Бессмысленный и беспощадный

Один из самых дивных текстов, который попался на глаза в эти насыщенные культурной полемикой дни: «Восемь доказательств того, что «Левиафан» — русофобский фильм». Я так понимаю, вину Звягинцева уже доказали, дело за наказанием. Обозреватель «Новой газеты» выступила с мрачным пророчеством: «Боюсь даже предположить, что ждет создателей картины, если она получит «Оскар». Рискну предположить, что ждет, например, продюсера Александра Роднянского: каторга? ссылка? запрет на профессию? конфискация имущества? Честное слово, как дети.

ПОКА О НАМЕРЕННОМ ОЧЕРНЕНИИ РОССИЙСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ РУСОФОБАМИ ЗВЯГИНЦЕВЫМ И РОДНЯНСКИМ НЕ ВЫСКАЗАЛИСЬ ТОЛЬКО ПРЕЗИДЕНТ ПУТИН И ПАТРИАРХ КИРИЛЛ

В мае 2014-го года «Левиафан» получил приз за лучший сценарий на Каннском фестивале, что было отмечено всеми ведущими СМИ, даже «Комсомольская правда» дала положительную рецензию. Звягинцев же перед Каннами встречался с министром культуры Владимиром Мединским, которому фильм не понравился, но он нашел его талантливым. Сам министр режиссеру показался умным, рассудительным человеком, «который хочет улучшить нашу страну».

На днях Владимир Мединский выступил с заявлением, что «Левиафан» — картина конъюнктурная и циничная. «Вот тема Русской православной церкви, как она преподнесена в фильме, — это совсем уж перебор. За гранью. Это меня сильно и крайне неприятно резануло. Осуждать авторов за это — не моя ипостась. Но скажу так — «да воздастся каждому по вере его».

Думаю, за министром пора записывать. После изумительного мэма, которым он обогатил русскую словесность — «Рашка-говняшка», теперь вот еще про ипостась... Ну, и поразительно, конечно, что всего за полгода отношение Мединского к фильму настолько изменилось, что аж «крайне неприятно резануло».

До момента, когда неведомые пираты, якобы давно охотившиеся за копией картины, наконец настигли ее и вероломно выложили в сеть, успехи «Левиафана» на международных фестивалях сопровождались вполне доброжелательной реакцией прессы и культурной общественности. Отдельным эстетам фильм не понравился именно как фильм, но в целом «Левиафан» стал событием. Я уже не говорю о том, что не кто иной, как российский оскаровский комитет, выдвинул картину на соискание премии американской киноакадемии. До «Оскара» уже рукой подать, Звягинцев вошел в шорт-лист и остается одним из главных фаворитов в номинации «Лучший фильм на иностранном языке».

То есть с мая по январь все было спокойно, корректно, в рамках приличия, и многие популярные вип-персоны вроде писателя Лукьяненко, недавно всячески осудившего режиссера Звягинцева, имели возможность картину посмотреть, не прибегая к по­мощи пиратов. Широкая же публика возможности не имела, но испытывала сильный интерес, который тщательно подогревался. «Левиафан» позиционировался как неслыханный в своей правдивости и невиданный по своей художественной мощи фильм об ужасах российской действительности — из разряда «такого у нас еще не было».

В общем, премьеры очень ждали, но сроки выхода картины в российский прокат по-прежнему неизвестны, в сети месяцами стабильно висел лишь трейлер, поэтому неудивительно, что когда зрительские массы таки дорвались, многие сочли необходимым высказаться. Социальные сети бурлили сутками, в том же фейсбуке народ рубился стенка на стенку денно и нощно, такой активности, связанной с обсуждением фильма, я лично не припомню. Но сеть — это сеть, самое удивительное в другом.

Самое удивительное, что на этот раз после получения «Левиафаном» престижного фестивального приза СМИ сперва промолчали и «Золотой глобус» проигнорировали, а спустя пару дней пошла гулять деревня. Пока о намеренном очернении российской действительности русофобами Звягинцевым и Роднянским не высказались только президент Путин и патриарх Кирилл.

Шутки шутками, но со стороны весь этот немыслимый карнавал выглядит как роскошная рекламная кампания с элементами детектива — пираты украли, все посмотрели, народ оскорблен, режиссера к ответу. Я с большим скепсисом отношусь к тому, что повальные общественные приговоры киновредителям печальным образом скажутся на их судьбах, ну, не те времена, не те, давайте не будем увлекаться социальной фантастикой. И давайте все-таки не будем прибегать к нарядным оборотам вроде «художественный подвиг». Особенно сейчас.

Да, по социальным опросам, 76 процентов россиян совсем не радуются международным победам «Левиафана», ну и что в этом странного? Зато эти же 76 процентов наверняка радуются присоединению Крыма и, кроме сериалов и теленовостей, вообще ничего не смотрят. Если такое количество граждан сочли эту картину вредоносной и оскорбляющей русский народ, это вовсе не значит, что до Звягинцева никто действительность не очернял. Не сложно догадаться, что эти 76 процентов думают об Алексее Балабанове и Кире Муратовой. Другое дело, что так, как «Левиафан», ни один российский фильм никогда не полоскали в мутных водах массового сознания. А о многих российских фильмах большинство россиян даже не слышали.

ПОЧТИ НЕТ ИСКУССТВА, А ЕСТЬ НЕВЫНОСИМАЯ ЗУБОДРОБИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИНФОРМАЦИЯ

В 2013 году Борис Хлебников выпустил картину «Долгая счастливая жизнь». Многие, наверное, помнят одноименный фильм Геннадия Шпаликова — лирический, трогательный, очень шестидесятнический. Хлебников же снял сильное и страшное кино, в названии которого заключена горькая ирония. Без малого 50 лет разделяют долгие счастливые жизни Шпаликова и Хлебникова. География все та же. История другая. Житель российской глубинки, молодой разорившийся фермер Саша, пытается отстоять свой клочок земли и халабуду, воюя с неизвестным инвестором, скупающим земли. Через некоторое время выясняется, что с инвестором он хорошо знаком, Сашу постепенно предают все, кто только мог, он остается в одиночестве, дальше — тишина. Тот, кто видел этот фильм и успел посмотреть «Левиафан», может удивиться сюжетному сходству, но я не об этом.

«Долгая счастливая жизнь» — мастерская режиссерская работа, с очень внятным посылом, который когда-то емко сфор­мулировал Варлам Шаламов: «Не пойте мне о народе». Угнетенный новыми хозяевами жизни народ выглядит здесь ничуть не лучше своих угнетателей, собственно, народ и хозяева поразительно друг друга дополняют, поэтому никого тут не жалко, кроме несчастного Саши, но как-то невыносимо от всех тошно. Это редкий по уровню содержательности и художественной полноценности фильм, и прошел этот фильм, как косой дождь. Он давно висит в сети, но я не знаю, сколько зрителей его посмотрело. Для меня современный кинозритель вообще загадка огромная.

Через год Андрей Звягинцев выпустил свой социальный жесткач с очень похожим сюжетом, но уже с библейскими метафорами, сюжетными загогулинами и бесчеловечным финалом. Плюс у Звягинцева есть еще храм, который давно не ведет к Богу, но в котором любой вор и убийца может отвести душу.

Я с большим интересом отношусь к творчеству Звягинцева, особенно после «Елены», и мое наиболее сильное потрясение от «Левиафана» связано с тем, что в этом фильме почти нет искусства, а есть невыносимая зубодробительная политинформация. Эстетическая реальность картины выдержана на уровне Никиты Сергеича Михалкова, если предположить, что Никита Сергеич сошел с ума и решил снять антипутинское кино. Все лобовое, буквальное, нарочитое, ходульное. Сплошные типажи, штампы, шаблоны. Вот это мэр — свинья свиньей. Держит Бога за яйца (или, как говорят герои фильма, за фаберже). А вот это честный труженик. Знаете, что с ним будет? А знаете, почему? Портрет Путина видели? А батюшку? А чем все закончится, вы даже не представляете!

Чем все закончится, мне стало понятно после того, как упакованный московский адвокат пустился во все тяжкие с работницей рыбного комбината под носом у ее мужа, своего друга. Приехал в тмутаракань, чтобы свалить компроматом бандитского мэра, но поскользнулся на бабе. Колдовская любовь, которую пришлось засунуть в сценарий, чтобы получить колдовской финал. Когда режиссеру приходится прятать свою беспомощность за вульгарными сюжетными зигзагами, убогими сериальными ходами и библейскими метафорами, которые всю эту историю красят, как цирковой плюмаж колхозного хряка, досадно становится не от ужаса­ющей действительности, а от творческого результата.

На этот раз Звягинцева сильно подвел вкус и чувство меры, из-за чего образовалась изрядная смысловая каша. Алексей Октябринович Балабанов — царствие ему небесное! — в свое время зрителя просто убивал действительностью, но делал это хладнокровно и последовательно. Без лишних движений. У Звягинцева какая-то странная чехарда по всему фильму.

Мэр, которого можно сажать лишь за вы­ражение лица, бегает за моральной поддержкой к священнику. Мэр, которому человека убить — все равно что высморкаться, страшно испугался компромата, предъявленного московским адвокатом, поэтому вывез адвоката в дюны, избил и отпустил. А если тот в Москве все расскажет? Но адвокат просто исчез в середине фильма, и толком непонятно, куда он уехал. У меня даже закрались подозрения: может, он и не адвокат? Ну и главная загадка — зачем этому местечковому хозяину жизни, у которого все схвачено и на земле, и на небе, нужно было проворачивать столь сложную многоходовую комбинацию с убий­ством чужой жены, судом, следствием и 15-летним приговором, ког­да сущест­вуют гораздо более простые пути? Слишком много избыточного дейст­вия для такой простой истории, как отъем зем­ли у беззащитного труженика.

РЕБУС, В КОТОРОМ ПРЕДЛАГАЕТСЯ СЛОЖИТЬ СЛОВО «ВЕЧНОСТЬ» ИЗ БУКВ «Ж», «О», «П», «А», ПОТОМУ ЧТО ДРУГИХ БУКВ УЖЕ НЕ ОСТАЛОСЬ

«Левиафан», который уже успели окрестить «энциклопедией русской жизни», а его создателя сравнить и с Триером, и с Тарковским (с Бергманом почему-то нет), вышел настолько же беспощадным, насколько и бессмысленным. Как русский бунт. Если библейское морское чудовище Левиафан — это образ современной России, то что значит гигантский скелет еще какого-то явно морского чудища, то и дело попадающий в кадр? Чудище давно сдохло? Тогда чего оно продолжает всех жрать? Если герой Серебрякова — это Иов, то где ж Божья милость? К Иову-то Бог снизошел в итоге с благодатью, а Николай получил 15 лет колонии, жену убили, сын — у опекунов. Иов тут при чем? Для пущего ужаса и многозначности?

Кроме того, Левиафан, как следует из библейских преданий, тварь непарная. Бог убил женскую особь, чтобы чудовище не могло размножаться, ибо его размножение несет угрозу остальному сотворенному миру. Современная же Россия катастрофически размножилась в своих гражданах и духовных скрепах и именно поэтому сегодня представляет угрозу.

К слову, библейских непарных монстров было двое, второй — Бегемот. По-моему, в качестве метафоры, олицетворяющей Россию, Бегемот намного уместнее, и по форме, и по содержанию, и как образ всем хорошо знаком с детства — «Наш бегемот провалился в болото»... Собственно, совершенно непонятно, почему именно Левиафан? Почему не Баба-яга? Не дед Пихто? Ну, не сходятся никакие концы с концами в этом фильме, не работает ни одна из метафор, рассудок спотыкается. Так кто тут главное чудовище? Что делать? Что сказать-то хотели? Может, не всегда нужно хвататься за Библию, чтобы поведать правду миру?

Алексей Серебряков, слов нет, артист выдающийся, и эпизод в кабинете следователя, где Николай разрыдался от отчаяния и безысходности — «У нас есть все доказательства, что вы убили свою жену», — мог бы стать моментом истины, в том числе художественной. Когда вокруг честного труженика столько зла: и жена — грешная баба, и единственный друг повел себя по-скотски, и остальные приятели всего лишь собутыльники, и сын из дома убегает, и мэр — подонок, и менты — уроды, и судьи — мелкие левиафаны, и батюшка — чистый люцифер, и повсюду сплошные бесы мчатся рой за роем в беспредельной вышине, — то основной вопрос к самому тру­женику. Как ты дожился до такого, Коля? Но до этого момента истины Звягинцев то ли не дотянул, то ли даже не планировал.

Вообще, «Левиафан» в смысловом отношении напоминает какой-то странный ребус, в котором предлагается сложить слово «вечность» из букв «ж», «о», «п», «а», потому что других букв уже не осталось.

Ну и о главном. Пока я смотрела про российскую вечность, много думала и об украинской. Я о ней с некоторых пор все время думаю. Вот если бы, например, какой-нибудь украинский режиссер снял сегодня пусть художественно средний, но честный и социально важный фильм о нашей действительности, какой была бы на него реакция общественности и государственных институтов вроде Министерства культуры? Не сочли бы очернительством? В такое тяжелое для страны время. Вон «Племя» даже на «Оскар» не пустили из имиджевых соображений.

В 2012 году на фестивале документального кино в Киеве должен был состояться показ картины эстонского режиссера Марианны Каат «Шахта № 8». В фильме рассказывалось про город Снежное Донецкой области и 15-летнего мальчика Юру Сиканова, который нелегально добывает уголь в заброшенных шахтах-копанках, чтобы прокормить двух сестер и мать с отчимом. Документальный фильм. Настоящий мальчик. XXI век. Государство в цент­ре Европы. Фильм был показан на 30 фес­тивалях, награжден многочисленными призами, Киев стал единственным городом, где картину запретили к показу. И инициатором запрета выступил украинский сопродюсер, который по сей день работает в системе Госкино. Фильм так и не показали, и никто из народных артис­тов и фокусников-иллюзионистов не вышел тогда с плакатом: «Я — Юра Сиканов», никакого общественного резонанса не случилось, хотя картина мгновенно попала в сеть и посмотреть ее мог любой же­лающий. С плакатами стали выходить позже, когда шахты рвануло.

Посмотрите «Левиафан». При всех художественных минусах это полезное кино. Не только про Россию.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter