В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Ни дня без строчки

Известный писатель Андрей КУРКОВ: «Ничего, кроме рук, у украинцев не осталось, поэтому в ход пошло все, что оказалось под руками»

Анна ШЕСТАК. «Бульвар Гордона» 3 Июля, 2014 00:00
Самый продаваемый в странах Западной Европы современный украинский прозаик издал книгу о Майдане для европейцев
Анна ШЕСТАК
«Книга называется «Дневник Майдана» и предназначена для жителей Западной Европы, — рассказал Андрей Юрьевич в Киевском университете имени Шевченко, куда его пригласили прочесть открытую лекцию. — Первыми ее выпустили французы, на очереди — немцы, англичане, итальянцы... Все началось с того, что еще в октябре прошлого года я запланировал издать сборник эссе об Украине, и его хотело австрийское издательство напечатать — для своих читателей, имеющих желание побольше о нашей стране узнать. Но вслед за октябрем пришли революционные ноябрь, декабрь, и я подумал: писать нужно о том, что сейчас происходит в стране, и начал каждый день делать какие-то пометки, записи. Приду с Майдана домой, сяду, набросаю текст — и отсылаю переводчику во Францию...».

«А ПОЧЕМУ ВЫ НЕ ПИШЕТЕ О ТОМ, КАК БРОСАЛИ БУТЫЛКИ С ЗАЖИГАТЕЛЬНОЙ СМЕСЬЮ?»

— Закончил работу над «Дневником» 24 апреля: 23-го у меня день рождения был (писателю исполнилось 53. — Авт.), и решил подвести какой-то мало-мальский итог событий, хотя об итогах, конечно, пока рано говорить. В книге много уточнений и справок — чтобы европейцам понятнее было, кто такие Хмельницкий и Мазепа, Бандера и Шухевич, что такое коктейль Молотова и пакт Молотова-Риббентропа... Правда, инструкции «Как бросать коктейли Молотова в «Беркут» там нет, потому что я сам этого не знаю (улыбается).

Недавно позвонил один французский журналист и спросил: «А почему вы не пишете о том, как воевали, как бросали бутылки с зажигательной смесью?». — «Наверное, — говорю, — потому что не бросал. Я просто ходил на Майдан, носил продукты, беседовал с людьми...». По-моему, он был разочарован. Ему хотелось разговора с эдаким бывалым революционером, соответствующих воспоминаний, каких-то батальных сцен...

В «Дневнике» всего это нет, хотя есть, разумеется, истории, связанные с титушками, «Беркутом» и баррикадами, но моя книга не столько о самой революции, сколько о том, как жили во время революции люди. В каких-то 20 метрах от Крещатика, на улице Прорезной, находится 57-я школа, и мои соседи каждое утро вели туда за руку детей. Я удивлялся: «Зачем?! Разве вы за них не боитесь?», а они, пожимая плечами, отвечали: «Ну там же баррикада безопасная, это дальше, на Грушевского, страшно». Насколько «дальше» улица Грушевского, тот, кто хоть немного с Киевом знаком, думаю, может себе представить...

Или наша семейная история: старший сын, которому 15, всегда был за революцию, и на Майдан бегал, и запретить было никак нельзя, а младший, 11-летний, защищал «Беркут»! Не потому, что оправдывает насилие или не любит Украину, нет. Это такой правильный английский мальчик (моя жена Элизабет — англичанка), который приучен: полицию надо уважать, она защищает граждан и ничего плохого им сделать не может. Он и в классе это говорил, прямо и искренне, из-за чего другие дети перестали с ним здороваться: мол, любишь полицию — с полицией и дружи...

Сейчас, слава Богу, все нормально: Антон понял, что беркутовцы — это, мягко говоря, не совсем те стражи порядка, которые всегда правы, и успокоился. Правда, пиетет по отношению к полиции в целом у него остался: он нашел мою старую форму, в которой я когда-то служил охранником в одесской тюрьме (ну, в армии меня туда, можно сказать, по блату пристроили), время от времени примеряет, ходит в фуражке... Мы не запрещаем — лишь посмеиваемся.

Примерно из таких жизненных лоскутков и состоит «Дневник Майдана», который не столько для тех, кого интересует наша революция, сколько для тех, кому интересно, кто мы вообще такие и как во время революции выживали. А о причинах Майдана и ходе событий — серьезно, аналитически и четко — я писал статьи, причем не только в западные, но и в восточные (индийские, например) газеты и журналы.

«В 2004 ГОДУ МНЕ ВСЕ-ТАКИ ПРИСВОИЛИ ЗВАНИЕ «ЛУЧШЕГО МОСКАЛЯ В УКРАИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ»

— Тем, кто не понимал и до сих пор не понимает, откуда у украинцев взялась агрессия, которой хватило даже на то, чтобы отразить наступление 10-тысячного «Беркута», объясняю так: «Что вы делаете, чтобы вас услышали? Говорите, правильно? Вы сказали — вас не слышат. Сказали громче — не обращают внимания. Вы кричите — то же самое, всем по барабану. И вот вы кричите так, что срываете голос, — и у вас не остается ничего, кроме рук. Так и у нас». Ничего, кроме рук, у украинцев не осталось, поэтому в ход пошло все, что оказалось под руками.

Хотя мне кажется, до некоторых все равно не дойдет. В юности я много поездил по Советскому Союзу, собирая неординарные истории: в частности, воспоминания персональных пенсионеров, заслуженных людей республиканского или всесоюзного значения. Представлялся им студентом-журналистом, убалтывал, брал интервью... Как правило, это были закоренелые сталинисты, которых «обидел» Хрущев, и среди всех прочих очень запомнился мне Александр Петрович Смуров, который с 37-го года возглавлял спецколлегию Верховного суда СССР.

Шесть или семь часов он вдохновенно рассказывал, как классно жил при Сталине, даже не отдавая себе отчета, какие ужасы он при этом Сталине творил с людьми, какая жуть все эти расстрельные списки, протоколы... Лишь из-за одного сокрушался — что был фактически всесилен, а доживает век полунищим сторожем автостоянки — там же, на стоянке, в маленькой будочке три на три метра. А жизнь в море крови его ничуть не смущала, была нормой, обыденностью, и, я уверен, что так до конца дней нормой и осталась...

Смуров признался, что еще в юности решил: его жену будут звать только Надеждой, потому что надежда умирает последней. Но Надежды возле него почему-то надолго не задерживались — одна за другой умирали. Вот он на одной женится — похоронит, ищет следующую... Было их в общей сложности, по-моему, три, но доживал мой собеседник все-таки не с Надеждой, а с Александрой — огромной такой женщиной-ветераном, которая каждый день варила ему суп из костей и стирала белье, которое тут же, возле будочки, сушила.

Помню, проходя мимо веревки, где болтались ее внушительных размеров бюстгальтеры, она говорила: «Ну, как тут мои бомбодержатели?». Оказывается, служила Александра в авиации, и как раз на бомбардировщике... Понимала ли она, какому зверю варит суп, не знаю. Может, и нет, и, скорее всего, ее тоже все устраивало. Я не изучал так досконально сегодняшних убежденных путинистов, но убежденные сталинисты были такими людьми, которых уже не переделать...

Когда закончатся боевые действия на востоке Украины, прогнозировать не буду: я же не пророк. Хотя кое-что однажды напророчил: в 2004 году выпустил роман «Последняя любовь президента» — о Сергее Бунине, который, возглавив в 2011 году Украину, был отравлен, раны появились по всему телу... А сосед его — некто Путин, президент России до 2016-го с небольшим перерывом, пользуясь случаем, грозил перекрыть газ и отобрать Крым.

Буквально через полгода после выхода книги — отравление Ющенко, и два генерала СБУ меня на кофе с «Хеннеси» приглашают: «Как думаете, Андрей Юрьевич, ваш роман могли использовать как сценарий покушения?». — «Нет, — говорю, — поскольку те, кто организовывает отравления, читают несколько иную литературу...».
В России «Последнюю любовь» сразу же запретили, издательство «АСТ» растор­гло со мной контракт, и 18 месяцев меня как бы не существовало. Советница Путина по вопросам литературы назвала меня «украинским националистом, пишущим по-русски» (смеется). Видимо, недаром в 2004 году мне присвоили звание «Лучшего москаля в украинской литературе». И кстати, самый короткий свой роман из двух строчек я написал по-украински: «Іду я лісом: у лівій руці в мене сокира, у правій — гвинтівка... І нікому я такий не потрібен».

Я и анекдоты сочинял українською мовою: «Купила свиня пляшку горілки, випила, впала в калюжу — і відчула себе людиною»... Их довольно много было, и разных, с таким черным юморком, — видимо, потому что самый любимый мой писатель — это Даниил Хармс, и я, не стану скрывать, старался даже подражать ему в том, что касается юмора. Но, к сожалению, сборника своих анекдотов пока так и не выпустил. А сейчас, когда в фейсбуке то тут, то там мелькают посвященные революции и необъявленной войне с Россией шутки, байки и демотиваторы, мне кажется, что я, наверное, утратил чувство юмора, эти события напрочь его отбили. Во всяком случае, ни шутить не хочется, ни смеяться...

«СУДЬБА КРЫМА В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ НЕЗАВИДНА. ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ДОРОГАЯ ИГРУШКА ПУТИНА, НЕ БОЛЕЕ»

— Что же касается Крыма, то он как раз в том положении, что и товарищ, который «нікому такий не потрібен»: теперь это не­легальная, не признанная в мире территория, где не будет ни инвестиций, ни какого-либо развития. Самолет там не сядет, потому что компания, которой он принадлежит, на это не решится. Банк не откроет отделений, если хочет сотрудничать с Америкой и Европой. 70 процентов отдыхающих, которые каждый год ехали в Крым из Украины, туда не приедут, а значит, полуостров уже за этот сезон не заработает ничего. Цены там в четыре раза выросли, в том числе на самые что ни на есть обыденные продукты и лекарства первой необходимости, и жители уже кричат и плачут — видимо, от удовольствия, что их так хорошо защитили...

Словом, спокойно там не будет, так же как не будет спокойно России. Грядет массовое недовольство (из всех обещанных российских благ крымчане получили только московское время и рублевую зону), неминуема эскалация конфликта с крымско-татарским народом, которому уже не дали отметить годовщину депортации, и чем дальше, тем сильнее все это закрутится. Украина никогда не признает Крым российским, потому что любого политика, который додумается такое сказать, народ просто разорвет на части, причем не только на материке живущий, но и на полуострове. А значит, судьба Крыма в ближайшее время незавидна. Это всего лишь дорогая игрушка Путина, не более.

...Меня часто спрашивают, победим ли мы в противостоянии с Россией. Да мы уже, считай, победили, поскольку сорвали планы захватить этот «пояс», идущий от Приднестровья к Ростову-на-Дону. А планы у России были грандиозные! Забрать весь юго-восток: и Одессу, и Николаев, и Херсон, и Запорожье, и даже Днепропетровск — и уже после этого двинуться на Киев, чтобы заставить новую украинскую власть подписать какой-нибудь кабальный договор о вечной дружбе и кооперации. Но нас не сломали, и дай нам Бог не сломаться впредь...

О людях, которых называют «рожденными революцией», о «Правом секторе», о Дмитрии Яроше, чья визитка в огне не горит и в воде не тонет, я думаю, что все это закономерно. Не бывает революций и национально-освободительного движения без народных мстителей: у украинцев уже были Устим Кармелюк и Олекса Довбуш, теперь вот — Дмитрий Ярош. Человек-миф.

Никто в России в жизни не видел никого из «Правого сектора», а столько шума и страха, будто он там повсюду! О Яроше ходят легенды, и в эти легенды люди с удовольствием верят, попутно сочиняя новые истории — и про то, где он воевал, и про то, каких спецслужб он агент, и про визитку, само собой... С одной стороны, это, конечно, бесспорная слава, но с другой — та слава, которая будет мешать Ярошу становиться настоящим политиком.

Почему он не может быть президентом? Он мифический герой, народный мститель, а значит, наполовину реален: никто же не станет голосовать за Бэтмена или Бонда... Почти та же ситуация с Олегом Ляшко — это тоже, по сути своей, фольклорный персонаж. Но если Ярош вышел из исторического мифа, то Ляшко — из анекдота народного, басни, социально-бытовой сказки. Наверное, в этом есть свои «плюсы» (он для народа свой, близкий и понятный), но, как говорится, тоже не без «минусов»...



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось