтика у него с собой, конечно же, не было — он же рассчитывал, что сразу войдет под навес.

Композиторы Оскар Фельцман, Ян Френкель, Никита Богословский
и Василий Соловьев-Седой на записи новогоднего «Голубого огонька», 70-е годы

Начал стучать в ворота, никто ему, естественно, не открывал.

Когда Гилельс, потеряв терпение, начал барабанить изо всех сил, вышла толстая вахтерша, наставила ружье и чуть ли не матом его оттуда прогнала: «Зальют глаза и добрым людям покоя не дают!». Эмиль Константинович впал в отчаяние: он был уверен, что что-то перепутал, — наверное, надо было ехать не в Южный, а в Северный порт! Делать нечего, надо возвращаться домой, но как? — транспорт там не ходил. После долгих попыток найти хоть какую-то машину он поймал какой-то грузовик, который довез его до Варшавского шоссе, откуда он еще долго ехал на перекладных и только часам к 12-ти, весь в грязи, наконец-то добрался домой. На лекции и уроки он, конечно же, опоздал, но переживал не из-за этого, а из-за того, что подвел людей, которые напрасно его ждали, — вот такой жесткий розыгрыш.

Только через месяц Никита признался Эмилю Константиновичу, что это он ему тогда звонил, и они целый год не разговаривали.

— Всерьез обиделся на Богословского и Оскар Фельц­ман, у которого Никита Владимирович одолжил 100 рублей?

— Неудивительно, ведь Бо­гословский возвращал долг по рублю и каждый раз посылал деньги по почте. За каждым переводом Фельцман должен был ходить, и это злило его ужасно. К счастью, на отношениях Никиты и Ос­ка­ра Борисовича это никоим образом не сказалось. Когда на 90-летие Богословского устраивали юбилейный концерт в зале «Россия», Никита Владимирович жаловался: «Очень долго нужно сидеть на сцене, я столько не высижу». И попросил Фельцмана, который был на несколько лет младше, занять на время его место. Оскар Борисович надел темные очки и пиджак Бо­гословского, да и лысины у них были схожи.

Фельцман все первое отделение просидел на сцене в кресле, не вставая. Все приходили, поздравляли, и никому даже в голову не пришло, что это совсем другой

С Оскаром Фельцманом и Владимиром Шаинским. «Даже в том возрасте, в котором люди обычно впадают в маразм, Никита обладал потрясающим задором, острым умом и иронией»

человек. Потом, поскольку антракта не было, Оскар Борисович встал и вышел за кулисы, а ему навстречу уже шел Никита. «Ну, что, — спросил он Фель­ц­­мана, — побыл два часа русским композитором?».

Даже в возрас­те, в котором люди обычно впадают в маразм, он обладал потрясающим задором, острым умом и иро­нией.

Слушая, как я импровизирую, играя его произведения, спрашивал: «Лева, зачем ты при­бавляешь к моим гармониям еще и свои?». — «Никита Владимирович, — объяснял я, — у меня своя концепция». — «Ладно, — смеялся он в ответ, — хрен с тобой!». Представляете, каким чутким слухом и уникальной памятью он обладал! Кроме того, в свои 70 сам сидел за рулем и прекрасно водил свою служебную «Волгу», которая ему полагалась как члену Союза композиторов и лауреату Ленинской премии.

Никита относился с юмором даже к самым серьезным ситуациям в своей жизни. Помню, как он женился на ставшей его последней супругой Алле Сивашовой.

Богословский в то время был уже человеком, мягко говоря, немолодым, в разных поездках эта дама, тоже, кстати, композитор, долго за ним ухаживала, вот они и сблизились. Делая ей предложение, Никита сказал: «Будьте моей... вдовой!». Так, кстати, и получилось: когда он умер, Сивашова продала его огромную квартиру в высотном доме на Котельнической набережной, да и при жизни отношения к себе он, на мой взгляд, заслуживал лучшего...

— Правда, что с этой квартирой тоже связан один из розыгрышей Никиты Владимировича?

— Как-то он пригласил гостей, жена уже усадила их за стол, а хозяина все нет и нет. И вдруг открывается балконная дверь, входит Богословский и небрежно, через плечо, бросает куда-то назад: «Завтра вертолет мне нужен к 10-ти!» Все присутствующие просто обомлели — дело ведь было на 14 этаже. Оказывается, Никита заранее договорился со строителями, которые работали рядом, — заплатил им, конечно. Они в назначенное время и подогнали к дому башенный кран, из кабины которого он шагнул на балкон.

С Мирей Матье и Леонидом Утесовым. «Богословский всегда выглядел не по-советски стильно — абсолютно американским дядей. Таких, как он, раньше называли жуирами»

— История с телеграммой, которая пришла Микаэлу Таривердиеву на адрес Союза композиторов после премьеры «Семнадцати мгновений весны» на Центральном телевидении: «Счастлив успехом моей музыки вашем фильме тчк Фрэнсис Лэй» — тоже дело рук Никиты Владимировича?

— Все приписывали этот розыгрыш ему, но я не думаю, что Богословский стал бы обращать внимание на такие мелочи. Да, первые такты «Песни о далекой Родине» действительно созвучны «Истории любви» Лэя, но если бы Никита разыгрывал всех, кто этим грешил, у него ни на что другое просто времени не осталось бы.

К тому же это Таривердиев так чувствительно воспринимал любые намеки на плагиат, остальные не видели в этом трагедии. Помните, у Фрадкина есть такая песня «Нет, мой милый, никуда я не уеду» (играет на рояле и напевает): «Понимаешь, никуда я не уеду, лучше было бы тебе не знать, не ве­дать...»? Один в один — мелодия из «Шербурских зонтиков», фильм тогда только что вышел на экраны. «Марк Григорьевич, — сказал я ему, — но это же Мишель Легран...». — «Ничего-ничего, — ответил Фрадкин, — люди любят знакомые мелодии». А вот в песнях Богословского дей­ствительно нет ничего, что можно было бы назвать подражанием.

— С властью он себе шутить не позволял?

— Он был ею обласкан и обвешан кучей орденов, да и как могло быть иначе, если песни Богословского

Сувенир французскому композитору и аранжировщику Полю Мориа, 1978 год

насвистывали все члены Политбюро? Хотя, надо при­знать, что так было далеко не всегда. После убийства Кирова в Ленинграде начались репрессии, и Никита был одним из тех, кто, как выходец из дворянской среды, подлежал высылке в Сыктывкар. Он уже совсем было приготовился и собрался, но за ним никто не приходил. Впоследствии оказалось, что о Богословском просто забыли (то ли в список не внесли, то ли нужную бумагу потеряли), в общем, ему повезло. И такого везения в его жизни было много.

Вдобавок Никита никогда не боролся с режимом, он воевал только с пошлостью в искусстве. Интеллигент в чистом виде (Никита получил дворянское воспитание и прекрасно говорил по-французски), он не мог выносить пошлость даже на физическом уровне. Сам Богословский всегда, даже в очень преклонном возрасте, много работал, писал музыку для спектаклей и фильмов, и ни разу никто от нее не отказался: куда он приносил свои песни, там их пели. Никита был очень влиятельным человеком. Будучи депутатом Верховного Совета СССР, решал важные вопросы, в частности, многим помогал получать квартиры и прочие льготы.

«НИКИТА БЫЛ ГЛУБОКО ОДИНОКИМ ЧЕЛОВЕКОМ»

— Женщинам Никита Владимирович нравился?

— Он был очень маленького роста...

— Когда это рост мешал сильному полу добиться успеха у слабого?

С последней супругой — композитором
Аллой Сивашовой. «Никита не был
ни бабником, ни ходоком и большую
часть жизни прожил с прекрасной
женой Натальей — к сожалению,
она очень рано ушла из жизни»

— Если женщина выбирает просто мужчину, она внимательно смотрит на все его физические данные, и тогда такая мелочь действительно мешает. Если же она вступает в отношения с известным человеком, ей абсолютно все равно, как он выглядит.

Впрочем, Богословский, с женской точки зрения, обладал шармом и привлекательностью. Как ни странно это звучит применительно к советскому времени, он был человеком светским, любил посидеть в компании, всегда хорошо одевался... Обожал клетчатые пиджаки и бабочки. Большинство своих костюмов он привозил из-за границы (будучи доверенным лицом у власти, он бывал во многих странах мира — в советское время мало кто мог этим похвастаться), но и у нас, если кто-то помнит, в то время можно было купить хорошие финские или австрийские костюмы и качественную обувь, правда, и стоило все это недешево. А бабочки ему шили на заказ. Богословский был также одним из немногих, кто позволял себе украшения (изумительной красоты перстень), большинство советских мужчин ограничивались обручальными кольцами.

Когда у Никиты начались проблемы с глазами (они у него стали склеротическими), он начал носить очки с затемненными стеклами — в общем, выглядел всегда не по-советски стильно — абсолютно американским дядей! Плюс Богословский старался не пропускать театральные и кинопремьеры — в общем, таких, как он, раньше называли жуирами.

— Что вы знаете о личной жизни знаменитого композитора?

— Никита не был ни бабником, ни ходоком и большую часть своей жизни прожил с прекрасной женой Натальей, с которой его

С младшим сыном Андреем, композитором и поэтом, автором песни «Рисуют мальчики войну» (умер в 2007 году). Старший сын Никиты Владимировича Кирилл скончался еще при жизни отца

связывала не только любовь, но и дружба, что в браке чрезвычайно важно. К сожалению, она очень рано ушла из жизни, и он остался совсем один в огромной квартире. Конечно, у него были какие-то помощницы по хозяйству, которые воровали у него из дома дорогие его сердцу безделушки и продукты. Одному мужчине вообще жить очень трудно, а человеку творческому, который совершенно не при­спо­соб­лен к быту, сложно вдвойне.

В отличие от Фрадкина, обожающего женщин, Никита больше любил себя и был сибаритом. Он часто ездил на курорты или отправлялся на дачу в Подмосковье, где за ним ухаживало множество прислужников. Богословский прожил довольно счастливую и благополучную жизнь. Конечно, хотелось бы, чтобы в ее конце его окружали дети, внуки и боготворящая его энергичная бабушка, но этого Бог не дал — Никита был очень одиноким человеком.

Возможно, людей, которые могли бы его одиночество разделить, отдаляла от Богословского его прижимистость — как и многие известные персоны, Никита был, мягко говоря, скуповат. Я, например, ни разу не видел, чтобы он кого-то угощал. Это его качество было не врожденным, а благоприобретенным — он просто при­вык жить за государственный счет. Такими же не сильно щедрыми были, например, Миров и Новицкий, которые лишние три рубля из кармана никогда не доставали, хотя зарабатывали более чем прилично. Единственным из этой компании по-настоящему щедрым был и остается Иосиф Кобзон — ну такой уж он человек.



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось