В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
ПРЯМОЙ ЭФИР

Президент клиники «Борис», советник мэра Киева Виталия Кличко по вопросам медицины Михаил РАДУЦКИЙ: «Официально заявляю: я единственный человек, который кинул Дмитрия Гордона»

Алеся БАЦМАН. Интернет-издание «ГОРДОН»
Помещается ли мэр Киева Виталий Кличко на больничной каталке, сколько «черных денег» в год получали главврачи столичных клиник до Революции достоинства, в какую сумму обошлось удаление аппендикса одному украинскому олигарху. Об этом и многом другом рассказал в авторской программе «БАЦМАН» главного редактора интернет-издания «ГОРДОН» Алеси Бацман на телеканале «112 Украина» президент клиники «Борис», советник киевского городского головы по вопросам медицины Михаил Радуцкий. Интернет-издание «ГОРДОН» публикует текстовую версию интервью.

«Первым пациентом клиники «Борис» был очень известный в то время рэкетир
Боря Помидор»

— Вы одним из первых в Украине открыли частную клинику, в начале «лихих» 90-х...

— Ага. В 93-м.

— Вам не страшно было делать это в то время?

— Тогда мы были молодые. Не было полного осознания того, что делали. Но хотелось перемен. Страшно не было. Страшно стало потом, когда сделали.

— Но тогда рэкет был везде, где можно было что-то взять, чем-то поживиться. Приходили, предлагали, угрожали. К вам приходили?



Фото Сергея КРЫЛАТОВА

Фото Сергея КРЫЛАТОВА


— Я вам больше скажу. Первым клиентом, первым пациентом клиники «Борис» был очень известный в то время рэкетир. Он контролировал, если вы помните... Ну, вы молодая, не помните. Была на Крещатике так называемая труба, переход на Майдане Незалежности...

— Да-да.

— И был такой Боря Помидор. Он стал первым пациентом клиники «Борис», который пришел к нам на Дегтяревскую. Как сейчас, помню перепуганную медсестру. Я не знал, кто такой Боря Помидор. Мы находились в офисе, прибегает медсестра в испуге: «Все, нам конец! К нам уже пришли! Мы даже ни одного дня не проработали». Я спрашиваю: «Что случилось?». — «Пришел Боря Помидор!». Могу сказать одно: он по сегодняшний день наш клиент и приятель. Тогда он вел себя суперэтично. Не все... правоохранители ведут себя так этично, как вел себя тогда Борис. Он и сегодня жив-здоров, если возникает какая-то проблема — приходит к нам.

— Конечно, жив-здоров, раз в вашей клинике лечится! А другие, более серьезные люди, не приходили?

— Нет. Я думаю, все-таки в медицине слово «рэкет» и другое модное слово «наезд» не должны существовать. Знаете, нельзя к врачу относиться плохо, потом к нему все равно обратишься. Было у нас много случаев в жизни, когда доказывалось, что врачей трогать нельзя. Их нельзя втягивать в политику или в разборки. Врач должен всегда быть посередине.

— Дмитрий Гордон был одним из учредителей вашей клиники...

— Да.

— Но буквально сразу же отказался, ушел, сказав, что в частную медицину в этой стране он не верит. Почему вы поверили? Откуда вы знали, что у вас получится?

— Получится или нет — мы знали ровно столько же, сколько и Дима. Больше скажу: в том, что мы открылись в 1993 году, а не в 1992-м, виноват другой очень известный журналист, наш хороший друг, человек, которого я безгранично уважаю, — Александр Швец. Тогда, по-моему, он был редактором «Киевских ведомостей».

Мы пришли с Димой, Володей Николиным, и кто-то был еще с нами четвертый, к Швецу и сказали: «Вот, мы решили открывать частную скорую помощь. Александр Ефимович, поможете рекламой?». Он говорит: «Не вздумайте! Ко мне уже приходил «Медиком», они открываются. Куда еще, если вы откроетесь?». Послушав Александра Ефимовича, мы просто потеряли год, «Медиком» на год раньше нас открылся. Когда открывались, из всех нас какое-то отношение к медицине имел только я. Ни Дима, ни Володя не имели.

Я видел, как работает городская «скорая». Мне казалось, что если все это изменить, то оно будет приносить какую-то прибыль. Мало того, потом так получилось, что жене вызвали «Медиком». И когда за вызов заплатили 100 долларов, мы поняли: нет, надо открывать.

— Дорого?

— Ну-у, хорошие деньги — 100 долларов в 1992 году! Это сегодня 100 тысяч долларов, я думаю.

— Скажите честно, вы долю Дмитрию Гордону вернули?

— А можно выражаться у вас на передаче?

— Да пожалуйста, что уж там...

— Официально заявляю: я кинул Дмитрия Гордона. Я такой, наверное, единственный человек в этой стране. Я принципиально не возвращаю ему его тысячу долларов, которую он тогда вложил в «Борис». Причем он с этим, по-моему, уже согласился. Не знаю, согласны ли вы, но он согласен.

— Не знаю, как вы из студии будете выходить, честно, после такого признания!

— Он сказал, что это наука. Правда, когда он забывает — пожилой человек уже, иногда не помнит, что говорил...

— Вы же примерно одного возраста.

— Нет, он старше практически на год. Так вот, он говорит: «Хотел бы получить свое». Я отвечаю: «Извините, инфляция. Не положено».

— В интернете пишут, что клинику «Борис» вы с Димой назвали в честь Бориса Савлохова (украинский тренер по вольной борьбе. — «ГОРДОН»). Это правда?

— Это неправда вообще. К сожалению, клинику «Борис» открывали в день, когда умер мой отец. Его звали Борисом. Тогда и Дима, и Володя сказали — и я им очень благодарен — однозначно, мы согласны, чтобы она называлась «Борис».

«Когда мы въехали на Южный мост, я понял, что мы на этом мосту одни, вообще никого рядом. Вспоминаю передачи масс-медиа, что везде стоят снайперы, и понимаю, что пропуск на моей машине им точно не виден»

— У вас в клинике лечатся и политики, и олигархи, и бандиты, как вы сами сказали.

— У нас лечатся люди. Они политики, олигархи и бандиты за пределами клиники. В клинике это пациенты со своей проблемой, со своей болью. Не дай бог нашей стране или любой другой оказаться в ситуации, когда врачи начнут заниматься политикой и оценивать: это — олигарх, это — бандит, это — хороший человек, это — плохой.

— Это понятно. Но вдруг какая-то осечка, что-то пойдет не так.

— Страшно бывает.

— Бывают случаи, что те, о ком я сказала, угрожают врачам, вам?

— Бывают.

— Расскажите.

— Бывают случаи, на эмоциях. Самое удивительное, что угрожают как раз не бандиты, не олигархи и не политики. А вот мажоры — да, пытаются врачам рассказать: «Да мы вас тут всех! Быстренько все бросайте, спасайте только моего, отрядите всех, нас не интересует, что здесь еще есть люди умирающие. Все сюда!». Особенно если это связано с огнестрелами или ДТП. Но как-то за 25 лет практически привыкли к этому. Не случайно же медицинская эмблема — чаша со змеей. Медицина — это яд: может убить, а может спасти.

— В малых дозах...

— Да, в малых дозах он спасает.

— Какой самый страшный случай вы помните в практике клиники «Борис»?

— Самый страшный случай все-таки не медицинский был. Это был приезд президента Соединенных Штатов в Украину. Офицер связи Белого дома находился прямо в клинике «Борис». У нас был зарезервирован целый этаж на случай, если не дай бог что-то произойдет с президентом США. Естественно, мы были оцеплены и служащими Белого дома, и Службой безопасности Украины, и службой госохраны. Утром по всем каналам передали: по пути следования президента будут стоять снайперы, пожалуйста, не выезжайте, не выходите и так далее. И тут происходит ситуация. На мою личную машину был выдан пропуск, я мог проезжать по тем же улицам, где ехал президент, это Клинтон был.

Я выезжаю. Не помню, в какой гостинице тогда Клинтон останавливался, по-моему, в «Хаятте», если он тогда уже был. Позвонили, сказали, срочно надо врачей. На скорую помощь у нас не было пропуска, поэтому я посадил врача и фельдшера c медикаментами к себе в Mercedes, и мы, значит, едем по проспекту Бажана в сторону «Хаятта». Все было бы неплохо, но когда мы въехали на Южный мост, я понял, что мы на этом мосту одни. Вообще никого рядом. Я вспоминаю передачи масс-медиа, что везде стоят снайперы, и понимаю, что пропуск на моей машине им точно не виден.

— Хорошо, что лекарства были в машине.

— Я первый и, дай бог, последний раз в жизни ехал по Южному мосту со скоростью 240. Машина гудела, ревела. Самым страшным было все-таки вот это.

— Вы храните множество тайн сильных мира сего. У вас голова от них не распухает?

— Распухает, но, с другой стороны, это очень дисциплинирует. Не дай бог я, или наши врачи, или врачи любой другой больницы перестанут себя контролировать и что-то начнут озвучивать. Вот это будет страшнее, чем Южный мост.

— То есть мемуары не напишете?

— Не имею права. Это — к Диме, пусть он пишет мемуары, я не буду.

«Восьмая сотня Майдана предлагала установить вокруг «Бориса» баррикады, мы принципиально отказались»

— В клинике «Борис» часто скрывались от судебного преследования, от разборок, от спецслужб известные люди, в том числе политики. Оказывалось ли на вас какое-то давление?

— (Делает удивленное лицо). Во-первых, хочу официально заявить: в клинике «Борис» никто не скрывался. Медийно — подогревалось. Не буду сейчас перечислять фамилии. При каждой новой власти есть определенное количество тех, кто в оппозиции. Я сейчас не оцениваю, кто хороший из этих людей, кто плохой. Могу сказать одно: ни один человек, который находился у нас, в связи с чем на нас оказывалось давление, у нас не прятался. Он мог быть сильнее болен или слабее, но никогда в жизни мы не принимали человека, только лишь чтобы его спрятать. Не можем мы себе этого позволить, потому что власть меняется очень часто, а «Борису» 25 лет уже. Нельзя этого делать.

— Но были случаи?

— Один случай был очень интересный и поучительный. 2013 год, Майдан. Вы помните, «Борис» тогда открыл первый полевой госпиталь?

— Вы тогда сказали, что всех можно бесплатно везти «скорыми» в «Борис» с Майдана...

— Да. Рассказываю вам ситуацию. У нас в реанимации на шестом этаже находился один из участников Майдана, пострадавший. Человек очень public на сегодняшний день. Сейчас уже потише, а тогда был у всех на слуху. В его палате лично находился консул Соединенных Штатов Америки как гарантия того, что туда не зайдут и его не захватят. У меня в кабинете находились люди, я всех не помню, но точно был господин Ян Томбинский (тогда посол Евросоюза), посол Германии, посол Франции, мой близкий друг посол Литвы. И, по-моему, из посольства Швеции.

И как раз в это время приезжает зам генерального прокурора Пшонки, не помню фамилию этой женщины, и говорит: «У меня ордер, отдайте этого человека. Мы его сейчас забираем, иначе будем штурмом брать». Я как-то так улыбнулся, хотя понимал, что в отличие от любой государственной больницы денег на восстановление того, что разрушат во время штурма, у нас точно нет. И тут забегает то ли Олег Тягнибок, то ли Виталий Кличко. Они все находились тогда в «Борисе» — и Петр Алексе­евич, и Виталий Владимирович, и Олег. Яценюка вот не было. Кто-то из них заходит и говорит: «Что-то происходит. Вокруг стоит шесть автобусов с «Беркутом».

— Вот как!

— Честно, я думал, коснется всех, но не «Бориса». Все события происходили на том берегу. А тут — шесть автобусов «Беркута». Тогда я понял серьезность слов заместителя генерального прокурора.

— Вы ей поверили...

— Поверил ей, да, и тому человеку, который зашел. Вроде это Тягнибок был. Тут уже надо было идти ва-банк. Я пытался дозвониться Клюевым, которые, я знал, курировали всех силовиков на тот момент. Почему-то связи не было. Так случилось. Не потому, что они не хотели брать трубку, я думаю. Подошел к женщине из ГПУ, говорю: «Ну смотрите, в принципе, мы с вами воевать не будем, у нас нет сил. Баррикады тоже не дадим здесь устанавливать». Хотя нам, по-моему, восьмая сотня Майдана предлагала установить баррикады вокруг «Бориса», мы принципиально отказались, попросили их этого не делать. Тогда, кстати, в этом плане помогли Петр Алексеевич и Виталий Владимирович, вышли к людям и уговорили их не устанавливать баррикады, поскольку это все-таки больница. «Вот, — говорю, — у меня на шестом этаже находится консул США, в моем кабинете четыре посла плюс посол Евросоюза. Вы зайдите, попейте с ними кофе...»

— «И забирайте пакетом, всех».

— Нет, я говорю, вы им скажите то же самое. А у меня охраны нет, чтобы сопротивляться силовикам. Она не поверила. Открывает дверь. Когда она увидела этих людей у меня в кабинете, она тут же набрала, как я понимаю, хотя я не слышал, к кому она обратилась.

— Пшонку?

— Да, генерального прокурора тогдашнего. И ровно через три минуты «Беркут» уехал. Это я услышал от Виталия Владимировича, он сказал: «Автобусы уехали». Это была вторая страшная история.

— Больной, о котором вы говорили, был Дмитрий Булатов?

— (Замялся). Это был один из известных людей Майдана. Есть врачебная тайна.

— Но я спрошу у вас про Булатова. Во время Революции достоинства его привезли в «Борис» с отрезанным ухом.

— Было.

— Сергей Поярков, его соратник по Автомайдану, в интервью Дмитрию Гордону сказал: «Ребята, зачем было Булатова, у которого легонькая царапина на щеке и отрезан кусочек уха, увозить из страны, а о том, что Черновол избита до полусмерти, никто даже не заикнулся?! Потому что Булатова надо было убрать, чтобы не наговорил лишнего. Я считаю, что это была инсценировка». Так инсценировка или нет?

— Вопрос к Пояркову и к тому, кому он оппонировал. Не к Диме, естественно. А насчет Татьяны... Она тоже была у нас. Почему Литва решила забрать Булатова — вопрос к Литве. Кстати, была еще одна уникальная история, как мы планировали вывезти Булатова из больницы, чтобы силовики, которые там постоянно дежурили, этого не видели.

— Как?

— Одно из предложений Виталия Владимировича было. Он говорит: «Давайте я лягу на каталку, вы меня укроете простыней. Они подумают, что это Булатов».

— Да ладно!

— Клянусь, это правда!

— Вам подлиннее каталку надо было искать.

— Это была единственная причина, почему мы так не сделали. У Виталика очень длинные ноги. Он никак не похож на Булатова. Такая история была, да. Много идей возникало, как это сделать тихо, одна из них — Виталия Владимировича спрятать под простыней под видом Булатова.

«Операция стоила 1000 долларов. У этого человека свой самолет, и не один, и он мне говорит: «Я богатый, но я же не идиот. Я поеду сейчас в городскую больницу, дам 100 долларов — и мне сделают все то же самое»

— Правда ли, что был курьезный случай с Игорем Коломойским, который пришел к вам и сказал, что у него аппендицит? А после того, как вы ему озвучили расценки «Бориса», сказал: нет, лучше пойду в государственную больницу, там мне все за три копейки сделают.

— Это было, но не с Игорем Валерьевичем. Я не очень хочу участвовать в курьезных случаях с Игорем Валерьевичем.

— Себе дороже?

— Да, наверное. Нет у меня такого запаса денег для курьезов с Коломойским. Но в том случае действительно был очень богатый человек. Не берусь судить, богаче он Игоря Валерьевича или беднее...

— Кто это был?

— Мой хороший товарищ. Мы медики и не должны называть фамилий, извините. Позвонил, говорит: на работе меня посмотрел врач «скорой», не «борисовской» — аппендицит. «Мы к тебе едем». Я говорю: «Да, пожалуйста». На тот момент операция была эквивалентна 1000 долларов, по-моему. У этого человека свой самолет, и не один. Он, наверное, в ресторане мог бы такие чаевые оставить. И он мне говорит: «Ты че? Я богатый, но я же не идиот. Я поеду сейчас в городскую больницу, дам 100 долларов — и мне сделают все то же самое». Ну, другими немножко словами говорил. Я отвечаю: «Дорогой, если бы ты мне был чужим человеком, я бы тебе о чем-то рассказывал бы. Но ты умный, взрослый, богатый». Он действительно очень умный, авторитетный и уважаемый у нас в стране человек по сегодняшний день. Не беглец.

— Дайте еще какие-то намеки!

— Наш одногодка с Димой. Ну, было и было. Проходит, наверное, месяца четыре. Приходит он ко мне в кабинет. Вернее, вначале заходит его охрана и вносит ящик коньяка «Людовик XIII», где каждая бутылка стоит больше двух тысяч евро. Охранника его я знаю в лицо, мы дружим. Я спрашиваю: «Это что?». Он отвечает: «Сейчас зайдет начальник, он вам скажет». Заходит. Говорит: «Это тебе». Я ему: «Ты нормальный человек? У меня не день рождения, ничего». Он говорит: «Это за науку». — «Еще раз?». — «За науку. Ты первый, кто показал мне, что я идиот. Не потому, что раньше боялся, просто так получилось». — «А что такое?». — «Помнишь аппендицит? Я поехал в городскую больницу в Киеве. Дал врачу не 100 долларов, а 200. Медсестре дал, анестезиологу. Еду мне четыре раза в день из ресторана привозили. Постельное белье надо было купить. При выписке дал денег, лекарства купил». Я спрашиваю: «И какой итог?». Он мне: «Ты назвал меньше. А ведь у тебя мне могла быть и скидка». Я говорю: «Могла быть. 20 процентов».

— Скупой платит дважды!

— Городская оказалась дороже на 500 долларов. И ящик коньяка.

— У вас прекрасная, очень умная жена Мила. Многие утверждают, что процветание «Бориса» — не ваша, а ее заслуга. Это правда?

— То, что процветание «Бориса» является заслугой Милы и всего коллектива единомышленников, — правда. Я занимаюсь больше стратегическими вещами. А ежедневная рутинная работа с персоналом, с пациентами, выслушивание гадостей и благодарностей — это все Мила. Я себе не представляю, каким бы был «Борис», если бы она в нем не работала.

— Вы когда-нибудь свой телефон выключаете? Вам ведь и ночью иногда звонят...

— Со мной люди отказываются жить даже за одной стенкой, не говорю уж про один номер. Мы летаем на рыбалку с друзьями на Аляску, там нет пятизвездочных гостиниц. Красивый добротный дом, но все живут вместе. Так вот, люди разыгрывают на спичках, кто за моей стенкой будет жить. У меня 24 часа телефон не выключается. Я уже к этому привык. И нахожу этому объяснение. Когда на звонки не отвечает человек, который занимается, например, строительством, — ну, завтра ответит. А когда я не ответил человеку, звонившему из-за проблемы со здоровьем, у него или у его близких, он воспримет это как преступление с моей стороны.

«Не знаю ни одного врача в Украине, кто жил бы на две с половиной тысячи гривен»

— Доктор Комаровский в интервью мне сказал, что более 50 процентов лекарств, которые мы покупаем в Украине, — фальсификат. Это так?

— 50 процентов, 60 процентов или 30 процентов, даже один процент — это катастрофа! Мне трудно спорить с доктором Комаровским. Очень много лекарств, которые приобретаются в украинских аптечных сетях и находятся на складах, действительно не оказывают должного эффекта. Хотя по своему составу должны. Поэтому мы стараемся закупать только у проверенных дистрибьюторов. К сожалению, не все дистрибьюторы и не все сети, в Киеве во всяком случае, имеют лаборатории, которые могут проверить лекарство на подлинность. В Киеве я знаю только одну аптечную сеть, которая имеет такую лабораторию, это коммунальная сеть «Фармация». У них иногда может быть чуть дороже какое-то лекарство, но это оправдано, у них не бывает фальсификата. Настоящее лекарство не может стоить дешевле фальсификата.

— В новостях прошла информация, что сейчас у «Бориса» отбирают лицензию. За что?

— Такое вот сегодняшнее отношение общества к масс-медиа, а масс-медиа — к обществу. Если прочитать статью, а не только ее заголовок, который «Украинская правда» поставила, — «Заберут ли у «Бориса» лицензию?» (то есть все сделано этично), — то она о том как раз, что все неправильно происходит в стране, если ставятся такие вопросы.

Вообще, история очень интересная. На самом деле, это не соответствует действительности. Лицензия с 2012 года, мы ежегодно проходим проверки Минздрава и всевозможных органов, включая Пенсионный фонд. Никогда в жизни у нас не было в этом плане никаких нарушений. Что произошло? Если прочитать не только заголовок, но и статью, там звучит одна интересная фраза: директор компании «Будспецжил...», там еще 28 сокращений, делая под­ряд в какой-то больнице, поговорил с человеком, имени и фамилии которого не помнит.

Тот ему сказал, что знает около 20 компаний с поддельными лицензиями, идет их перечень, заметьте, с юридическими адресами и кодами регистрации. Уникально, да? Фамилию того, кто это сообщил, человек не знает, но четко знает все об этих компаниях. И среди компаний, которые никому не известны, названа клиника «Борис» и наш юридический адрес. У нас подозрение, что это какая-то местная разборка в городе Харькове. Для того чтобы она была более резонансной, специально подшили название, которое вызовет у читателя интерес. Но в любом случае факт нашей безвременной кончины не подтвердился.

— Вы пошли работать заместителем мэра Киева Кличко...

— Был в числе тех четверых из двух, которые лежали. Это обо мне в том числе было сказано.

— Но разочаровались и ушли. Пролежали недолго. Почему не получилось задуманное?

— Первое — я не чиновник и не хочу им быть. Я шел туда не ради чиновничества, а потому, что Виталий, помимо того, что он уникальный спортсмен, уникальный человек (это мое мнение, и не потому, что мы с ним дружим), — еще и один из самых успешных мэров Украины. Нужна целая передача, чтобы рассказать, чем Кличко уникален и что он сделал для Киева такого, чего не делал ни один мэр до него.

Мы встретились с ним, он говорит: «Ты не понимаешь, что в городе нам досталось. Помоги разгрести». Игорь Никонов и я пошли не ради чиновничества, а ради командного духа. Мы, когда шли, сразу сказали, что как только все наладится и пройдут, после досрочных, очередные выборы мэра, мы уйдем. Как только Виталий укрепится, создаст нормальную работо­способную чиновничью команду, мы уйдем. Виталий это не запомнил, поэтому потом долго на нас дулся, когда мы ушли в декабре 2015 года. Но при этом мы выполнили свое обещание. Когда я пришел работать, у нас долгов Киева перед компаниями-поставщиками медицинского оборудования было 360 миллионов гривен. Долги компании «Фармация» были 128 миллионов гривен. Еще при нормальном курсе, в 2014-2015 годах. Когда мы уходили, компания «Фармация» была с прибылью 46 миллионов гривен. Долгов города Киева перед поставщиками медицинской продукции, по зарплате не было ни копейки. Я считаю, что мы свою задачу выполнили. Почему еще ушел? Я шел с определенной целью, за реформами...

— Где эти реформы?

— Я не чиновник и не понимал, что на местном уровне реформу провести невозможно. Должно быть вертикальное желание. Знаете, что самое страшное? Реформу не хочет не власть. Реформу не хочет не Кличко. Реформу в первую очередь не хотим мы как народ. Мы привыкли, нас все устраивает. У нас врач якобы получает две с половиной тысячи гривен, но мы ходим и ему даем постоянно. (Изображает передачу купюр). Идем в аптеку, покупаем лекарства, но верим этим вот популистам, которые постоянно орут: «Мы сделаем вам бес­­платную медицину!». Врачи, которые кричат: «За такие деньги, что нам платят, мы работать не будем!». Но при этом я не знаю ни одного врача в Украине, пусть в меня сейчас кидают камни, кто жил бы на две с половиной тысячи гривен. Обоюдная ложь, она и приводит к этому бардаку.

«Мне шины под кабинетом жгли, когда я увольнял человека, укравшего 37 миллионов гривен, а нас с Кличко официально предали анафеме»

— Когда вы стали заммэра, какая информация вас потрясла больше всего?

— Когда я узнал, сколько «черных денег» получают киевские главврачи в год. Могу сказать одно: если бы я мог в «Борисе» зарабатывать такие деньги, я бы себе уже купил Boeing 747 личный.

— О каких суммах идет речь?

— Могу говорить только о доказанных суммах. Могу говорить о человеке, которого мы с Кличко увольняли год и все-таки уволили за воровство. Дальше это все спустилось, и не Кличко с мэрией в этом виноваты. Было доказано 37 миллионов гривен в год, в одной из киевских районных больниц. Слышите? 37 миллионов гривен в год! Без налогов, без ничего. Разрушенная районная больница. А что говорить о хороших больницах?

— Он эти деньги получал или собирал? Как это происходило?

— Совокупно. Город закупил какие-то, допустим, запасные части медицинские. А людям это продавалось. Причем в несколько раз дороже.

— Аренда помещений?

— И аренда помещений. Зарабатывалось на таком... Я никогда не думал, что можно втихаря поставить ларек по продаже бахил и кофе и за это брать 100 долларов, не проводя это (по бухгалтерии). Помните, как говорили про американцев? Они же идиоты, не могли додуматься, что бензин можно ослиной мочой разводить. И здесь приблизительно так. А знаете, как обманывали город? Если бы аппарат с бахилами стоял на полу, надо было бы заключать с городом договор. Они подвешивали этот аппарат.

И формально — ничего.

— Красиво! Это вам не ослиная моча.

— Это же катастрофа! Я приезжаю в детский диагностический центр в Дарнице и вижу объявление: «Ходить по зданию без бахил запрещено». А бахилы разрешены только купленные в аптечном киоске на таком-то этаже, третья дверь справа. До такого уже лоховства доходило!

— Кошмар!

— Было время, когда хотелось держать за горло и душить. Но если вы думаете, что люди воспринимали нормально, когда мы таких руководителей увольняли, то... Мне шины под кабинетом жгли, когда я увольнял человека, укравшего 37 миллионов гривен. Не у меня укравшего — у киевлян! И эти же киевляне пришли ко мне. «Самооборона Майдана» шины жгла. «Это же великий человек!». Я говорил: «Он может быть 200 раз великим врачом, пусть идет и лечит, а не ворует у вас. Он не у меня крал, и я у него не лечился». Ой, чуть не проболтался, о ком речь! Вы знаете, что нас с Кличко анафеме предали?

— Кто?

— Я не разбираюсь, Московский патриархат или Киевский. Мы были официально преданы анафеме за этого человека.

— Как вы после этого живете, я не понимаю!

— Мне проще, я в синагоге договорился. (Улыбается).

— Получается, где-то три миллиона в месяц главврач киевской районной больницы имеет левых денег?

— Имел. Сегодня это уже...

— А какую часть из этих денег он наверх отправлял? Или это «чистые», только ему?

— А мне уже неинтересно! Я не думаю, что все ему оставалось. Но, поверьте, мне неинтересно. Мы это начали, и сегодня уже Николай Юрьевич Поворозник (заместитель главы КГГА. — «ГОРДОН»)... Все, что в городе происходит, а вы видите, что с «Автодором» творится, да?.. Сегодня в городе разрушена возможность делать то, что было до 2014 года. Вот нету уже такой возможности. Это не красивые слова, и не считайте это агитацией за Кличко. Основная черта Виталия, которая мне импонирует, почему я с ним дружу и почему согласился работать под его началом... Мы как-то с ним разговорились, и он мне сказал: «Знаешь, я не боюсь вокруг себя собирать сильных людей. Человек, который боится вокруг себя собирать сильных, — слабый, и у него ничего не получится». Даю 300 процентов — не знаю в окружении Виталия ни одного слабого человека. В этом его сила, и поэтому у него получается.

— Но он — самый сильный!

— Дело же не только в физической силе. Но, если честно, когда мы на совещаниях видели играющий желвак у него на щеке, очень хотелось убежать. Правда.

— Но он не...

— Мне повезло, в отношении меня — нет.

— Ирена Кильчицкая, ваша предшественница на посту заммэра по медицине, на одном из мероприятий рассказывала, что вы давно хотели ее подсидеть и у вас это получилось. Это правда?

— Вот кого я не хотел подсидеть, так это Ирену. Потому что команда, в которой работала Ирена, была очень интересная, свое­­образная...

— Молодая!

— Молодая, а я старше просто и к молодежи не хотел идти. Я вообще себя никогда не видел чиновником. Даже тогда, когда работал у Кличко в администрации. Я шел туда совершенно с другой целью. Была четкая идея. Почему я счастлив? На сегодняшний день наконец-то Верховная Рада проголосовала закон... К сожалению, чуть-чуть обрезанный, это закон, который готовил еще Квиташвили (министр здравоохранения Украины в 2014-2016 годах Александр Квиташвили. — «ГОРДОН»). Говорят, там Супрун, реформа... На самом деле, законы, проголосованные Верховной Радой, готовил еще Квиташвили.

«Если у меня будет возможность жить за счет сына, с удовольствием пойду в министры»

— Что вы думаете об Ульяне Супрун?

— Не хочу переходить на личности. Я думаю, что реформа нужна, и буду всеми силами ее поддерживать.

— Реформа, которая проголосована, хорошая?

— Если ее депутаты не заговорят, не продолжат ее дальше обрезать. Обрезание в синагоге — это хорошая штука, обрезание реформы — очень плохая. (Улыбается).

— Мы уже поняли, к синагоге у вас трепетное отношение!

— Если это начнет работать, если не будут мешать, если популисты под выборы не похоронят, я вам гарантирую, что к 2020 году в Украине будет достаточно хорошая медицина.

— Давайте! Вам неоднократно предлагали пост министра здравоохранения. Почему вы отказывались?

— Сегодня народ — я вас имею в виду, себя, граждан Украины — все устраивает. Люди не хотят изменений. Идти в министры и быть донкихотом? Наверное, я уже много в жизни поработал, чтобы быть донкихотом. Сегодняшний министр здраво­охранения чаще всего донкихот.

— Не станете донкихотом? Когда-нибудь?

— Не хочу. Я уже заявил: если Кличко будет президентом, а Никонов — премьер-министром, я готов быть вице-премьером, отвечающим за медицину.

— Ваш сын Максим — известный рес­­­торатор. Вы ему помогаете?

— Финансово.

— А я думала, может, он вам?

— Я так этого хочу! Когда это время наступит, я точно пойду в министры. Потому что жить на зарплату министра в Украине невозможно. Если у меня будет возможность жить за счет сына, то я с удовольствием пойду в министры. Будучи заммэра, я не получил ни копейки зарплаты. Я в первый же день написал заявление, и вся моя зарплата уходила в фонд «Благомай». Буду министром — подпишу точно такое же заявление. Легче будет получать зарплату у сына, чем министерскую.

«Меня в одну сторону отбросило, жену — в другую. Я ее похоронил, она — меня»

— В 2004 году в Таиланде было страшное цунами, погибло огромное количество людей, не менее 200 тысяч.

— Около 300 тысяч.

— Вы с женой Милой тогда были там.

— В самом эпицентре, да. К сожалению.

— Что вам вспоминается об этом дне?

— Такой день забыть нельзя. Помню конец этого дня, когда насмотрелся на самосвалы трупов. Это не для красного словца. Трупы в госпиталь свозили действительно самосвалами. Жуткое горе. Люди с оторванными ногами, страшное зрелище. В конце дня я увидел Милу. Мы не виделись с момента начала цунами и друг друга нашли в госпитале совершенно случайно. Госпиталь был в горах, очень далеко от гостиницы, в которой мы жили. Вот это мгновение запомнилось.

— Когда началось цунами, вы в разных местах были?

— Нет, шли вместе, но нас просто разорвало, раскидало в разные стороны.

— Волной?

— Да, меня в одну сторону отбросило, ее — в другую. Я ее похоронил, она — меня. И момент встречи запомнится навсегда. Я ее не узнал, она меня тоже не узнавала. Стояли, смотрели, я не видел ее, а она не видела меня.

— Почему так?

— Поверить в то, что она жива...

— Вы смотрели на свою жену и не понимали, что это она?

— Да. И она тоже не понимала.

— Такой стресс был, да?

— Да. Вопрос задал такой: «Вы мою жену не видели?». Она говорит: «А вы моего мужа?». А потом мы включились... Подыскиваю русские слова, уже по-украински говорить легче. Основной вывод: мы все — такая незначительная пыль в этом мире, жить надо сегодняшним днем, все то, что мы считали и считаем ценностями в обычной жизни, ничего не стоит. Понимая, что может произойти... Там все длилось максимум полторы минуты. Надо понимать, что за полторы минуты все может закончиться.

— Во время Майдана вы заявили: «Я никогда не относился к радикалам. Но когда чужая кирза топчет мою землю, когда я понимаю, что это приведет к громадным жертвам среди моих детей, близких друзей, сограждан, я сознательно становлюсь радикалом. Я не хочу больше видеть кровь, смерть людей и мучения раненых. Я ненавижу войну, но сегодня я готов брать оружие и идти защищать свою страну». Недавно мы отметили четвертую годовщину Майдана. Необъявленная война под официальным названием АТО, на которой каждый день продолжают гибнуть люди, идет до сих пор. Сегодня вы готовы повторить те слова? Или вы пересмотрели свои взгляды?

— Насчет кирзы? Готов и никогда в жизни от этих слов не откажусь. Чужая кирза не должна топтать мою землю. Точка. Неважно какая. Если кирза пришла со злом, а не в помощь, ее надо гнать. В оценке самого Майдана, конечно, я уже не настолько радикален. Считаю, что многие вещи, наверное, были не совсем правильными.

— Например?

— Например, многие люди забыли слова, которые они произносили во время Майдана.

— В ком больше всего вы разочаровались?

— В себе. Если мы, прошедшие то пекло, ту мясорубку, которая была на Майдане, на четвертый год получили то, что имеем, говорить, что кто-то в этом виноват, нельзя. Черчилль сказал, что каждый народ заслуживает свое правительство. В том плохом, что есть сегодня в стране, не виноват кто-то один, второй или третий. Виновато все общество. Кто бы мне что ни рассказывал. Что мы ни при чем, что виноват Петя, или Вася, или Толик... Вот неправда это. Я считаю, что виноваты все.

«Мы стояли чуть ли не на коленях перед Лигачевым, чтобы он разрешил «Баккаре» выступить во Дворце спорта Томска»

— Свой первичный капитал вы сделали как организатор концертов звезд эстрады...

— Да, даже был замдиректора Киевконцерта в свое время.

— С кем из артистов интереснее всего было? Вспомните яркие случаи?

— «Баккара», испанский дуэт. Для меня это была самая интересная история. Я их привозил, когда еще Компартия существовала. Меня как организатора концерта они вызвали на сцену дворца «Украина». Помню, что директора Киевконцерта вызвали в ЦК партии Украины и сказали: «Вы что там, совсем с дуба упали? В правительственном дворце «Украина» на сцену какого-то еврейчика позвали?». Причем страна уже была другая, 1990 год. Я через это прошел. Плюс — насколько западные артисты отличаются от наших.

Помню историю, как нас не пускали в Томск. Мы забыли, что Томск — закрытый город. «Баккара» мерзли в неотапливаемой гостинице в Новосибирске. Ели вермишель по-флотски. Вино им подали в «Интуристе», за валюту, — 72-й портвейн с осадком до самого горлышка. А мы в это время стояли чуть ли не на коленях перед Лигачевым (член Политбюро ЦК КПСС в 1985-1990 годах Егор Лигачев. — «ГОРДОН»), чтобы он разрешил «Баккаре» выступить во Дворце спорта Томска. И они это все вынесли. Мы летели из Томска в Тбилиси, из-за нелетной погоды нас посадили в Чечне, когда там уже все начиналось. Они и это перенесли. И за все время тура улыбка не сходила с их лица.

— Бесстрашные!

— Не забывайте, это две девушки, одной из которых тогда было 55 или 56 лет. Каждый раз, когда я бываю в Испании, в Мадриде, мы встречаемся, ужинаем. Я считаю их профессиональными звездами. Не те наши звездочки, которые появляются и рассказывают, что у них должен Boeing под подъездом стоять и так далее. Могут позволить себе грубить администратору и другим. Многих западных артистов мы привозили в Украину. И Deep Purple, и Nazareth, их первый концерт в Украине. И Maywood, и Boney M, очень многих. И разница очень большая с нашими.

— Недавно у вас был день рождения! Что вы сами себе пожелали?

— Только себе или я могу в целом пожелать?

— С вас начнем, а там — как пойдет.

— Себе, своей семье, вам, Диме и всем друзьям, всем украинцам — здоровья. Все остальное — преходящее, а здоровье, к сожалению, ни купить нельзя, ни коррумпировать, ни украсть, ни завоевать. Ни АТО, ни референдум здоровье не вернет. Всем хочу пожелать здоровья, а все остальное — мелочи.

— Спасибо!

Записал Николай ПОДДУБНЫЙ



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось