В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
К нам приехал наш любимый

Михаил ЖВАНЕЦКИЙ: «Хочу, чтобы меня любили безответно, страстно и немедленно!»

Юлия ПЯТЕЦКАЯ. «Бульвар Гордона» 17 Октября, 2013 00:00
В Киеве состоялся вечер великого писателя-одессита
На его выступлениях редко присылают записки. Просто кричат из зала все, что хочется.
Юлия ПЯТЕЦКАЯ
На его выступлениях редко присылают записки. Просто кричат из зала все, что хочется. Особенно женщины. В этот вечер тоже кричали. Особенно одна. Ближе к концу Михал Михалыч не выдержал: «Кто привел эту женщину? Покажите мне ее мужчину. Я хочу с ним поговорить».

В принципе, женщин понять можно, Михал Михалыч давненько не приезжал, и вот наконец приехал, и был невыразимо прекрасен, и удовольствие от его концерта сродни сексуальному.

79-летний писатель, всю жизнь, по его же утверждению, перекрывающий не­достатки внешности умом, по-прежнему пользуется бешеной популярностью у дам разных возрастов. А популярность у женщин - универсальный критерий популярности мужской, как известно, «баба, она сердцем чует». Поэтому молодых и юных на его концертах все больше и больше и садятся они все ближе и ближе. «Я уже в таком возрасте, - вздыхает Михал Михалыч, - когда согласие женщины пугает больше, чем отказ».

У него сейчас, конечно, много про долголетие, он шутит и шутит про возраст, шутит и шутит, годы идут, он не стареет, шутки становятся классикой. Часто мгновенно, после первого прочтения.

Дескать, «старость - это пиджак, заправленный в брюки», дескать, «с определенного возраста самое приятное в сексе - чувство выполненного долга», дескать, «возраст - это когда летит мяч и ты понимаешь, что нужно рвануть, и рванул, но все уже бегут обратно, и ты снова впереди».

Он снова впереди. Точнее, как обычно. Редкая, в общем-то, стабильность. Тем более что никаких лишних движений для удержания своего вечного лидерства Жванецкий не делает. В отличие от многих своих сверстников - странно беспокойных, поразительно активных, до оторопи влиятельных и невероятно гибких.

Он же - просто пишет, как писал. Потому и гибкость не развил - некогда было. «Физкультура продлевает жизнь на пять лет, но эти пять лет нужно провести в спортзале».

На самом деле, его возраст очень ему к лицу. Что совершенно не случайно - как говорил отец Михал Михалыча, в память о котором Жванецкий прочел исполненное трепета эссе, сам расчувствовавшись до слез: «Запомни, Миша! Образованный человек всегда счастлив в старости. Темный - никогда».

Старость - это, конечно, не пиджак и не брюки, не варежки на резинке, не петля, пришитая к воротнику, за которую удобно придерживать, и даже не чувство выполненного долга. Старость - это когда из тебя уходит дерзость. А в свои почти 80 Жванецкий все еще сорванец.

Смеется над своими остротами, смакует отдельные слова, всплескивает в ладоши, притопывает, вскидывает руки над головой после очередного прочитанного шедевра и с видимым удовольствием купается в бесконечной, беспримесной, беспрецедентной человеческой любви, хлещущей потоком на сцену. И чтобы никто не сомневался, насколько ему это все приятно, заявляет: «Хочу, чтобы меня любили безответно, страстно и немедленно!».

Наверное, те, кто следят за его творчеством много лет, в курсе, что Жванецкий слов на ветер не бросает. Как написал - так и есть. А если пока нет, то будет. Хочет, чтобы любили, - любят. Был прав тогда, когда призывал: «ТщательнЕе надо, ребята» и предлагал «помыть руки этому заскорузлому пацану прямо в его же присутствии», и прав сейчас. «Результаты выборов очень просты: раз нам так надо, значит, так нам и надо».

Любой его хит, написанный 20, 30 лет назад, чудесен и свеж, будто только что придуман. Ушел так и не победивший коммунизм, так и не наступил всем обещанный капитализм, закончились очереди, из которых «лучше живая длинная, чем короткая автоматная», сильно подорожали колбаса и квартплата, писателей стало больше, чем читателей, канула в небытие гигантская страна, жившая от одного концерта Жванецкого до другого, выросли дети, полагающие, что Цезарь - это салат, а Холокост - клей для обоев, а «Трудности кино», «Я хотел бы купить танк на средства артиста», «Собрание на ликеро-водочном заводе» и «Как шутят в Одессе» все еще актуальны, как его родной город, где все пути упираются в море. «Оказывается, сомалийские пираты закончили тот же Институт инженеров морского флота, что и я».

Про Одессу он, естественно, продолжает писать, и тем, кто никогда там не был, достаточно одной миниатюры Жванецкого, чтобы сориентироваться на местности. «Вы не подскажете, как пройти к вокзалу?». - «А где вокзал?». - «Да я у вас хотел бы узнать». - «Ну, узнали, так и идите себе...».

«Пожилая одесская женщина у окулиста, прикрыв один глаз: «Вот это «Мэ»? Это «Ку», вот это что. Вы меня не убедили. Я остаюсь при своем мнении. Это «Ку». Вот хвостик, вот ножки... У вас есть другие буквы? Я прекрасно вижу и таблицу, и вас, и все эти ваши штучки. Со мной у вас не пройдет. Вот вы тычете в «Нэ». Это «Нэ». Врач: «Вот «Н», а я показывала на «П». Она: «Так покажите на «Нэ», какие проблемы! Все! Держите там палку, прикройте левый глаз, я иду к вам. Врач: «Сидеть! Вы сдаете на права!». Она: «Вот! А вы говорите, не права! Я всегда права!».

Пока он блистал, я думала, что в Жванецкого хорошо вкладывать записки. С мечтами. Как в Стену Плача. Есть вероятность, что сбудется. «В Иерусалиме в Стену Плача я положил записку с номером телефона. Позвони, все расскажу подробно...».

Иногда кажется, что он был всегда. Как любая из стихий. Что «Гоголя помнил и нас помнить будет», что старше Стены Плача и моложе молодых и резвых, истошно кричащих на его концертах, что нас не станет, а он все так же продолжит выходить на сцены страны, которой давно нет, с тем же портфелем, с каким выходил, когда она была.

«Есть свидетельство о рождении, есть свидетельство о смерти, почему нет свидетельства о жизни?». Ну почему нет? Есть. Михаил Михайлович Жванецкий. Раскрой наобум, начни читать с любого места, и замелькают знакомые лица, зазвучат родные голоса, застрекочет твоя и только твоя единственная жизнь. Собственно, талантливая литература - это когда в текстах, написанных посторонним человеком, ты читаешь про себя, хотя именно про тебя там нет ни слова. «Может, просто нужно это время и те люди?» - спрашивает он, и люди этого времени смеются. Особенно девушки.

О девушках у Михал Михалыча недавно вышла отдельная книга. «Женщины» называется. Читается, как молитва. Хороша перед сном. Что-то из вошедшего в сборник написано давно, что-то недавно, что-то он прочел на концерте.

«Я жду появления в России женщины около 45-ти, стройной, ухоженной, ненакрашенной, ироничной, насмешливой, независимой, с седой девичьей прической. Пусть курит, если ей это помогает. Пусть будет чьей-то женой, если ей это не мешает. Это неважно. Ее профессия, эрудиция второстепенны. Но возраст - не меньше 40-ка. И юмор, царапающая насмешка, непредсказуемость и ум. Все это не редкость. Одно порождает другое. Такая женщина - ценность. Она возбуждает то, что не употребляется в сегодняшней России. Ответный огонь, ум, честь, юмор и даже совесть, неприменимую ко времени, которое не знает, что это такое. Как пунктуальность, твердость слова и прочее, что не имеет значения во время полового созревания целой страны. Та, о которой речь, и услышит, и поймет, и ответит, и научит, и главное - ей есть что вспомнить. Как и вам. Какое чудесное минное поле для совместных прогулок. В России такие были. Отсюда они уехали, а там не появились».

Порой от Жванецкого так невыносимо смешно, что хочется плакать.



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось