В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
КАК НА ДУХУ!

Абсолютный чемпион мира в первом тяжелом весе украинский боксер Александр УСИК: «Чей Крым? Божий!»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона»
Что почувствовал боксер-крымчанин, когда Россия аннексировала Крым, и вернется ли, по его мнению, полуостров в Украину, как он пришел к вере и чему его научил бокс, приходилось ли олимпийскому чемпиону участвовать в уличных драках и была ли у него звездная болезнь, что побудило его поехать на бой в Москву и как отреагировали россияне на победу украинца над их соотечественником? Об этом, а также о том, почему он отказался от карьеры футболиста, в авторской программе Дмитрия Гордона на канале «112 Украина» рассказал выдающийся боксер-профессионал Александр Усик. Интернет-издание «ГОРДОН» эксклюзивно публикует текстовую версию интервью.

«В детстве я гопачок танцевал — шаровары у меня были, красные сапоги, вышиваночка, папаха...»

— Александр, раньше, я помню, о таких, как вы, емко говорили: «Геройский парень», и в моем понимании вы — абсолютно геройский парень. Родились вы в 87-м году в Симферополе, это еще СССР был, — вы советский человек?

— Я своими родителями Надеждой Петровной и Александром Анатольевичем, которого уже, к сожалению, нет (царствие ему небесное!), по старым таким меркам воспитан...

— Когда слово «Крым» слышите, какие у вас ассоциации возникают?

— Это мой дом. Там сестра живет, родственники, кумовья, друзья...

— Красивый полуостров, правда?



Фото Ростислава ГОРДОНА

Фото Ростислава ГОРДОНА


— Ну! Я вот недавно, после поединка, там был — на море, в церкви, в которую ходить начал, к духовному наставнику ездил... Это замечательное место!

— Самое яркое воспоминание детства у вас какое?

— Мы в районе Сельхозинститута жили, там поле было, мы с мальчишками гуляли, а неподалеку обычно машина стояла, иномарка, и мы, сорванцы, на нее залезать любили и по заднему стеклу съезжать, и когда хозяин вышел, он так громко кричал, что мы от него, не видя куда, бежали!

— В Симферополе моря нет, а на море наверняка хотелось — отдыхать вы куда ездили?

— В ближайшую Евпаторию — элект­ричкой, причем денег за это не платили, из вагона в вагон перебегали.

— Самое любимое место у вас в Крыму какое?

— Мисхор — я часто туда езжу, там отдыхаю.

— В детстве вы народными танцами, дзюдо и футболом занимались. С танцев начнем — какими именно?

— Украинскими народными. Гопачок тан­цевал — шаровары у меня были, красные сапоги, вышиваночка, папаха...

— Крым — и вдруг украинские народные танцы. Почему?

— А мы в Черниговской области жили — это мамина родина. Туда в 93-м или 94-м году из Крыма уехали...

— Какой район?

— Коропский, село Рыботин. Там только этим и можно было заниматься — ничего другого не было.

— Гопак после победы на Олимпиаде в Лондоне — это экспромт или вы заранее знали, что его станцуете?

— Я это сделать планировал, потому что нашу, украинскую, культуру хотел показать, о которой мы, к сожалению, забываем.

— И вы уверены были, что выиграете?

— Я к этому шел, страстно этого желал — еще будучи совсем юным парнем, засыпал, молитву читал и представлял, как на Олимпийских играх боксирую.

— Ну, на олимпийских рингах гопака еще не было, вы — первопроходец...

— Передо мной Денис Беринчик, член На­циональной сборной Украины, ставший серебряным призером, тоже...

— ...пытался...

— Да, но я прямо в финале станцевал, и это широко, по всему миру, разошлось — и в интернете, и по ТВ показывали.

— С народными танцами разобрались, а вот дзюдо и бокс — они вообще совместимы?

— Это уже в 99-м, когда мы в Крым обратно вернулись, дзюдо увлекся. У меня отец боролся, в школе секция была, и мы ходили, борьбой занимались.

— Если в поединке классный дзюдоист и классный боксер сойдутся, кто по­бедит?

— Боксер борца на дистанции держать должен и ударить успеть, потому что если дзюдоист за одежду схватит — шансов нет: «мельница» будет, и боксер вниз головой улетит.

— Вы еще и в футбол играли, и это вообще уникальный случай, когда один человек таким диаметрально противоположным видам спорта себя посвящал. Знаю, что за юношескую команду «Таврия» на позиции левого полузащитника выступали и, говорят, большие надежды подавали...

— У меня получалось, но средств для дальнейшего развития не было — нужно было за тренировки, поездки, форму платить, а у нас рабочая семья, в которой очень-очень мало средств было, я понимал, что их нет, и, естественно, из футбола ушел.

— «Таврия», напомню, первым чемпионом Украины была — вы сознавали, что в большой команде играете?

— Конечно, ничего себе! Я, кстати, до сих пор с футболом не порываю, с ветеранами сборной Украины играть езжу...

— ...да?!

— Да, в команде у нас Ващук, Езерский, который за «Таврию» выступал, я еще оттуда его помню, и сейчас, когда у меня возможность с ребятами побегать появляется, с удовольствием ею пользуюсь, и они меня очень тепло принимают.

— За какую команду вы сегодня болеете?

— За киевское «Динамо».

— Все-таки?

— Да, с детства.

— Несмотря на «Таврию»...

— Ну, «Таврия», знаете, это как родное...

«На первой тренировке меня в спарринг поставили, нормально так дали — по лицу»

— В секцию бокса в 15 лет вы пришли. Поздновато...

— Согласен.

— Принято же в семь-восемь начинать...

— Ну да, если тренер школу ставить будет, правильно шагать, правильно бить учить, защитные действия предпринимать... Я в 15 пришел — так сложилось, и Сергей Юрьевич Лапин, мой первый тренер, заслуженный тренер Украины, меня принял. Спустя много лет я спросил: «Почему вы меня взяли?», и он ответил: «В твоих глазах огонек увидел».

— А это самое главное, правда?

— Так он сразу в спарринги меня поставил! — мне так накидали...

— На первой же тренировке — в спарринги?

— Конечно.

— Побили крепко?

— Нормально так дали — по лицу, но я сильно огрызался, и тренер сказал: «Вот из этого что-то выйти может».

— Почему бокс?

— Отец говорил, что задатки у меня есть. Я удивлялся: «Пап, я в футбол неплохо играю — какой бокс? Там бьют!» (улыбается), а он отвечал: «Чтобы тебя не били, должен бить ты», и я каждый день Всевышнего бла­годарю за то, что он меня в этот вид спорта направил, который, как никакой другой, жизнь отображает. Она ведь иногда тоже на колени ставит и до 10 считает, чтобы ты поднялся...

— Что же вам больше всего в боксе нравится, за что вы его любите?

— За то, что он многому меня научил. Где-то решительным быть, а где-то промолчать, подождать, дистанцию поймать, на противника посмотреть, что делать он будет...

— ...и за скорость в принятии решений, наверное...

— Да, однозначно. Это мужской вид спорта — если ты недостаточно смелый или упорный, боксом заниматься не будешь...

— ...или будешь, но плохо...

— На уровне группы здоровья, как тренер мой говорит.

— Вы Львовский институт физкультуры окончили, из абсолютно русскоязычного Симферополя в «бандеровский» Львов переехали — сложно не было?

— Нет, абсолютно, потому что на ук­ра­ин­ском я хорошо разговариваю (там, правда, на русском общался, и все меня понимали). Если кто-то по-украински ко мне обращался, на украинский переходил — в знак солидарности, но перед этим еще и Запорожский национальный университет, филиал в Симферополе, окончил и во Львов в аспирантуру уже поступил.

— В 2008 году вы у отца своего друга и будущего кума Василия Ломаченко Анатолия Николаевича заниматься начали — что это вам как спортсмену дало?

— С ним олимпийским чемпионом я стал, он то, что я не умел, добавил. Я, например, контратакующим боксером был, то есть: оттянуть, уклониться, удар нанести, а он другому научил...

— ...нападать...

— Да, вперед идти, шагать... Физически я сильнее стал, мы те вещи делать начали, которые, мне кажется, мало кто делает: плавать, бегать, ездить, жонглировать, дыхание задерживать... Такой вот пакет большой — не как у всех.

— Тренер-академик, получается?

— Не то слово! Академище! (Улыбается).

— При этом в футбол вы играть продолжали?

— Да, причем с разными сборными по боксу, которые к нам приезжали. С англичанами, грузинами — команда на команду, и, знаете, практически всегда мы выигрывали...

— Ну, догадываюсь...

— А ведь зарубы очень сильные были!

— Голы забивать любите?

— Даже, бывает, и забиваю (смеется).

— А самые яркие какие?

— Я даже с углового забивал, да — я же, кто такой великий Лобановский, знаю, видео его, игрока, смотрел...

— ...и знаменитый «сухой лист» выполняли?

— Конечно!

— В боксе ваши кумиры кто?

— Их у меня нет, кумиров себе не создаю, потому что я верующий человек. Любимые боксеры есть, о которых я программы смотрю, читаю, потому что они много не только в боксе, но и в жизни сделали, — это Мохаммед Али, Василий Ломаченко.

«Ребята, которые в сборную попадают, из подвалов выходят»

— Наличие в Украине братьев Кличко, Ломаченко, вас, Гвоздика о том, что Украина — одна из ведущих боксерских стран мира, свидетельствует?

— Ну, однозначно.

— Удивительно, правда? Традиций же таких нет — по сравнению с Соединенными Штатами или той же Кубой...

— Вы знаете, у нас все вопреки идет — я серьезно! Ребята, которые в сборную попадают, из подвалов выходят — они уже, как и я, бросать хотели, куда-то работать идти, потому что денег даже на одежду не было, а у родителей на шее сидеть сколько можно? Я, в университете учась, где-то под­работать старался, какие-то фрукты со­бирал, продавал... У нас в большой бокс ребята из трущоб попадают, потому что это спорт бедных, — чемпионами, легендами становятся и таким же ребятам потом помогают.

— Футбол — весьма травматичный вид спорта, да и бокс тоже, а у вас тяже­лые травмы были?

— Перед поединком с Муратом Гассиевым локоть травмировал, но вылечил, а восстановил меня великолепный молодой специалист Артем Олегович Веремий — я очень ему благодарен. Он меня до сих пор ведет.

— В боксе умение боль терпеть не­об­ходимо. Самая сильная боль за время вашей боксерской карьеры у вас какая была?

— Бывает, в каких-то тяжелых тренировках, когда ОФП идет, спину потянешь, а боксировать нужно, или шейный, грудной зажмешь, а останавливаться нельзя... С болью я разговариваю, и, знаете, что ей говорю? Что она слабее меня. Над ней я в своих мыслях смеюсь (улыбается) — такое ощущение, будто чуть-чуть сумасшедший.

— Бокс — это удары, сильные сотрясения, рассечения и так далее...

— Что интересно, Дмитрий, у меня, слава богу, за весь период занятий боксом и выступлений ни единого рассечения и сотрясения не было...

— ...и пластики на лице тоже?

— Нет.

— Потрясающе!

— Да, а шрам на брови — это оттого, что моя родная сестра Виктория, когда я еще совсем маленьким был, меня уронила (смеется).

— Как же вам до такого пика в карьере дойти удалось — и серьезных ударов по лицу не получить?

— Мой тренер, Лапин Сергей Юрьевич, говорил, что лучше один удар нанести, но ноль пропустить, чем пропустить девять и нанести десять. Над защитными действиями мы с ним не просто много — очень много работали: в зал в три часа дня приходили и в 10 вечера уходили, и половину этого времени он других парней нас бить заставлял, а мы права отвечать не имели, и еще говорил, что сейчас перчатки испачкает, плюнет на них или еще что-то сделает, и вот если удар пропустишь, у тебя лицо грязное будет. Помню, по рингу этому бегаешь...

«Когда летать начинаешь, с кем ползал, не забывай»

— Саша, ваш успех — это больше талант или труд?

— Это пахота! Талант раскрывать нужно: известно же, что в успехе один процент таланта и 99 — труда. Любой парень одарен, но если пахать он не будет... Не только в боксе — в любой профессии, в жизни вообще: если не трудишься, ты не ешь.

— Мне не раз слышать приходилось: «Ну что там боксеры? — их же по голове бьют, они дурные», то есть боксеры в представлении многих изначально глупы. Вы прекрасно в окружающей действительности ориентируетесь, отлично говорите, у вас интеллект высокий...

— ...спасибо...

— ...это исключение из правил?

— Вы знаете, многие боксеры — читающие люди. Надо уметь решения принимать, про­исходящее понимать, и в этом литература помогает, а если человек глупый... Ну, для этого боксером быть не обязательно...

— ...и удары по голове пропускать тоже...

— Совершенно верно — это стереотип, который кто-то придумал. Если ты мычишь...

— ...и не телишься...

— ...то боксер ты или нет, значения не имеет.

— Политика вам активно не нравится — почему?

— Там правды мало, действий, работы. Мы созидательными должны быть, строить, пчелами быть. Вот строить начнем — все хорошо будет, а пока разговоров много, а действий мало. Если сказал, сделай, а если говоришь и не делаешь...

— Вы очень прямой, искренний и конкретный человек, что мне в вас и нравится, а политики совершенно другие — вы этот фальшак, эту пропасть между нормальными людьми и политиками чувствуете?

— Ну, есть такое, да.

— До 2014 года украинцем вы себя ощущали?

— Я себя украинцем всегда ощущал — мне об этом отец говорил: «Ты — украинец». Когда в школе учился, гимн Украины разучивал, не помню, в восьмом или девятом классе перед всем классом его пел, и учительница мне аплодировала.

— Когда в 2014 году Россия Крым аннексировала, я помню, что чувствовал: «Как? Этого не может быть, это не­воз­можно!», а какие ощущения у вас были?

— Вы знаете, Дмитрий, все это я попущением Господним считаю. По каким-то нашим причинам Бог все, что происходит, попускает. Он нам апостолов дал, которые, что делать нам, говорят, а мы уже свой путь выбираем. Они указывают: вот это — спасения путь, а то — другой, но, какой выбрать, мы часто колеблемся. Путь спасения очень трудный: страдать надо, вперед идти, через какие-то тернии пробиваться...

— ...и спасаться не всем хочется...

— Да-да, жить здесь и сейчас хотят, забывая о том, что дорогу, по которой спасемся, мы построить должны.

— Для вас аннексия Крыма личной трагедией стала?

— Очень неудобно, естественно, — ездить сложнее, границы какие-то появились, разногласия между людьми, злоба... Ну, это катастрофа!

— А ощущение, что часть сердца у вас вырвали, есть?

— Безусловно, внутренние мои переживания имеются, но через молитву они успокаиваются.

— Сегодня с кем-то в Симферополе, в Крыму вы общаетесь?

— Разумеется! Там друзья мои живут, первый тренер, там клуб мой, я с большим количеством людей переписываюсь, созваниваюсь. Общаться с ними и в Крым ездить не перестаю — там мои предки похоронены: бабушки, дедушки... Когда летать начинаешь, с кем ползал, не забывай, помнить, откуда ты выбрался, надо. Изначально-то меня там узнали — сперва на районе, потом в городе, затем во всем Крыму... Я на соревнования ездил — меня одноклассники, друзья поддерживали: как их забыть?

— Подавляющее большинство крымчан от того, что они теперь в России, счастливо — они этого не скрывают и говорят: мол, да хоть камни с неба — мы дома. От них упреки в вашу сторону звучат? В том, что под украинским флагом вы выступаете, что российское гражданство не приняли?

— Может, и есть такое, но мое окружение ни капельки меня не осуждает и во всех моих действиях поддерживает, потому что ни у кого ничего я не забираю и ни у кого ничего не прошу.

— От вопроса «Чей Крым?» — вы старательно уходите: «Крым — это Крым» — говорите, «Русские и украинцы — сла­вяне, и давайте их не разделять», но я не могу не спросить: так чей же все-таки Крым?

— Божий!

— А снова украинским он когда-нибудь станет?

— Все от народа и от воли Господней зависит.

— Вы, однако, об этом задумы­ва­етесь или вообще не думать стараетесь?

— Стараюсь не думать, потому что мысли куда-то далеко заводят...

— Тренироваться мешают...

— Совершенно верно — ты думать начинаешь, потом на другую полку мыслей переходишь, забредаешь куда-то, а там тьма какая-то, так что их прочь, эти мысли, гоню.

«Героем я себя не ощущаю. В чем героизм? В том, что работу свою выполняю?»

— В июле ваш поединок с Муратом Гассиевым в спорткомплексе «Олимпийский» в Москве состоялся. Он же примерно 35 тысяч зрителей, наверное, вмещает — даже больше...

— Да-да, где-то 35.

— Вы в Москву поехали, что, с моей точки зрения, очень рискованно было, и я объясню, по какой причине. Если бы проиграли, в Украине изгоем стали бы, вас, просто сами знаете, с чем сровняли бы и чуть ли не в государственной измене обвинили бы. Скажите, а, что рискуете, вы понимали?

— Конечно.

— И что, в своей победе были уверены?

— М-м-м... Самоуверенность — это плохо, а уверенным в себе быть — очень хорошо. Верить в то, что делаешь и к чему стре­мишься, надо, и если с уверенностью в ту сторону смотреть, куда тебе идти нужно, не будешь, ничего и не получится. Мне очень много раз говорили, что ничего у меня не выйдет: «Да завязывай, какой бокс, — ты прикалываешься?». Я никого не слушал — у меня мой путь есть, и я туда, куда он меня ведет, идти буду.

— То есть вы понимали, что победу одержите?

— Предполагал. Ну, я же тренировался...

— ...в конце концов...

— ...и к этому, безусловно, готовился.

— А сознавали, что если вдруг звезды не так сойдутся и вы проиграете, это конец?

— Нет, даже мысли об этом не было.

— Как россияне вас принимали?

— Знаете, что мне понравилось? Что когда гимны играли, все вставали — и они, и те, кто за меня болеть приехали. Никто никому не фукал, никаких инцидентов не было...

— Неожиданно, правда?

— Не знаю. Наверное, но это очень хорошо, что люди понимать начинают: злым по отношению к кому-то быть — это бред, строить нужно — не рушить.

— Когда весь «Олимпийский» в Моск­ве при исполнении украинского гимна встал, о чем вы подумали?

— Что они меня уважают.

— Я это неоднократно по телевидению говорил и сейчас повторю: столько, сколько для Украины вы сделали, ни один из говорунов, которые на вас тут обрушились, даже представить себе не может. В моем понимании Москва — это логово врага, и когда украинец туда приезжает и в Москве россиянина побеждает, при этом украинский гимн звучит, украинский флаг поднимается... Признайтесь, героем в тот вечер вы себя ощущали?

— Нет, я вообще героем себя после поединков, которые провожу, не ощущаю. В чем героизм мой заключается — в том, что работу свою выполняю? То, что делаю, я люблю, и если мои достижения комусь нат­хнення дают, только счастлив, потому что люди долж­ны быть, которые тех, кто в чем-то разочаровался, вперед идти мотивируют — строить, любить, прощать...

На следующий день я в бургерную одну со своей командой поехал, поел — и тут такое скопление людей увидел: «Сфоткаться с вами можно? А автограф?». Оп-оп-оп... «Да-а-а, — подумал, — я здесь задержусь!». Со всеми желающими снялся, автографы раздал и еле в комплекс, где мы жили, уехал, потому что улетать через два часа надо было. Отлично меня принимали!

— Знаете, я со многими россиянами общаюсь и для себя отмечаю: все больше их понимают, что народы не виноваты, что это негодяи-политики ситуацию в такой тупик завели. Вы с этим изменением массового сознания сталкивались?

— Ну, я всегда понимал, что народы не виноваты.

— А россияне вам говорили: мол, мы ни при чем — это они, наверху?

— Такого не было, но говорили просто: «Мы тебя поддерживаем». После боя, когда тест на допинг в сопровождении людей, которые охрану и контроль осуществляют, сдавать я отправился, парень подбежал: «Сань, Сань, можно сфотографироваться? Я из Костромы на твой бой специально приехал». Я: «Ну, раз такое дело...» — и таких остановок, пока до раздевалки дошел, немало было.

— Здорово!

— Это нормально.

— Как вы думаете, почему тут после такой победы вас грязью обливать стали? Что это было?

— Да не нужны никому эти победы! — имею в виду, наверху. Я не знаю, что это, — может, пиар, может, задача поставленная, указание такое дали...

— Обида какая-то была?

— Обида — это такое женское: огорчение, скорее, легенькое разочарование. И недоумение: зачем? Если вам это не нравится, может, промолчите?

— Или сами что-то сделаете...

— Так что обиды не было — как обижаться можно?

— Премьер-министр Гройсман зва­ние Героя Украины присвоить вам предложил, а вы написали: дескать, если присвоят, откажусь. Почему?

— Еще раз повторю: что что-то героическое совершил, не считаю, — в нашей стране очень много людей, гораздо больше сделавших. Это врачи, которые жизни спасают, ученые, которые открытия совершают... Они такого звания заслуживают, а я, мне кажется, нет.

«Звездную болезнь через печень, через голову мне лечили»

— Пользуясь случаем, пару добрых слов в адрес Гассиева сказать хочу: он правильным парнем оказался, очень достойно себя повел, респект ему. Реванш, кстати, будет?

— Все от наших менеджеров зависит — они договариваться будут, и если окажется, что нам это выгодно, то почему бы и нет? Есть, правда, планы выше уйти, на данный момент я к другому поединку готовлюсь...

— К слову, Гассиев вас поздравил, по-мужски себя повел...

— Совершенно верно, мы еще в ринге тепло пообщались... Очень воспитанный парень, с мужским таким сердцем... Позже я к нему в раздевалку зашел, где большое количество людей было, его поддержавших... Я ему его пояс принес (там два было, WBA, пояс суперчемпиона, мне новый сделали, и IBF, красного цвета, который он мне передать должен был), мы обнялись, сфотографировались...

— Здорово!..

— Представители Осетии говорили: «Вы настоящие мужчины, молодцы!» — прият­но.

— Спустя годы вы бы его на свой день рождения пригласили?

— С удовольствием! — у меня о нем пре­красные впечатления остались, он хороший парень, которого родители как настоящего мужчину воспитали. Этого не хватает сейчас — воспитания такого.

— Вы — олимпийский чемпион, абсолютный чемпион мира, единственный обладатель чемпионских поясов по всем престижным версиям среди всех профессиональных боксеров современности. Ну, казалось бы, всего достигли, а звездной болезнью никогда не страдали?

— Думаю, что в начале карьеры она была.

— И когда появилась?

— Призером чемпионата Европы в 19 лет я стал — на первенство Украины попал, его выиграл, на чемпионате Европы блеснул, и чуть-чуть меня, наверное, крутануло... Слава богу, рядом люди были, которые все объяснили...

— ...доступно...

— Через печень, через голову...

— Да?!

— Ну а почему нет, если я тренировки пропускать начал, модным себя почувствовал?

— «Через печень» — это как? Побили?

— Конечно. В животик, куда-то там в грудинку получил — пацаны постарше, которые на районе появляться мне запрещали, хотели, чтобы в зал или на учебу ходил.

— Один на один дрались?

— Да нет, они подошли: «Ну что ты, красавчик? Уже по-другому себя ощутил?». Бам-бам! — а потом сели и путь объяснили...

— Интересный подход...

— Рассказали: мол, или ты трудишься и больших вершин достигаешь, или, допустим, на СИЗО уезжаешь.

— А что тогда случилось, что делать вы начали?

— Ну, тренировки пропускать...

— Выпивать?..

— Думаю, что и такое бывало. К боксу не очень серьезно стал относиться, тренеру говорил: «Отдохнуть надо — мы же такого добились...».

— Через голову и печень быстро дошло?

— А только так и доходит.

— Кратчайший путь...

— Битие определяет сознание (улыбается).

— Вы человек состоятельный, что со­­вершенно справедливо, гонорары у вас большие — на что вы их тратите?

— Дмитрий, большими благодаря бою с Гассиевым они стали — до этого не то чтобы маленькие были, но... Я в Киеве квартиру купил — пока на съемной живем, у себя ремонт делаем...

— Квартира хорошая хоть? Сколько комнат?

— Трехкомнатная. Дети в школе учатся, в садик ходят — на жизнь трачу и коплю понемногу.

— Вы много стран объездили, а больше всего где нравится?

— В Европе — в Италии, Испании. Мексика по душе пришлась, в Китае много раз был, в Пекине — это что-то невероятное! Японию еще не видел — съездить, посмотреть хочется. Культуру других стран узнавать люблю.

— С женой Екатериной вы в школе учи­лись — вместе вы уже сколько?

— Лет 15, наверное.

— У вас трое детей — сколько им лет и чем они увлекаются?

— Елизавете восемь, Кириллу пять, Михаилу три. Дочка на танцы ходит, средний сын — на плавание, а младший — босс (улыбается). Он только в садик пошел и главарь такой у нас, права качает.

«Когда я с Олимпиады приехал, отец уже в деревянном чехле лежал... Я медаль из сумки достал, его руку взял, ее там зажал, прошептал, что вот она, и из комнаты вышел»

— Ваш отец от инфаркта скончался, так вас с триумфальной лондонской Олимпиады и не дождавшись. Казалось бы, вместе порадоваться бы, эту медаль ему показать... Смерть его эту победу смазала?

— Есть такое... Когда я приехал, он уже в деревянном чехле лежал... (В глазах слезы). Я медаль из сумки достал, руку его взял, ее там зажал, прошептал, что вот она, и из комнаты вышел. Отца очень мне не хватает: он одним взглядом все сказать мог, просто посмотреть — и я понимал, что сделать мне нужно. Естественно, когда он ушел, я понял, что отныне глава семьи я, все то, что он строил, мне поддерживать нужно и дальше строить продолжать.

— Мама, жена и дети ваши поединки смотрят?

— Мама, любименькая моя, очень переживает...

— ...но смотрит?

— Она даже на боях присутствовала — ее там и трясло, но мои друзья всегда ее поддерживают... На московский поединок я специально маму не взял: она потом в записи посмотрела и по телефону на связи была — ей говорили, что происходит. Жена ездит, а дети по телевизору смотрят.

— Вы верующий человек, много молитв знаете, а перед боем что обычно читаете?

— «Символ веры», 90-й псалом, Георгию Победоносцу, Александру Невскому, воинам православным молюсь, Всевышнего о помощи прошу и святых, чтобы со мной были.

— К вере вас что привело?

— Когда маленьким был, очень тяжело заболел, маме в больнице говорили, что шансы на выживание минимальные, — я это слышал...

— А что у вас было?

— Двусторонняя пневмония — я чуть не сгорел, но, слава богу, за год вычухался. К нам в больницу священник пришел, который о том, как правильно жить, говорил, и мне молитвослов дал. Девять лет мне тогда было, другие дети бегали, играли: ну что им какой-то бородатый дядька с крес­том? — а я сидел, вопросы задавал, признался, что скоро умру... Он спросил: «Кто тебе такое сказал?». Я: «Врачи», а он: «Уйдешь ты или нет, Бог решает» — и зелененький молитвослов дал, из которого я первую свою молитву — «Отче наш» вы­учил.

— Молитвослов тот до сих пор с вами?

— Увы, нет — хотелось бы, чтобы сохранился, но... Мы же с места на место, с квартиры на квартиру часто переезжали...

«Эй, ты, — он сказал, — иди сюда!». Я бутылкой в него кинул»

— Виталий и Володя Кличко мне говорили, что мама часто им повторяла: «Уличных драк избегайте — убить можете!», а вам родители такое говорили?

— Конечно, — и они, и тренер, и ребята старшие, которые объясняли: «То, чему тебя научили, применять нельзя, потому что ты это умеешь, а другие нет».

— Ну а ситуации, когда приходилось, бывали?

— Да, дрались, разумеется — и в детстве, и потом. Разные ситуации были — на одной дискотеке, например, парень с ножом оказался. Мы компанией стояли, и он начал: «Эй, ты, иди сюда!». У меня ступор какой-то был, я так назад, назад...

— Это в Симферополе дело было?

— Да. Рядом бутылка стояла — я бутылкой в него кинул.

— Только спросить хотел, рукой или ногой его проучили...

— Близко подходить не хотел — у него перышко было, и я дистанцию соблюдал. Бутылкой пришлось...

— А потом?

— А он чуть-чуть получил (улыбается), нож этот упал, мы в речку его выбросили. Парень опомнился: «Все-все-все...».

— Страх при этом у вас возник?

— Ступор! — ни шелохнуться не мог, ничего. Наверное, инстинкт самосохранения сработал.

— К слову, вы — прославленный боксер, чемпион — когда-нибудь боялись?

— Страх у всех присутствует — если не боишься, ты больной, но страх от трусости есть, а есть такой, который тебя заводит.

— Вас заводил?

— Да.

— Самый последний, который завел, помните?

— Раньше, когда в ринг выходил, страх разочаровать близких и тех, кто тебя поддерживают, присутствовал, а значит, ду­мал, все возможное надо сделать, чтобы они не разочаровались.

— Признайтесь: сейчас, в вашем уже статусе, предательски под ложечкой иног­да сосет?

— Нет — когда ты уже в этот великолепный квадрат попадаешь, ощущение это падает, из пяток выбегает, и ты уже четко понимаешь, что тебе делать нужно.

— Чем, кроме бокса, вы увлекаетесь?

— Стихи пишу...

— ...ого!..

— ...время с детьми проводить стараюсь, потому что скоро они вырастут и свою жизнь начнут. От того, что вижу, максимум получить хочу — с супругой по другим городам и странам ездим, саморазвитием занимаемся...

— Стихи пишете — значит, человек вы сентиментальный...

— Есть такое.

— Ну, одно из своих стихотворений прочесть сам Бог велел...

— Могу даже сказать, когда его написал. Мы в Тисовце к Олимпиаде-2012 готовились, я с тренировки уставший пришел, а из моего окна горка, на которую мы забегали, видна была, — та, после подъема на которую, на третий-четвертый раз, ты и сознание потерять мог, ребятам плохо становилось... Я сел и написал:

Перед тем, как судить,
Прыгни в шкуру его: как там быть?
Ты с колен не вставал,
Запах пота не знал,
Кулаки до костей
ты не раз не сбивал.
Спотыкаясь, лежал.
А кого осуждаешь,
Он, поднявшись, бежал!
Руки, сбитые в кровь.
Весь в поту, нету сил.
Мы стремимся добиться в жизни
вершин.
С малых лет не имел я в кармане
гроша.
Точно знаю: добьюсь своего я
всегда.
А ухмылки неверных и предательство
близких
Закалили меня, вера сделала
чистым.
Крестным знаменем я защищен
от Иуды,
От неверных друзей, от змеи,
от паскуды.
Благодарен я Богу за здоровье
детей,
За здоровье родителей и верных
друзей.
Благодарен я Богу за все, что имею,
Ведь, когда веришь в Бога,
ты немножко сильнее.

— Потрясающе! 10 ноября в Манчестере бой с англичанином Тони Белью вам предстоит — победу одержите?

— Чтобы это сделать, я тренируюсь, готовлюсь.

— Саша, спасибо за то, что вы яркий, красивый, настоящий украинец — благодаря вам и таким, как вы, у нас есть страна, которую любим...

— Спасибо! (Руку жмет).

Записала Анна ШЕСТАК



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось