В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
И жизнь, и слезы, и любовь...

Мама Натальи и Ольги Сумских Анна ОПАНАСЕНКО-СУМСКАЯ: «После спектакля жена Хрущева подошла и спросила: «Можно мне вашего мужа поцеловать?». — «Можно», — согласилась я...»

Анна ШЕСТАК. «Бульвар Гордона» 17 Октября, 2013 00:00
14 октября Анне Ивановне исполнилось 80 лет
Анна ШЕСТАК
Анна Ивановна оказалась удивительно открытым человеком. На вопрос, можно ли побеседовать с ней накануне юбилея, ответила: «Да, причем прямо сейчас. Расскажу обо всем по порядку: о себе, о супруге, прекрасном актере и человеке Вячеславе Игнатьевиче Сумском, о дочерях, хоть о них вы наверняка и так знаете — и что было, и чего не было... Может, кто-то прочтет это с интересом. На сцену уже давно не выхожу, но людей, которые помнят меня как актрису, периодически встречаю. Однажды в троллейбусе какая-то женщина, увидев меня, аж руками всплеснула: «Нет, ну как тут не проехать свою остановку, когда рядом — любимая артистка? Неужели это действительно вы? В Запорожском театре имени Щорса я смотрела все спектакли с вашим участием...».
«МУЖ МЕНЯ НАЗЫВАЛ ТОЛЬКО ГАЛЧА. И ДО СИХ ПОР В КАЖДЫЙ МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ У НАС НА СТОЛЕ ТОРТ С НАДПИСЬЮ: «ГАЛЧА»

- Артисткой я стала с легкой руки своей учительницы Варвары Семеновны Довженко, первой жены Александра Петровича, знаменитого украинского писателя и режиссера, - призналась Анна Ивановна. - Она преподавала в нашей школе в селе под Киевом, откуда я родом, и знала, как тяжело, будучи маленькой девочкой, я переживала трагическую гибель старшего брата Сережи. Это было в 44-м, через год после того, как Киевщину освободили от немцев. Соседский мальчик позвал брата поискать саперные лопатки, брошенные воинами на краю села, возле какого-то рва. Он пошел. А нашли совсем другое - снаряд... Мамы дома не было, отправилась к портному, чтобы сшить брату пальто из какой-то старой шинели. «Иду, - вспоминала потом, - а на сердце неспокойно, и все тянет меня туда, к тому самому рву, будто кто-то незримый хочет, чтоб я именно туда шла, подталкивает. И вдруг взрыв...». Сережа погиб мгновенно. Если бы мама пошла туда, не стало бы и мамы...

Варвара Семеновна была очень доброй женщиной и удивительно мудрой: она поняла, что из того ступора, в который загнала меня смерть любимого брата, ребенка нужно как-то вытаскивать, вот и стала меня дергать, придумывать какие-то публичные выступления, номера. В конце концов подобрала стих, с которым я победила сперва на районной олимпиаде, затем - на областной, а потом и на республиканской. Все, кто слышал, как я его читала, твердили: «Из этой девочки получится хорошая артистка!».

В театральном я встретила свою судьбу. Славочку нельзя было не заметить: красавец писаный, а какая умница! Педагог по музграмоте Абрам Соломонович любил нас помучить - ставил какую-то пластинку, а потом резко останавливал и спрашивал: «Ну, колхозный ряд, говори, чья мелодия?». Так Сумской знал абсолютно все и с ходу выдавал: «Это Вивальди, это Бетховен, это Григ...». Мы удивлялись: «Откуда такие познания?», а он лишь плечами пожимал: «Дома слушал. У нас патефон есть». Слава и на аккордеоне играл замечательно. Еще будучи школьником, поехал в Николаев на рынок продавать сало по поручению матери и на вырученные деньги купил старенький Hohner. Как только взял инструмент в руки, сразу заиграл «Чардаш» Монти!

Анна Ивановна и Вячеслав Иванович — 50 лет душа в душу

Отец моего будущего мужа обожал музыку и прекрасно рисовал, брат, Толечка, тоже был одаренным художником, думали, выучится - прославит и родную Кировоградщину, и всю Украину. Не суждено было: точно так же, как наш Сережа, разбирал какие-то патроны, и один прямо в руках у него разорвался, парня ранило, оторвало пальцы. Слава вспоминал, что в больнице Толя плакал и просил: «Братик, когда врач меня подлечит, привяжи мне кисть к этой культе, я все равно рисовать буду...».

Думала ли я, что выйду за Сумского замуж, доживу с ним до золотой свадьбы и отмечу ее в семье, где каждый первый - актер? Нет, ни о чем таком даже не мечтала - просто любила. На первые каникулы не успела к себе домой, в Катюжанку, доехать, как от Славы письмо пришло: «Галочка, милая, родная, любимая, здравствуй!». Несу конвертик домой - и плачу от радости!

Кстати, Галочкой он меня больше никогда не называл. Ни Галей, ни Аней, ни Нюрой - только Галча. Это «галчонок» по-русски. Почему так? Не знаю. Видимо, такое прозвище ему больше нравилось. И до сих пор в каждый мой день рождения у нас на столе торт (зять Виталик печет, Олин муж) с надписью: «Галча». Уже и Славы, Вячеслава Игнатьевича моего, шесть лет нет, а торт есть. В этом году, наверное, тоже будет: соберутся дети, внуки, посмотрим снимки с серебряной свадьбы, которую отмечали в Запорожье, и с золотой, посмеемся, погрустим, вспомним Славу, и он, я думаю, вспомнит о нас в том мире, где ему, даст Бог, лучше, чем было в этом...

«КТО-ТО ИЗ ЭКЗАМЕНАЦИОННОЙ КОМИССИИ СПРОСИЛ: «А СУМСКИЕ К ВАМ КАКОЕ-ТО ОТНОШЕНИЕ ИМЕЮТ?». НАТАША ОТВЕТИЛА: «НЕТ. ОДНОФАМИЛЬЦЫ»

Анна Ивановна и Вячеслав Игнатьевич с дочерьми Ольгой и Натальей на 25-летии свадьбы

- Муж не любил праздников, и в этом плане в него пошла наша Наташа: никогда свой день рождения не отмечает. Слава говорил: «Оно нам надо? Давай лучше кагору возьмем - и на рыбалку!». Очень природу любил и отдыхал всегда возле речки, куда с ним Сергей Константинович Смеян ездил. Ну, вы его знаете, народный артист, знаменитый режиссер, в Запорожском театре Щорса с нами работал, а затем возглавлял столичный Театр имени Франко. У него машина была, и он нашу семью часто на природу вывозил: у нас со Славой своего транспорта никогда не было.

Порой журналисты спрашивают: «А кто у вас машину водил?». - «А нечего, - отвечаю, - водить было, и не потому, что слишком уж бедствовали, просто не о машине думали - о работе, ролях, детях...». Театры и города меняли, потому что талантов у Славы было много (мы как-то насчитали аж девять), но одного среди них все-таки не было: не умел он с начальством ладить. Правду-матку в глаза резал, оценку мог дать нелестную, если человек того заслуживал, ни перед кем не лебезил, спину не гнул, а руководители таких людей не любят. Им нужны покладистые, и если ты народный артист, ты должен всем за что-то благодарен быть и только по шерстке гладить. Вячеслав Игнатьевич так не мог. Где-то что-то скажет - «доброжелатели» тут же из одного слова 10 сделают и куда надо донесут. Вот и работал то в Киеве, то во Львове, то в Запорожье, то в Полтаве... И я за ним ездила.

Анна Опанасенко-Сумская в спектакле «Мораль пани Дульской»

20 лет, как в театре не играю. Когда Оля нашла нам в столице жилье и мы обменяли свою полтавскую квартиру и перебрались поближе к детям, меня и туда, и сюда звали, но отказывалась. Во-первых, наигралась уже, напелась, накричалась: как-никак 130 ролей на счету. Во-вторых, здесь, в Киеве, своих актрис хватает, куда еще одной щемиться? А в-третьих, мы с мужем взяли к себе старшую Олину дочку, Тонечку, чтобы Оля могла сняться в сериале «Роксолана». Воспитывали, водили на танцы, на музыку... И она, видите, тоже актерскую стезю избрала - учится теперь в Москве. Слава во внучке души не чаял, хотя в артистки мы ни Тоню, ни дочек не агитировали. Наоборот, отговаривали.

Наташа поступила в театральный, чтобы доказать отцу: она сможет. Муж говорил: «Ну куда ты? Такая маленькая, слабенькая... Там сила нужна, выносливость, стойкость!». Боялся, что дочь не выдержит всего того, чем «славится» актерская среда. Помню, были мы на гастролях в Симферополе - и пришла телеграмма: «Поздравляйте, я поступила». Кто-то из комиссии спросил: «А Сумские к вам какое-то отношение имеют?». Дочь ответила: «Нет. Однофамильцы».

Оля, Лялюня наша, как мы ее дома звали, в детстве хотела быть биологом: у нее всегда были рыбки, живность какая-то... А потом тоже, как и старшая, пошла в актрисы. И, как видите, ни одна, ни вторая не затерялись, более того - сыграли двух знаковых для Украины героинь, Наталку Полтавку и Роксолану.

«У НАС НА ВІННИЧИНІ НЕМА БІЛЬШОЇ ГАНЬБИ, НІЖ КОЛИ ДІВКА ХУДА», - СКАЗАЛ СТЕЛЬМАХ»

- Наташа любит вспоминать, как я приехала в первый раз на съемки «Наталки Полтавки». Посмотрела, как дочь играет, и говорю: «Нет, я с тобой не согласна. Слишком уж ты веселая и певучая для девушки, которую выдают замуж за нелюбимого человека! Только представь себе: живешь в нищете, не знаешь, что с твоим Петром, жив ли он вообще, мать подталкивает к ненавистному браку... Разве это водевиль?

«Думала ли я, что выйду за Сумского замуж, доживу с ним до золотой свадьбы и отмечу ее в семье, где каждый первый — актер? Ни о чем таком даже не мечтала — просто любила». Анна Ивановна с Вячеславом Игнатьевичем, дочерьми Ольгой и Натальей, внуками Антониной, Аней, Дарьей и Славиком, 2005 год

Это трагедия! Наталка весела только в конце, когда вернулся Петро и все устроилось! Вот тогда и предстань перед зрителями, как говорится, во всеоружии, покажи свое обаяние. А до этого страдать надо, нечему радоваться». Дочка послушала - и Наталка у нее получилась именно такой, я считаю, как Котляревский задумал. А знаменитый дуэт из этого фильма я до сих пор, когда по радио передают, включаю погромче и слушаю с удовольствием.

Сейчас все смотрят турецкий сериал про Роксолану. Моя Оля там одну из героинь озвучила - мать султана. Ей и саму Роксолану сначала предлагали, но там очень большая роль, дочке не позволил график. Говорят, хороший сериал, снят качественно. Но я не смотрю: не могу, поскольку операцию на глазах перенесла. Да и, честно говоря, хорошо помню наш сериал, снятый Небиеридзе, и считаю, что Олина трактовка этого персонажа - правильная. Я ей верю и знаю, как сложно было дочери эту роль играть. Она говорила: «Мама, чего стоит только тот кадр, в котором один сын убивает другого! Если бы сцена затянулась, у меня бы, наверное, инфаркт случился: ну как мать может такое пережить?».

Лялюню не зря до сих пор ассоциируют с Роксоланой: она не просто вошла в этот образ, а вросла в него, пережила всю роль и переболела ею. А с турчанкой даже не знаю, стоит ли сравнивать: у них там ведь и сценарий другой, и султанша другая, все по-своему. Кто прав, не нам решать, пускай историки разбираются...

Моя любимая роль - в пьесе Михаила Стельмаха «Зачарований вітряк». Когда Михаил Афанасьевич только привез в Запорожье свое произведение, режиссер сказал: «Мне кажется, тому, кто в этом спектакле будет занят, очень повезет!». Назавтра прихожу - и в списках читаю, что мне отдали главную женскую роль - Василины! Стельмаху очень нравилось, как я играла, и жене его тоже. Она даже призналась мне: «Вы знаете, Галочка, своей игрой вы вдохновляете Михаила Афанасьевича и, можно сказать, держите на этом свете...». Я, конечно, растрогалась и сказала Стельмаху, что у него замечательная супруга, на что писатель ответил: «Она - ангел, а вы - Муза».

Но кому-то Муза, а кому, может, и обуза: перед московскими гастролями театра кто-то нашептал режиссеру, мол, не надо бы выставлять в главной роли Опанасенко-Сумскую, потому что она полновата. Не знаю я, что они хотели - талию показать голливудскую, что ли, при том, что моя героиня - мать двоих взрослых детей...

В общем, в Москве я в спектакле не участвовала, сидела и плакала в гримерке Менглета, а Василину играла Светочка Бочарова - очень талантливая актриса, но слишком для этой роли юная. Все актеры, в постановке занятые, были против - не Светочки, конечно, а против того, что можно взять и так человека обидеть. В конце концов, о том, что я больше не играю свою роль, узнал и Стельмах. Приехал в Запорожье, посмотрел спектакль без моего участия и, уезжая, бросил одну лишь фразу: «У нас на Вінничині нема більшої ганьби, ніж коли дівка худа!».

«НИКОГДА НЕ СЧИТАЛА, ЧТО РОДНОГО ЯЗЫКА НАДО СТЕСНЯТЬСЯ»

- Очень хорошо ко мне относился и едва ли не всесильный в то время Александр Корнейчук. Я была занята в одной из его пьес, которую ставил Смеян, играла эдакую простую бабу, незатейливую, не особо грамотную Варвару, которая в конце выбегает и кричит, что ее ограбили, обобрали, облапошили... Казалось бы, надень платок, халат какой-нибудь, да и дело с концом. А Сергей Константинович по-своему решил: «Нет, почему? Оденься, как Анна Каренина! Будешь красавицей, а не сельской теткой!». Корнейчуку это понравилось.

После спектакля, когда автор должен был с актерами общаться, муж сказал мне: «Не выпячивайся, встань во второй ряд и стой спокойно». Но Александр Евдокимович все равно меня нашел, подарил цветы и сказал: «Спасибо за то, что не по шаблону сыграли. Я могу устроить вас в Театр Франко, подумайте...». Ну, я-то подумала, только Славочка там уже поработал и ушел. Осталась в Запорожье, о чем нисколько не жалею, потому что с Театром Щорса побывала везде, даже в Сибири.

Бывало, гастроли по три месяца длились, и я брала Олю с собой, даже в садик там оформляла. Так воспитатели потом нам письма писали аж до тех пор, пока она школу не окончила и не уехала учиться! Нас везде хорошо принимали - я думаю, потому, что мы всегда были искренними, такими, как есть. Я даже в Москве говорила только по-украински.

Пришла в Большой театр и спрашиваю у кассира: «Скажіть, будь ласка, чи нема у вас якогось квиточка? Хоч в останній ряд!». Не знаю, как сейчас, а раньше существовало негласное правило: если ты актер, то в любом театре покажи удостоверение - и тебе дадут билет на свободное место. А кассирша: «Что она говорит? Я ее не понимаю!». - «А хіба я до вас китайською звернулася?» - удивилась я. Тут вмешался администратор: «Вы прекрасно понимаете, о чем вас попросили, зачем унижать человека? Это прекрасная украинская актриса, вчера я видел работу их труппы в Театре имени Ермоловой. Знали бы вы, как она плакала в спектакле «Цыганка Аза»! Даже если бы пьеса шла на китайском, все было бы понятно!».

По-украински я говорила и в московском ЦУМе, более того - бегала и выбирала себе обновки в вышитой сорочке и жилетке. «Девушка, вы из народного ансамбля?» - спрашивали меня. «З театру», - говорю. «А из какого?». Начинаю рассказывать, а продавщицы: «Ой, какой у вас язык красивый, говорите, говорите еще!». Никогда не считала, что родного языка нужно стесняться, и дочери мои, слава Богу, того же мнения.

А Слава вообще ни под кого не подстраивался. После гастролей обычно разбор полетов устраивали: обсуждали, что удалось, что нет... Так муж никогда не слушал, даже в Москве. «Зачем, - говорил, - мне это? Все равно ничего уже не отнимешь и не добавишь. Пойду лучше на Москву-реку порыбачу». Когда в «Энеиде» он Энея играл, очень понравился жене Хрущева. Она была на спектакле в Москве с внуками, досидела до конца, потом подошла к нам, поблагодарила и спросила: «Можно мне вашего мужа поцеловать?». - «Можно», - согласилась я. С тех пор Слава с улыбкой и не без гордости рассказывал друзьям, как его целовала сама Хрущева...

Мне не хватает его, и детям тоже. Я бы очень хотела, чтобы он дожил до этой даты, чтоб сидел за столом рядом с нами... Но это, увы, невозможно. Остается лишь благодарить Бога за те годы, которые мы прожили вместе. И единственное, чего я сейчас желаю, - чтобы семья наша всегда была дружной, как при Вячеславе Игнатьевиче...



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось